Ксения Татьмянина - Связующие нити (СИ)
— Храбрости вам не занимать, — Зарина легко открыла дверь, снимавшую свою блокаду к двенадцати ночи, — и вы были уверены, что кто‑то придёт?
— Да, я видела, что в здание заходят люди, и в окнах наверху, если приглядеться, немного заметен свет.
— А, это вы дежурили в переулке в дождливую погоду?
— Да, я. Давайте на "ты", хорошо?
В освещённой комнате все увидели, что это была непросто Эвелина, а Марта Май — исполнительница известных авторских песен, клипы её часто показывали по телевидению, композиции звучали на радио, да и один актёрский опыт съёмок в историческом фильме принёс ей дополнительную известность не так давно. Девушка спокойно улыбнулась, заметив, как мы все трое застыли в удивлении.
— Марта Май это псевдоним.
Зарина, впав в шок больше нашего, вышла из него с внезапным визгом восторга и всплеском рук:
— Господи, не может быть! Сама Марта… я все ваши песни… я ваша поклонница! С ума сойти!
Тристан кашлянул и внушительно произнёс:
— Зарина. Пока Вельтона нет, я буду следить за порядком. Эвелина же к нам не просто так пришла.
— Да… да… — Настройщик взяла себя в руки, но всё её лицо продолжало светиться, а руки дрожать от всплеска эмоций.
Я была спокойнее, но и меня заразило волнительное ощущение того, что я вижу живьём человека, чьи песни тоже слышала, и чьё лицо видела в кино на большом экране. Будто к нам кто‑то пришёл из другого мира.
— Вы кого‑то потеряли?
Девушка, вскинув голову, пронзила нас таким взглядом, что вся оторопь от её знаменитости прошла.
— Да!
Зарина посадила её на диван, трепетно присела на краешек рядом и сказала:
— Расскажите нам всё…
— Прошу, на "ты"… в мире так мало людей, которые говорят мне "ты" и называют настоящим именем, что я уже будто и не живу.
— Хорошо, хорошо, Эвелина. Нам ты можешь рассказать всё.
Будучи на гастролях прошлой весной, она давала концерт в небольшом городе, и после, как всегда после выступления, в течение получаса раздавала толпе фанатов автографы. Не было ничего особенного, но один парень, протянув тетрадь, на вопрос "Кому подписать?", ответил, что не нужно подписывать. Это стихи, и он дарит их ей. Подарков у Марты Май было всегда много, — цветы, игрушки, украшения. Она дежурно улыбнулась и передала тетрадь охраннику, чтобы освободить руки и продолжать расписываться дальше.
Каким‑то образом этот же парень оказался и около её гостиницы спустя два часа, когда она собиралась садиться в машину, чтобы ехать на вокзал. Охрана метра за три предупредила его подход, и Марта, забыв его лицо напрочь, спросила "Автограф дать?", но он напомнил про стихи и попросил о встрече. Охранники посмеялись, Марта тоже. Наивный мальчик был явно моложе её лет на десять. Чтобы не огорчать поклонника отказом без предлога, она ответила в шутку:
— С удовольствием бы, но у меня поезд через полчаса.
— Можно я тебя провожу?
— Не стоит, — и села в машину.
Фанатиков она побаивалась, но этот отчего‑то не внушал ей страха. Он не похож был ни на одного из тех преследователей, которые неизбежно появлялись за всю её долгую карьеру и популярность.
Все цветы Марта оставила персоналу гостиницы, а подарки перебрала в поезде, — что действительно оставить в подарок племяннице, а что отдать в приюты и детские дома. Игрушек всегда было очень много. Тетрадь со стихами ей никто ещё не дарил, и она колебалась между желанием это выбросить, и желанием уделить подарку хоть минуту внимания, ведь она тоже писала стихи, и они же ложились на сочинённую ею музыку. Было кощунственно по отношению к самой поэзии, сразу отбросить стихи. Ожидая от молодого мальчика банальных виршей с притянутыми или массово — глагольными рифмами, она удивилась, едва прочитав первое стихотворение. Оно было хорошим, со смыслом, и сразу с каким‑то песенным сложением.
За дорогу она прочитала всю толстую тетрадь. Не было ни одного, которое бы ей не понравилось. Это был настоящий поэт. И разные стихи поразили её по — разному. Одни — своим далеко не наивным содержанием, жизненной солью, которую можно было вычленять двумя отдельными строчками и превращать в зарифмованные афоризмы. Но целое стихотворение придавало этой соли более полных вкусов, и так подводило к этому смыслу, что когда читались главные строки, то кололи они прямо в сердце. Другие стихи поразили её своим посвящением ей. Порой она читала такое, что ужасалась, — он либо подглядывал в её сны, либо подслушивал мысли, либо был богом и просто знал о ней самое сокровенное.
— Ночь в поезде, а я не спала, — продолжала Эвелина, — всё, что меня наполняло тогда, это острое сожаление, что наши пути с этим молодым человеком разошлись, едва пересекшись. Но у меня осталось… осталось то, что возвращает и возвращает меня к этому дню… а я ведь толком и лица его не помню, он не примечательный ничем.
— Связующая нить.
— Я пыталась его искать. Несколько стихов сделала песнями. На концертах и в интервью говорила, что прошу откликнуться этого неизвестного автора…
— Да! — Зарина подскочила, — я же читала об этом! Ах, извини. Многие подозревали, что это газетная утка ради романтического ореола для репертуара… какой ужас…
— Больше года прошло. Никто не отозвался. Я отчаялась, я найти его не могу… Помогите мне!
— Всем, чем сможем! А как ты оказалась здесь?
— Это мой родной город, здесь отец с матерью живут. Я пока не даю концертов, до августа в отпуске. Ходила — бродила по улицам, и вдруг вывеску вашу увидела. Сердце сразу стукнуло — вот оно. Но зайти всё же долго не решалась. Всё уж как‑то… нереально.
— Всё реально.
— А вдруг он умер? — со страхом вдруг произнесла девушка, — меня ещё и это пугает. Что же с ним может быть, если он не откликается?
— Да разное.
— Он не мог пропустить. Он следит за событиями моей жизни. Мне страшно узнать правду, но желание найти его во что бы то ни стало, сильнее любого страха. Живого или мёртвого. С этой струной в сердце я больше не могу.
Мне тоже сделалось тревожно.
И Пуля, и Нил, тихонько появившись, стояли незаметно в стороне, не мешая Настройщику работать.
— Нам нужно, чтобы ты пришла завтра, Эвелина. Мы сделаем всё, что сможем сделать, но ничего обещать не будем. Ты должна понять. Если он жив, и связующая нить существует и у него, всё будет хорошо. Завтра ты поработаешь с Реставратором, а потом с Летописцем.
Я и Пуля по очереди подняли руки как бы представляясь.
— Сможешь?
— Во сколько быть?
— Мы работаем с полуночи до шести.
