Иней Олненн - Цепные псы одинаковы
Добрались туда, меж деревьев лишь бугорок сухой земли нашли, весь мхом покрытый, на него одной половиной да на ольшину поваленную — другой — носилки пристроили, а сами к деревам прислонились — да разве это отдых?.. Но никто не жаловался, жаловаться — только остатки сил тратить. Дождь поутих. Травник мертвецом лежал, Эйрика то озноб бил, то жаром окатывало. Оярлик даже говорить не мог — зубы стискивал, чтобы боль превозмочь. Ингерд вздохнул и поглядел на Брандива. Тот подумал, полез в мешок Травника, который на своих плечах таскал, порылся в нем и вытащил маленькую жестяную баночку.
— Эй, ребята, сейчас я ее открою, — говорит, — и каждому дам понюхать. Запах не очень, поэтому вдохните только один раз. Поняли? Один! Давай, Оярлик.
Он поднес баночку к веснушчатому носу Лиса и снял крышку. Лис вдохнул.
— А это обязательно? — насторожился Эйрик. — Ведь можно…
— А-а-а!!!
Оярлик так дернул голову назад, что о дерево ударился.
— А-а-а!! — от неожиданности заорал Эйрик и отскочил.
Оярлик схватился за лицо, словно его разом ужалил рой пчел, а потом вдруг успокоился, руки опустил. Эйрик рискнул приблизиться — перед ним прежний Лис, но с просветлевшим взором и с улыбкой, какой на его лице он не видел уже много дней.
— Что это за снадобье такое чудодейственное? — спрашивает Оярлик. — Эх, будто на заре в стане своем проснулся да не один!..
И смеется.
— Что, так хорошо? — подозрительность Эйрика не умерилась. — С чего бы?
— Да ты сам понюхай! — говорит Оярлик, удивляясь, что нога не болит.
— Еще чего! — баночка сия из котомки ведуна извлечена была, и к Эйрику опасливое недоверие сразу вернулось.
— Давай я, — Ингерд взял склянку, крышку откупорил и сделал вдох.
Мгновение ничего не происходило, а потом из глаз его хлынули слезы, дыхание перехватило, будто в живот ударили. Когда смог заговорить, сказал:
— Ну и продирает! Точно костер в голове развели! Ох ты, ну и лекарство…
И он, встряхнув мокрыми волосами, поглядел на Эйрика. Эйрик понял, что ему не увернуться. Он переступил с ноги на ногу по щиколотку в воде.
— Ладно, — угрюмо буркнул он. — Только как бы вам не пришлось тащить на себе еще одно тело. В болоте не хороните.
Ингерд сунул склянку ему под нос. Эйрик с шумом втянул в себя воздух. Все уставились на него.
Ничего не случилось.
Эйрик открыл глаза, в них были недоумение и растерянность.
— И что? — спрашивает у него Оярлик.
— Ничего, — развел руками Барс.
— Как ничего? Совсем ничего?
— Совсем, — Эйрик выглядел несчастным, его все так же колотило в лихорадке. — Может, еще раз попробовать?
— Нельзя, — ответил Аарел Брандив, бережно пряча баночку в мешок. — Второй раз губительно.
— Значит, сам виноват! — напустился на Редмира Оярлик. — Дышал неправильно!
— Как умею! — огрызнулся тот.
Аарел Брандив поднялся.
— После доспорите, — говорит. — Сейчас идти надо. До темна не успеем ночлег найти — в воде, как цапли, спать будем.
Они с Ингердом подняли носилки, Оярлик взял все мечи и мешок Эйрика. Выглядел Лис весьма бодро.
— Эй, Орел, — говорит он, — а Травнику если дать понюхать, он не очнется? Нет?
— Нет, — ответил Брандив, беря поудобнее шест. — Ну, двинулись.
— Что, прямо столько сил прибавилось? — язвительно спрашивает Эйрик Лиса.
— Прибавилось, — отвечает Лис.
— Может, и меня заодно понесешь?
— Если хочешь — понесу, — серьезно ответил Оярлик.
— Да пошутил я, — буркнул Эйрик. — Сам дойду.
Теперь Оярлик шел последним и следил, чтобы Барс не оступился. К вечеру небо очистилось, над болотом заполыхал закат, и трава и кусты, и вода сразу стали рыжими, и тучами радостно закружила мошкара. Летний день долгий, но он все же закончился, а подходящего места для ночевки так и не сыскалось. Да и отмерили немного: таща носилки с раненым далеко не уйдешь, Эйрик совсем сдал, он взялся бредить, и Оярлик, считай, нес его на себе. Темнело. Сухой земли не было.
— Делать нечего, — говорит, отдуваясь, Орел. — Остановимся прямо здесь.
Ингерд поглядел под ноги: бочажки да кочки, жухлой травой заросшие. На кочку наступишь — вода сочится, но выбирать не приходится. Поставили носилки, потоптались, выбирая бугорок не такой сырой, и расселись кто где.
— С места своего не сходить, — велел Аарел Брандив, — взбредет в голову посреди ночи погулять — не вернетесь.
— Какое там гулять, — Оярлик махнул рукой, он чувствовал, как в ногу тихонько, лазутчиком, снова пробирается боль.
Эйрик сидел, уронив голову ему на плечо, и что-то бормотал. Лицо его горело, а по телу время от времени прокатывала дрожь.
— Больше он идти не сможет, — тихо сказал Ингерд. — Нам надо нести его.
— Я понесу его, — вскинул рыжую голову Оярлик. — Если…
— Нет, Лис, — покачал головой Брандив. — Я предупреждал: во второй раз снадобье обернется ядом. Мы с Ингердом справимся, лишь бы носилки выдержали.
И он посмотрел на далекий лес, даже не лес, а так, деревья из осоки торчащие, и вздохнул. До них еще идти и идти.
— Надо постараться отдохнуть, — Ингерд наделил Орла и Лиса куском хлеба — другой еды не было — и остатками воды из фляги. Эйрик даже не понял, что его накормить хотели, и глаз не открыл.
К ночи наполз туман, мошки попрятались. Болото затихло. Ингерд задремал, прислушиваясь к ране в плече: если она болеть начинала, значит, где-то рядом бродит Рунар, а если кровь потекла, значит, Вепрь по следу идет. Но плечо не болело, и он успокоился. А потом стал замерзать. После дождя да многочасового кувыркания в болотной воде они все были мокрые, а разжечь костер, чтобы обсушиться, было не из чего.
Сон не шел, да и какой сон в такой-то мокрети, а когда он кое-как задремал, Эйрик — бедовая голова — как заорет посреди темноты:
— Подействовало! Подействовало! Снадобье-то!..
Все повскакали, Оярлик от неожиданности с кочки в грязь свалился, ругаться взялся словами страшными.
— Ты чего орешь… ты… горланишь чего, шерстолапый?! Чего ты скачешь, ты ж только что мертвый лежал!
— Да снадобье из склянки помогло! — не унимается Эйрик. — Подайте сюда Горы — Горы сворочу, подайте Море — мне Море по колено!..
И вдруг замолк.
— Надо же, как долго оно тебя разбирало, — подивился Орел и тоже замолк.
— Только разобрало не вовремя, — буркнул, выбираясь из грязи, Оярлик и притих.
Ингерд медленно обернулся.
В нескольких шагах позади, в лунном свете еле видные, стоят трое — как три скалы огромные, вида богатырского; стоят, не шелохнутся, на них смотрят, будто решают — убить пришлецов иль так бросить. Ингерд поднялся во весь рост, он Медведей узнал, они и взаправду могли их убить, хоть и оружия у них с собой не было. Вместо мечей они в руках шесты держали, шест — что оглобля, и не сомневался Ингерд, что весьма ловко они с ними при надобности управляться могут. И одеты Скронгиры были не по боевому: штаны да рубахи кожаные, что не промокают долго — Ингерд в таких в Море ходил, удобно; головы непокрыты, на ногах водоступы. Словом, самая что ни на есть мирная одежда, но под этой мирной одеждой тела скрывались столь могучие, что никакого оружия им не требовалось — голыми руками заломают. Потому и не пикнул никто, даже Эйрик, которому пять минут назад Море было по колено.
