Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст
Я поморщился:
— Неделю? Долго… За это время все может начаться и закончиться. Я ведь Ричард Стремительный… или даже Молниеносный. Ричард Стремительный Строитель! Звучит?.. Ну, не в том смысле, что после моих строек туда будто молния била долго и усердно, а… в общем, сэр Томлинсон, если через семь дней вы с отрядом не будете здесь, то… весьма упустите свой счастливый момент.
Он переспросил:
— Здесь… это где, за столом?
— Это сперва нужно заслужить, — сказал я наставительно. — Достаточно будет подъехать, чтобы быть увиденным из замка. Где я на вершине смотровой башни буду томиться мукой сладкой, наедине и сам с собою изнемогать в любовном пыле.
Он тихонько распрямился, зыркнул по сторонам, никто ли не слышал, но, думаю, все настолько заняты собой и своими интересами, что только Франка если что и услышала, то по женской занятости собой вряд ли что поняла.
Я не стал смотреть в удаляющуюся спину барона, чтоб не привлекать к нему внимание, с любезнейшей улыбкой повернулся к Франке:
— Прости, дорогая, что не уделяю тебе внимание… но страшусь, что мой пыл и моя любовная страсть слишком уж видны и станут предметом насмешек…
— Сэр Ричард!
— …или хотя бы шуточек, — уточнил я. — А для мужчины это хуже, чем молотом по голове, хотя по голове бывает больно.
Она прошептала с горячим сочувствием:
— Сэр Ричард, держитесь!.. Любовь облагораживает, а боль возвышает.
— Да, — согласился я. — Меня так возвысила, что уже и земли не видно… Правда, небо тоже с овчину.
— Ах, — сказала она, — если бы я могла вам чем-то помочь!
— Можете, — сказал я.
Она округлила глаза.
— Как?
— Плюньте мне в суп, — предложил я.
Она отшатнулась:
— Как можно?
— Ну вот, — сказал я горько, — ничем не хотите пожертвовать. А я так на вас надеялся!
Она сказала с достоинством:
— Сэр Ричард, только не это! Приличная женщина не может себе позволить такие выходки. За это она точно попадет в ад, а вы такое позволите?
— Нет, — сказал я твердо, — хотя…
Она спросила сердито:
— Что?
— У меня был бы повод, — сказал я, — спуститься в ад и освободить вас оттель!
— Сэр Ричард, — запротестовала она, — даже и не думайте!
— Ну как хотите, — ответил я. — В ад я все равно собираюсь как-нибудь по дороге. Оттуда уже дюжину моих друзей надо вызволить. Заодно и вас бы…
Она сказала еще сердитее:
— Не хочу о таком и думать! Я и так, как на горячей сковородке, между вами и сэром Мидлем. Ужасное чувство… Как будто постоянно нарушаю супружескую верность! Когда под вами — терзаюсь виной перед Мидлем, когда под ним — все время помню, как вы страдаете и горите огнем любви…
— Хорошие женщины верны мужу, — напомнил я, — плохие — любовнику, а умные — обоим. У вас еще проще, мы оба — мужья. Теперь вам только любовника завести… Хотя в нынешнем вашем положении нужно двух?
Она прошипела рассерженно:
— Типун вам на язык. И побольше, побольше!
И гордо отвернулась к Мидлю, который расцвел и сразу же начал советоваться с нею, каких собак лучше приобрести для охоты. Леди Франка кисло улыбалась и делала вид, что в восторге от такой увлекательной темы.
Я уже собрался было встать и покинуть пир, на столе возле меня на ярд пусто во все стороны, но сбоку тихо приблизился сурового вида лорд, покосился на пустое кресло рядом с моим, затем взглянул на меня очень внимательно.
— Что-то барона Крейста долго не видно…
— А он и не вернется, — сообщил я. — Если, конечно, сэр Томлинсон успел с ним перемолвиться.
Он сразу стал серьезным, понизил голос.
— Что-то случилось?
— Да.
— Ваше высочество?
— Он решил принять участие в одной увлекательной авантюре, — сообщил я любезно. — И потому поспешил. Потому что в нашей жизни кто не поспешил — тот опоздал. И крупно.
Он переменился в лице.
— Ваше высочество… если это связано с вами, то и я, и я!.. Тоже хочу! Граф Ланкашнер к вашим услугам. Уильям Ланкашнер, но можно и Вильям. Ну как можно спать на этих проклятых перинах, если выпадает счастье ночевать под проливным дождем на размокшей земле у погасшего костра, слушая завывание волчьей стаи? Да еще зная, что утром кровавый бой, когда враги ринутся с копьями наперевес, горя жаждой вонзить длинные острия в живот и выпотрошить кишки?..
— Ну, — протянул я, — если у вас сердца для чести живы, то я приму души прекрасные порывы… Но вы должны явиться с отрядом сюда не позже чем через неделю.
Он шепнул жарко:
— Все выполню! А что нам предстоит?
Я ответил сурово:
— Я всегда за честь и достоинство. Как дамский угодник, который ставит женщин превыше всего… но чуть пониже Господа, я всегда!.. Ибо!..
Он вздрогнул, едва удержался, чтобы не вытянуться в струнку.
— Ваше высочество!.. Располагайте мною. Я готов отправиться за своими людьми немедленно!
— А также пошлите гонцов, — посоветовал я. — Время не ждет, сэр Ланкашнер!..
Он исчез, словно его и не было, Франка повернулась в мою сторону, на лице печаль, а в глазах страх.
— Сэр Ричард… что вы затеваете?
Я буркнул:
— А что я могу еще? Самоубийство — грех, так что развяжу кровопролитную войну, а в ней красиво погибну с выпущенными кишками и с вашим именем на устах!
Она испуганно вскрикнула:
— Не смейте!
— А что мне еще остается? — ответил я горько.
— Сэр Ричард! Я вас умоляю, не берите греха на душу!.. Я все сделаю для вас!
— А что еще? — спросил я заинтересованно.
Глава 5
Она прикусила губу, спохватившись, а я поднялся, весь мрачный, как грозовая туча, с зияющей раной на груди, скорбный и красивый, тряхнул головой и повел плечами, но не в танце, а так, показывая, в каком я горе, и вышел из-за стола, слишком уж томим мукой сладкой и прям сгораю, вынужден вот покинуть застолье, крайне потребно выйти на свежий воздух, все поймут, сами уже несколько раз туда бегали, только воздух, застрявший в складках одежды, какой-то по возвращении совсем не свежий.
Женщины проводили меня заинтересованными взглядами, а я только покосился на их румяные лица с блестящими глазенками, только бы здесь не было левирата, а то их тоже придется брать в жены, потом опомнился и сказал себе трезво: не сходи с ума, политик! Это даже не родня Франки, так что ни у кого и мысли такой не возникнет, не трусь, не отвлекайся от завоеваний, побед, достижений, победной поступи, когда достигнешь такой вершины, что все женщины мира будут твои… только тогда будут, наверное, уже без надобности.
Слуги распахнули передо мной наружную дверь, в темном небе жуткие и мрачные в недосягаемом величии россыпи звезд. Вдали острыми зубцами вырисовывается абсолютно черный и потому плоский лес. Просторный двор залит бесстрастно мертвенным светом половинки луны, вдали провыл одинокий волк, в ответ тут же вразнобой забрехали собаки.
