Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки - принц-регент
Чудовищной катастрофе всемирного потопа, подумал я с горечью, нашли объяснение и оправдание, мол, на благо, те люди были плохие, а спасся только самый лучший… что в какой-то мере верно, выживает сильнейший, и мы ведем род от сильнейших, точно так же дадут объяснение и Маркусу, дескать, погубил плохих и пощадил хороших…
Это тоже в какой-то мере верно: большинство населения, слишком слабое и ленивое, примут свою участь покорно, как скот, и погибнут почти все, выживут самые деятельные, что запасут достаточно зерна и устроятся возле подземных ручьев, а потом сумеют пробиться к поверхности…
Я с силой стиснул кулаки. Похоже, уже и я начинаю исподволь смиряться с поражением и пытаюсь найти в катастрофе нечто положительное. Как же, выживет только каждый сотый, а то и тысячный, зато это будут супермены!.. Как будто это я обрезал мышам хвосты и спаривал, чтобы получить бесхвостых…
Накал страстей приутих, священники подают дежурящим знаки, чтобы те наполнили чаши, переговариваются негромко, день сегодня тяжелый, расстались с братом Целлестрином, что взлетел так быстро и высоко, но тем неожиданнее была катастрофа… а тут еще неприятный разговор о Багровой Звезде, хотя каждый старается о ней вообще не думать…
Хайгелорх медленно отхлебывал вино мелкими глотками, за широким окном догорает великолепнейший закат, изысканный в суровой строгости, без варварски пышных красок юга, а именно сдержанный, элегантный, стильный…
— Подумать только, — произнес он медленно, — все исчезнет с лица земли, а эта красота будет повторяться каждый… или почти каждый вечер.
— Это напоминание, — сказал я, — что мы должны отстоять эти закаты для себя, а не только для муравьев.
— Однако же, — сказал он задумчиво и негромко, однако к нему сразу начали прислушиваться, — когда Господь перетопил человечество и позволил спастись только лучшему из лучших, он резко улучшил породу людей, разве не так? Они снова расплодились по всем землям, но теперь человечество стало намного нравственнее, работоспособнее, чище…
Отец Мальбрах победно вставил:
— Вообще лучше. Во всем.
— Во всем, — согласился отец Хайгелорх. — Брат паладин, то же самое произойдет и на этот раз. Маркус уничтожит грешное человечество, но по Божьей воле спасутся самые сильные, самые работоспособные и энергичные…
Я добавил едко:
— А главное, спасетесь вы со всем храмом и монастырем?
Он кивнул, ничуть не обидевшись.
— Брат паладин, но ведь это для дела! Для улучшения человеческой породы. Мы сразу же можем установить для выкарабкивающихся из-под руин уцелевших правильный образ жизни. И народы пойдут к свету быстрее, избегая прошлых ошибок и тупиковых путей.
— Потому, — добавил отец Аширвуд, в голосе прозвучало сочувствие, — большинство после длительных размышлений, споров и бурных дискуссий пришло к выводу, что хотя это и жестокое решение, но оно единственное верное. Конклав высших священников Храма решил одобрить действия Господа по очищению земли от грешного человечества, дабы дать начало новому, более чистому и нравственному.
Я решил пропустить мимо ушей пассаж, что они решили, видите ли, одобрить действия Всевышнего, спросил быстро:
— А меньшинство?
Отец Кроссбрин напомнил с неудовольствием:
— Не большинство, как сказал отец Аширвуд, а абсолютное большинство!
— Меня всегда интересовало меньшинство, — пояснил я вежливо. — Большинство… это… простите, нет, лучше умолчу, а вот праведники и подвижники никогда не были в большинстве! Однако же, как все мы знаем, Господь сохранял мир только ради них. Я просто безумно счастлив, что в Храме есть такое меньшинство!
Кроссбрин сказал едко:
— Оно слишком уж малое, ваше меньшинство!
— Ной был совсем уж меньшинством, — напомнил я. — Хотя я абсолютно согласен с вами, отец Кроссбрин, что люди, которых Всевышний перетопил, в самом деле были полнейшей дрянью! Если учесть, что лучший из лучших из них, Ной, с нашей точки зрения тоже далеко не идеал и сам пил как последняя свинья, и его потомство в Содоме и Гоморре устроило всякое интересное непотребство…
— За что в той долине пять городов и были сожжены, — проговорил отец Мальбрах, выказывая эрудицию, потому что тупые и малограмотные сказали бы только про два города. — Так что мы все еще те…
— Нет! — сказал я резко. — Из всего огромного рода человеческого был выбран все-таки самый здоровый и сравнительно устойчивый к дряни отводок!.. А пример Содома и Гоморры только доказал, что это отдельные язвы, поражающие немногие места, но человечество в целом топает в верном направлении, очищается, становится лучше, и главная заслуга в этом принадлежит церкви!
Отец Форенберг сказал задумчиво:
— Даже не представляю, каковы были те, если Ной среди них был образцом чистоты и нравственности… И что они там такое вытворяли…
Кроссбрин сказал резко:
— И не представляйте! Сегодня же вам назначаю покаяние, исповедь и молитвы на всю ночь!
— За что?
— Грешить нельзя даже в мыслях, — отрезал Кроссбрин люто. — А вы, судя по вашей блудливой и мечтательной улыбочке… нет, мне тоже сегодня нужно будет помолиться и почистить все тайные уголки души.
Я слушал, поворачивая голову то к одному, то к другому, злость нарастает медленно, но за время пустой болтовни, чем она является на мой взгляд, набралось на небольшое озеро.
— Покаяние, — проговорил я таким голосом, что все умолкли, — просто замечательно… Даже необходимо! Как жить без него — не понимаю… Но мы зашли сюда, как я понимаю, чтобы без помех поговорить о том, как нам дать отпор Маркусу…
Хайгелорх деликатно поправил:
— Сперва решить, сумеем ли.
— Сперва решить, — согласился я, — а потом врезать, согласен. Но о чем говорим? О чем угодно, только бы не о главном и самом важном?
— Именно потому, — сказал отец Мальбрах, — что на самом деле сказать нечего, брат паладин. Вообще-то не от хорошей жизни начинаем перетаскивать библиотеку в самые глубокие пещеры. Полагаете, если бы у нас была возможность…
Я отрезал:
— Полагаю!
— Но как вы можете…
— Могу, — сказал я еще злее. — Слишком многие надеются выйти из пещер и сразу стать королями!.. Что, не так? Отец Кроссбрин, вы не у тех заприметили блудливые глазки! Я вижу еще и блудливые помыслы!
Приор мрачно посмотрел на меня, но не ответил. Почему-то промолчали и другие. После паузы Хайгелорх проговорил задумчиво, совершенно не обращая внимания на мой разъяренный вид:
— Ну что, вы этого хотели?
Я хотел ответить, хотя и не понял реплики, затем сообразил, что обращается не ко мне.
