Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки - принц-регент
Они заходили один за другим, остановились у стены возле входа. Я протянул кирку отцу Кроссбрину.
— Честь раскрыть древнюю тайну мы доверим, как я надеюсь, нашему приору! Под руководством которого мы уверенно и с песней. В смысле, с молитвой… Отец Кроссбрин, нужно выковырять вот этот каменный блок.
Он посмотрел на кирку, на меня.
— Надеюсь, мы получим объяснения?
— Как только, — заверил я бодро, — так сразу!.. Я не думаю, что камень так уж крепко держится.
Он поморщился, но ударил довольно умело, разбивая застывший цемент, если это цемент, но им вообще-то пользовались еще римляне, но не это важно, Кроссбрин бил часто и сильно, каменный блок дрогнул и зашатался.
Кроссбрин отбросил кирку и взялся обеими руками за камень. Покраснев, долго тащил на себя, дергая из стороны в сторону, выволок его и поспешно уронил на землю, тяжело дыша.
Я заметил мирно:
— А отец Терц вытаскивал его одной рукой.
Настоятель впервые нарушил свое молчание:
— Откуда вы знаете?
— Сам видел, — пояснил я. — Отец настоятель, может быть, вы лично достанете из этого тайника…
— Что? — спросил он.
— Не знаю, — признался я. — Но я знаю, что отец Терц спрятал там некие бумаги.
Кроссбрин посмотрел на аббата, на меня, оставил кирку и, сунув руку в темную выемку, пошарил там. Шарил долго, у меня екнуло сердце, а вдруг там пусто, опозорюсь еще как, петушился, топорщил перья, распускал хвост, а тут такой облом…
Все охнули, когда Кроссбрин вытащил свернутый в трубочку лист бумаги, с поклоном передал его аббату, даже не сделав попытки развернуть самому.
Все молча ждали, я тоже не двигался, чтобы не отвлекать на себя внимание.
Аббат развернул медленно, облеченные все делают неспешно, чтобы дать себе время приготовиться к любой неожиданности. Свиток все разворачивался и разворачивался, наконец дошел до конца, что вообще-то начало, и все затаили дыхание.
Зыркнув на меня испытующе, он снова всмотрелся в свиток и произнес не по-старчески суровым голосом:
— Это рука брата Терца. Подтверждаю.
Мальбрах и Форенберг охнули, Кроссбрин нахмурился.
— Вы его почерк, — спросил он, — все еще помните?
— Еще бы, — ответил аббат. — Он переписывал книги в течение многих лет со всем тщанием. Да, это его почерк… узнаю…
Мальбрах сказал просяще:
— Не томите…
Аббат сказал чуть тише:
— Да-да, понимаю… Пишет он… сейчас-сейчас… ага, вот: «Я боролся со всей кротостью и смирением, но темная часть побеждала. Я боролся с гневом и яростью, но она побеждала еще быстрее. Тогда я решился на самый святотатственный для христианина поступок — убить себя, зная прекрасно, что самоубийц в рай не берут, а на земле хоронят за оградой кладбища.
Прошу простить меня, братья. Я слаб, я пытался поднять камень не по своим силам и был наказан за гордыню. Бойтесь серой стены и присматривайте за нею».
Он умолк, лицо оставалось таким же неподвижным, но я видел, что он достаточно озадачен.
Кроссбрин сказал недовольно:
— И что мы узнали? Кроме того, что у брата паладина бывают видения?
Аббат взглянул на меня, я сделал шаг вперед и поклонился всем.
— Мы кое-что да узнали, — пояснил я. — Что именно… еще надлежит осмыслить. Жаль, он написал так мало об этой таинственной темной части, но подозреваю, она же имеет отношение к той темной твари, что так долго бесчинствовала в стенах монастыря!
Приор фыркнул.
— Что за бред!
— Предложите что-то умное, — сказал я с готовностью. — Если не можете, то будем рассматривать и бред. Даже полнейший! Это лучше, чем тонуть сложа руки. Что за серая стена?
Они переглянулись, смолчали, только аббат проронил:
— Она перекрывает часть подземелий… в самом нижнем этаже. Даже не этаже… там просто пещеры. Некоторые пришлось закрыть и опечатать святыми заклятиями. Пойдемте отсюда… что-то меня ноги подводят.
Мальбрах и Форенберг с готовностью подхватили его с обеих сторон. Я пошел рядом с Кроссбрином, тот выглядит до крайности раздраженным, как всякий администратор, которому приходится заниматься вопросами, выходящими за рамки.
— Как видите, — сказал я как можно более дружелюбным тоном, — я не подвел вас.
— В смысле?
— Вы пригласили старших братьев, — объяснил я, — и это оказалось не зря.
Он буркнул недружелюбно:
— Не уверен.
— В записке не было смысла?
— Похоже на то, — сказал он с неприязнью. — Мне он всегда не нравился, гордыня его родилась раньше него самого!.. А его признание, что он не был убит, а покончил с собой, свидетельствует против него.
— Возможно, — осторожно сказал я, — у него не было выбора.
— Выбор есть всегда!
— Вот он его и сделал, — сказал я. — А что, если некая темная сила уже начала брать над ним верх? И чтобы этого не допустить, он едва успел… Что за серая стена и почему ее надо бояться?
Он замедлил шаг, потом остановился вовсе, чтобы не наступать на пятки медленно двигающейся тройке с настоятелем посредине.
— Отец настоятель ответил, — произнес он подчеркнуто терпеливо. — Серая стена перекрывает дорогу в некоторые нижние пещеры.
— Почему?
— Там прекращены работы, — ответил он с таким видом, что объясняет тупоголовому, а я, обидевшись, должен прекратить расспросы.
— Ох, — сказал я радостно, — как вы хорошо и подробно объясняете, отец Кроссбрин! Я просто счастлив. Чувствуется, что эта тема вам самому крайне интересна до фибров вашей необъятной души, исполненной благочестия и набожности. А почему прекращены работы? Рудная жила исчерпалась?
Было видно, что поначалу он вроде бы ухватился за подсказку и готов был подтвердить, что да, так и случилось, но вовремя сообразил: в пустые пещеры глупо перекрывать дорогу особой стеной да еще укреплять святыми заклятиями повышенной мощности, а то и убойной силы.
— Отец Терц, — сказал он мрачно, — был из тех людей, кто слишком уж рисковал…
Я картинно изумился:
— Здесь, в Храме?.. Где тишь да гладь?
Я постарался сделать свой тон при всей показной вежливости предельно оскорбительным, и Кроссбрин, будучи все-таки самцом, хоть и в монашеской рясе, моментально взъерошился.
— У нас вовсе не тишь, — ответил он сквозь зубы. — Вы гость, а гостю принято показывать оранжереи, а не кухню.
— Но риск, — сказал я, возвращаясь к Терцу, — благородное и богоугодное дело…
— Когда касается себя лично, — возразил Кроссбрин. — Но когда находки грозят нанести ущерб всем, а то и вообще разнести все…
Он возобновил движение, хотя, на мой взгляд, можно бы отпустить аббата с помощниками и подальше, ползут как черепахи.