Ксения Татьмянина - Связующие нити (СИ)
— А свадьба какая у вас была? Вы где отмечали? Мне теперь все детали интересны, я в хлопотах.
— Мы только расписались в загсе. И посидели в нашем кафе вдвоём.
— Как? А платье? А букет? А гости?
— У нас даже колец нет, — я покрутила в воздухе пустым безымянным пальцем.
Дина была ошеломлена и разочарована. Она не сказала ничего, но это было написано у неё на лице. Нил смотрел виновато. Вероятно, это она была инициатором встречи, но только Дина не знала, что наши отношения не вписываются в рамки обычного брака. Нил же не мог ей рассказать секрет, поведанный Трисом.
— За то необычно. Мы стараемся быть большими оригиналами, да, Трис?
— У нас ещё и денег тогда особо не было на все торжества.
— Точно.
— Не откажите нам, — спросил Нил, — будете свидетелями?
— Конечно! — мы ответили хором.
Посидели мы хорошо и на работу шли вместе, делая небольшой крюк, чтобы проводить Дину до дома. Трис и Нил шли впереди, а мы с Диной позади чуть отставая. Они разговаривали о чем‑то своём, а Дина долго и искренне говорила о своём счастье, и благодарности всем нам, что спасли её жизнь. Она думала, что мы с Тристаном также счастливы, потому делилась со мной откровенно, как бы делилась одна взаимно влюблённая другой взаимно влюблённой. Я узнала, что с ней творилось в первые дни, — она была в состоянии шока и отупления. Эмоционально она уже была истощена, а свалившееся счастье совсем спалило дотла оставшееся. Нил был с ней, но все часы проходили в тумане и в полубессознательном состоянии. Дина даже думал, что она всё‑таки умерла. Первое время она долго не могла привыкнуть к тому, что видит его воплоти, и часто — часто касалась его руки или плеча, чтобы проверить его реальность. Дина шептала мне даже о том, как она выглядывала, познавала и любовалась всеми теми мелочами, о которых не знала прежде — какая у него походка, как он сидит, лежит, держит вилку или ручку, на что он улыбается, а на что смеётся, какова его улыбка, как он хмурится или злится: как он бреется, как расчёсывает волосы, как одевается; как засыпает, как просыпается, как дремлет…
Прощаясь у подъезда, Нил обнял и поцеловал её, — крепко и долго. Мы с Трисом пошли вперёд неспеша, из вежливости не став дожидаться Нила. Догонит. Мне хотелось, чтобы Трис приобнял меня за плечо, как мы частенько прежде ходили, но он шёл рядом, и опять его взгляд был направлен в никуда, и сам он погрузился в свои мысли. Он резко сник, хотя ещё минуту назад они бурно с Нилом вспоминали студенческие годы, и смеялись. Как только Нил нас нагнал, Трис снова словно включился, — вынырнул из раздумий и шутливо стал предлагать дурацкие и экстремальные виды бракосочетаний.
Марта Май не плакала, — она сосредоточенно вглядывалась в черты лица того парня при свете настенного бра в моей каморке.
— Это он. Он…
Моя работы была закончена. На этот раз рисунки были не совсем для меня привычные — рука выбирала только синие пастельные карандаши, и чётким вырисовывалось только то, что касалось его, а окружение и даже близко стоящие другие люди не читались в деталях — только контуры и размытые массы, так же с пейзажем и прочим. Эвелина, словно читая мои мысли, произнесла:
— Да, вот так мне всё и запоминается, — везде одинаковые концертные залы, гостиницы, поезда, автобусы, автомобили, люди — толпа, где все лица сливаются в одну безликую маску восторга и аплодисментов… всё как на карусели, — тебя мчит, а пространство от скорости и повторения смазывает вокруг тебя всё, и не успеваешь даже взглядом ухватить что‑то, не то чтобы остановить.
— А почему синее?
— Не знаю. Может быть потому, что мне холодно в этой жизни?
Эвелина ушла, с уточнением, что сможет прийти только через ночь. Я показала рисунки всем, а Вельтону, который вернулся после маленького отпуска, в который уходил из‑за нездоровья жены, Зарина с неугасаемым жаром пересказывала историю новой посетительницы. Вельтон сказал, что у него хорошее предчувствие по поводу этого дела.
Конечно, до этого мы все справились у него о том, здорова ли теперь его супруга, и он ответил, что это было отравление, но теперь всё хорошо. По голосу — не врал, но я позже, уже ближе к концу рабочего дня подошла к его крейсерскому столу и села на один из рядом стоящих стульев.
Давно уже Архивариус не травил никаких историй, и, возможно, это неспроста, а из‑за жены, у которой не отравление, а что‑то серьёзнее и что началось не три дня назад. Три дня назад её увезли на скорой, и Вельтон звонил Трису из больницы на работу, что не придёт в ближайшие дни.
— Всё хорошо?
— Да, — он деловито перелистнул бумажку в каком‑то взятом из шкафа деле, и посмотрел на меня исподлобья, — а что?
— Я беспокоюсь. Если мы как‑то можем помочь, ты же знаешь, что мы всё сделаем… ты не забывай, что на нас ты можешь всегда положиться.
— Послушай, — он опёрся на локти, — я со всем справлюсь, не переживай. А настроения у меня нет потому что много нервничал. Эта моя дурёха, оказывается, ещё с месяц назад купила какие‑то таблетки для похудания, и пила по секрету, потому что ей взбрело в голову, что она слишком располнела, но признаться в этом мне не признавалась. У неё со здоровьем всё хуже и хуже, я себе места не находил, перетрусил, а она, — убил бы на месте, — будто и не замечает ничего, даже обмороки стали случаться, а она всё равно эту гадость принимала. Вы, бабы, дуры! — Вельтон сказал это негромко, но с выражением, и показал мне кулак, сердясь, видимо, на весь наш род, — взять бы, да выколотить эту дурь по — хорошему… надумываете вечно там, где нет ничего, накручиваете на пустом месте… а я что, хоть раз ей говорил, что она толстая?
Тихое возмущение Вельтона меня тронуло до глубины души, но и заставило улыбнуться.
— Я ей говорю, что люблю её, и буду любить в любом весе, в любом возрасте, какой угодно. А она лежит под капельницей и плачет. Сама признаёт, что дура, а только вот теперь печень лечить и пищеварительную систему восстанавливать… все нервы извёл, хорошо, что хоть вовремя дознался про эти таблетки…
Вельтон замолчал, выдохнул облегчённо, а потом вдруг, глядя на меня, рявкнул:
— А чего ты тут выпытываешь? Иди за свой стол и не приставай с разговорами!
Это он, видимо, от смущения, что так вдруг всё и выложил, хотя я о подробностях не расспрашивала.
Пусть Вельтон и говорил мне когда‑то, что у него жена типичная и большой любви не было, но ведь на самом деле — вот его любовь. Самая настоящая.
Эвелина не появилась через ночь. Мы заволновались, но Зарина высказала надежду, что это не она передумал, а какие‑то обстоятельства вынудили её не прийти. Нужно только ждать.
