Роберт Холдсток - Поверженные правители
Он подбирал бронзовые диски и длинные кусочки серебра. Набрал целую охапку, добавил несколько прозрачных пластинок, на которых виднелась резьба, и все продолжал собирать обломки, пока хватало рук. Потом по травяной нити вышел из сумрака навстречу умирающему дню и Колку.
— Целая груда, — слабо улыбнулся Колку.
Кимон уронил добычу на землю.
— Целая груда чепухи. Талиенц знал, что мы должны найти. Зря он нам сразу не сказал.
— Может, он сам не знал, — спокойно возразил Колку.
Кимон перебирал находки. Он выбрал маленький диск, не больше его ладони, прищурился, разбирая вьющиеся по обеим сторонам рисунки.
— Для меня это ничего не значит.
— А должно?
Кимон с досады запустил диском над травой и спящими изваяниями. Запущенный движением кисти диск взвился над площадкой и ударился о каменную стену у самого выхода.
— Может получиться хорошее оружие, — заметил мальчик.
Колку усмехнулся:
— Думаю, он не для того предназначен. Но если нам с тобой опять придется схватиться один на один, я позабочусь, чтобы у меня в поясе лежали четыре-пять таких штуковин.
Он встал и, раздвигая траву, подобрал помятый бронзовый диск. И кое-что заметил.
— Мы забыли прикрыть поросенка, — крикнул он. — Тут полно мух. Как ты думаешь, его еще можно есть?
— Поросенок большой, возьмем части, куда мухи не добрались, — отозвался Кимон, все еще перебиравший непонятные изделия.
И поднял голову, заметив, что Колку умолк. Старший мальчик стоял над мертвым животным, уставившись себе под ноги.
— Что это? — громко спросил он.
Встревоженный Кимон сердито разбросал находки и бросился к распростертой туше.
С выпотрошенным брюхом, с порезанным на полосы задом, кабанчик являл собой печальное зрелище: трупное окоченение вместе с жарой лишали его последнего достоинства. Колку отбросил его вплотную к скале, так что голова опиралась на камень.
И теперь на них с клыкастой головы смотрело детское лицо с белыми метками шрамов. Ребенок!
— Урскумуг, — выдохнул Кимон. Его затрясло. Бледные черты человеческого лица словно насмехались над ним. — Урскумуг.
Колку только таращил глаза, понимая одно: на Кимона накатило прозрение. Мальчику было страшно.
— Мы в опасности, — сказал Кимон. — Нам надо убираться отсюда и попытать счастья в лесу. Скоро стемнеет. Здесь нам не укрыться.
Его товарищ все молчал. И в это молчание проникли пение дикарки и лай ее стаи химер. Пока еще очень далекие.
— Сомневаюсь, — наконец огрызнулся Колку, однако вместе с Кимоном побежал туда, где валялись разбросанные находки.
Они сгребли, сколько могли унести, прижимая к себе одной рукой, и бросились назад к щели.
Поздно. Вой и завывающая песня стали намного ближе.
— Теперь нам не помешала бы помощь божества, — заметил Колку.
— Не божества! — Глаза Кимона вдруг вспыхнули. — Надо соорудить святилище Урскумуга.
— Опять Урскумуг. Ты твердишь это имя, как горячечный.
— Нам нужно его святилище. Если повезет… — Он настороженно прислушался: до них долетели вой и рычание проникших в расщелину зверей.
— От тебя разит безумием, — прошептал Колку.
— У тебя хороший нюх. Это и впрямь безумие. А что нам терять? Дай мне клыки. Кабаньи клыки. И щетину тоже.
Колку неохотно отцепил их от пояса. Кимон сгреб добычу и бросился к медовому дитя, упал на колени, нащупал один из рисунков на основании.
— Нет, не здесь, — остановил он себя. — Это камень Укротительницы.
Словно отозвавшись на имя своей хозяйки, котопсы Укротительницы хлынули из щели в камне. Они выли, ощерив клыки; большие глаза кровожадно светились. В тот же миг брошенный на площадку факел поджег яростно вспыхнувшую траву.
Колку с Кимоном дали отпор, как на поле боя: свирепо и не раздумывая. Они бросились на врага, на бегу обнажая мечи. Колку, словно на крыльях, взвился над спинами двух тварей, в кувырке нанес удар вспыхнувшим в лунных и огненных отблесках мечом. И тотчас же отпрыгнул назад, перевернулся в воздухе, снова взмахнул беспощадным клинком.
Кимон не хуже его владел приемом пяти прыжков. Земля, как растянутое одеяло, подбросила его в воздух. Кровь дважды забрызгала его прежде, чем он упал на корточки после пятого прыжка, уже готовый встретить стаю.
И оказался в кругу бешеных хищников. Над площадкой поднимался жуткий смрад.
Четыре твари напали разом, и в воздух взлетели две не то собачьи, не то кошачьи головы. Тут же невесть откуда появился Колку, и на Кимона навалились два вздрагивающих зловонных трупа. Ветер раздувал пожар. Мальчишки стояли спина к спине, тяжело дыша, изготовившись к следующей схватке.
Враг медлил. Кимон, озираясь, взглянул вверх. Там, загораживая ночное небо, на краю каменной стены возвышалась зловещая фигура самой Хозяйки Диких Тварей. Опустив глаза, бесстрастная, с твердым взглядом, Укротительница, серебристой тенью сидевшая на своем звере, простерла руки, расставила пальцы. Странный, умиротворяющий мотив затих. Она не сводила глаз с Кимона.
Затем она пропела короткий приказ.
Ее гончие растянулись широким кругом. Иные по тлеющей траве проскользнули туда, где еще догорал факел.
Луна пробилась сквозь облако, и вся арена заблестела шерстью и огоньками бдительных настороженных глаз.
Кимон не упустил случая. Метнувшись вперед, он подхватил с земли факел. Смахнул пламя с рукояти и понесся к первой пещере, позвав за собой Колку. Тому не пришлось повторять дважды.
Они прорвались ко входу, хотя стая чуть не хватала их за пятки, и, едва оказавшись в темноте, приготовились к нападению. Но огоньки глаз замерли снаружи. Здесь все еще были владения Мастера.
Они оказались в зале рисунков. Изображения как будто извивались в бегающих тенях тусклого огня.
— Спасибо тебе за тот прыжок, — сказал Колку. — Я на один прыжок у тебя в долгу.
— Я потребую возврата, не сомневайся, — отозвался младший, задыхаясь, но уже с улыбкой.
Колку оглянулся через плечо в глубину пещеры.
— Дальше я не пойду. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на вечные блуждания. Как Тайрон.
— Согласен. — Кимон уже рассматривал стены. Еще в первый раз он заметил, что каждая ниша в камне посвящена определенному животному. И был уверен, что видел среди них нарисованного вепря.
— Поторапливайся, — сказал Колку. — Что бы ты ни задумал, делай быстро. Наш друг факел выплевывает последние капли.
Кимон держал факел совершенно неподвижно. Сделан он был грубо и давал мало огня, едва разгонял тьму. Мальчик осторожно поворачивался кругом, обводя взглядом картины. Быки, кони, коты, собаки… Последними оказались кабаны, целых три зверя, казалось готовые выпрыгнуть со стены.
