Александр Меньшиков - В краю молчаливого эха
— Да-да, именно там.
Лучезар порывался ещё что-то сказать, но никак не решался. Священник вытер испарину со лба и снова сел за стол.
— Спрятался я… в кустах… сижу и даже не шевелюсь, — глаза Лучезара заблестели нездоровым блеском. — Час проходит… второй… Ночь лунная, светлая… Смотрю, из самого тёмного уголка выходит тень… И шасть в сторону слободки. Потом вторая появилась.
Стал я красться, чтобы узнать, куда она направляется. Брёл, брёл, брёл… пока не очутился у ближайшего дома… А там перецепился через что-то… свалился, чуть нос не разбил. Но увидел, как призрак заскочил в дом.
— Чей дом? — наклонился Прутик.
— Ничей… пустой… У нас тут в округе полно пустых изб.
— То есть? Я вас перестал понимать?
— Я и сам порой себя не понимаю…
Разговор явно пришёл к какому-то тупику. Семён взял чашку, подул на чай и сделал глоток.
— Скажите, у вас есть какие-то предположения? — Прутик осторожно подтолкнул священника к дальнейшим откровениям.
— Дело сие тёмное… запутанное… Я рассказал всё, что знал.
Последнюю фразу Лучезар сказал слишком быстро. Стало ясно, что он кривит душой.
— То есть, — настойчиво продолжил выпытывать Семён, после очередного глотка чая, — вы не можете описать природу этих призраков?
— Не могу… вы правы… Одно дело искры и эфирные тела умерших… Но коли призраки вылетают из живых людей…
— Что? Откуда вылетают?
— Не знаю даже как вам объяснить… Тот предмет, через который я перецепился и упал — оказался телом Кондрата Сытника…
— Телом? Он был убит?
— Нет, напротив — жив. Только спал беспробудным пьяным сном. А на следующий день он заявился в церковь… Рассказывал, какие удивительные сны видел. А в них — меня, прячущегося в кустах у старого замка.
Прутик открыл рот, так и не сделав очередного глотка.
— Да-да, примерно так выглядел и я, — улыбнулся Лучезар.
— А что ещё это человек говорил?
— Понимаете, Семён, наш разум устроен так, что мы не в состоянии понять всего неизведанного. Потому пытаемся подогнать его под рамки известного. Рассказ Кондрата напоминал бессвязный сон… Он и сам чётко не мог всё объяснить. Как? Что? Где?
Прутик откашлялся и его взгляд упёрся в джунские камешки. Лучезар спохватился, и как-то нездорово засуетился.
— Это… это… куриный бог! — сообщил он Семёну. — Местные принесли, я и изучаю…
— Удалось прочитать?
— Да что вы! Куда мне… Хотя в своё время, я много чем интересовался.
— В своё время? — не понял Прутик. — Это когда?
Лучезар рассмеялся:
— Знамо когда — в молодости.
— Вы и некромантией интересовались? В молодости?
Священник тут же затих. Он снова поглядел на парня с каким-то удивлением.
— Гм! Мой столичный друг… уже давно прошло время языческой Кании… Хадагана… да и вообще всего Сарнаута. Сейчас в мире главенствует Церковь Света.
— Это верно, — согласился Прутик. — Однако, если я правильно вас понял… пытаюсь понять, то отголоски прошлого всё ещё имеют в этом мире силу.
— Да-да… возможно, — рассеяно проговорил Лучезар.
— Вы не очень похожи на священника… на классического священника…
— А на кого я похож?
Прутик пожал плечами. Лучезар задумался, его взгляд стал бессмысленным, пустым.
Разговор, судя по всему, сошёл на нет. Прутик отставил в сторону чашку и встал.
— Я, наверное, пойду, — словно спрашивая разрешения, проговорил он.
— Да-да, — кивнул Лучезар. Казалось, он был чем-то расстроен. — Вы заходите… не стесняйтесь. Мне было приятно с вами поговорить. Даже не смотря на столь юный возраст, вы очень… умны… и начитаны…
Это не было ни похвалой, ни напротив — ироничным замечанием. Лучезар будто углубился в себя, в свои мысли. В его глазах промелькнуло непонятное смятение, а брови сложились «домиком».
Прутик чуть обождал, но поняв, что Лучезар сейчас больше ничего не скажет, встал и вышел вон.
На улице вовсю припекало. За небольшой церковной оградкой виднелись какие-то цветы. Их до одурения сильный запах сводил с ума… В ослепляющей синеве неба не было ни одного облачка. Лишь единоличное солнце, которое весело щекотало раскинувшийся под ним мирок.
«Сумбурный вышел разговор, — думалось Прутику. Он стал в тени ближайшей яблони. Тут же невесть откуда налетели мухи. И лениво отгоняя их рукой, Семён вновь прошёлся по словам священника. — Призраки… тени… джунские камешки… куриный бог… Полный сумбур!»
Додумать Прутику не дали. Что-то прохладное скользнуло по шее. Семён недовольно отмахнулся и обернулся. Позади стояла Агния.
— Скучаешь? — улыбнулась она, опуская руку.
В её ладони, по-прежнему спрятанной в длинной кожаной перчатке, виднелись какие-то корешки. Ведунья неспешно уложила их в корзину, накрытую куском дерюги.
— Да так… задумался… А вы откуда?
— К Речице ходила. Теперь вот возвращаюсь…
— Можно я помогу корзину донести?
Агния рассмеялась и поправила тёмную змейку своей косы. Потом протянула корзину и пошла вдоль улочки.
— Речица-то далеко? — просто так поинтересовался Прутик.
— Я не само к ней. А недалече. День туда, да день обратно…
— И вы не боитесь ходить одной по лесу? А-ну как паук нападёт? Или лихой человек?
— Здесь всякое бывает… Коли так переживаешь, чего не пошёл, когда тебя звала?
Прутик смутился и густо покраснел.
— Аки полымя! — рассмеялась ведунья. — Ладно, не тужи… Шучу я. А ты чего у Лучезара делал?
— В гости заходил, — буркнул Семён.
— А ко мне чего не заходишь? Или коли зубы не хворают, то и всё?
— В гости? К вам? А-а… э-э…
Агния повернула на ходу голову и вновь рассмеялась. Прутик невольно оценил позу ведуньи: стройный стан, притягивающие взгляд изгибы, выпуклости… Голова аж закружилась.
За этим делом Семён не заметил, как они пришли к избе Агнии.
— Ну так как? — подмигнула та.
Паренёк облизал губы, вдруг ощущая, как сильно вспотел.
— Водички бы, — просипел он, вытирая рукавом испарину.
— Могу дать квасу.
Поднялись на крыльцо. Агния отперла дверь и вошла первой. Семён колебался лишь секунду-другую и затем двинулся следом.
— Ставь-но корзину вон туда, — махнула ведунья, а сама взяла ковш и зачерпнула им из небольшой бочки.
Семён старался не глядеть в лицо женщины, чтоб не выдавать охватившего его смятения. А просто взял протянутый ей квас и жадно выпил.
— Так звать тебя, коли в следующий раз пойду в лес? — с ехидцей спросила Агния, подходя к корзине и снимая с неё дерюгу.
— Ну… ну…
