Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки - принц-регент
— Отец Хайгелорх, — сказал я, — с этим вопросом закончили, надеюсь. Ведь закончили?.. Теперь пора бы нам всем поговорить о главном и даже самом главном…
Брат Жак, стоя смирно в сторонке с молодыми монахами, услышал и сделал жест, дескать, о главном? Наливай!
— О главном, — переспросил Хайгелорх задумчиво, — это, конечно же, о служении Господу?
— Разумеется, — ответил я. — Вы же все знаете, из-за чего я приехал. Только чтобы лучше послужить Всевышнему и попробовать уберечь созданный им мир от разрушения. Времени мало, потому давайте сразу: что такое Маркус, его возможности, слабые места… По вашему прямому и недвусмысленному повелению можем двинуться в палаты, где столы и диваны, но рассказывать можете прямо по дороге.
Хайгелорх усмехнулся, оглянулся на своих вассалов.
— Какой напор, какая страсть! Неужели и мы были когда-то такими?
Священники смотрели на меня с ужасом и непониманием. Один сказал резко:
— Мы? Никогда!..
Второй подтвердил:
— Я бы вообще покончил с собой, несмотря на смертный грех…
Хайгелорх проговорил со скорбным вздохом:
— Да, я тоже почти забыл, что в молодости… гм… в самом деле, пойдемте отсюда.
Я быстро оглядел зал. Аббат уже исчез, но приор и его группа наблюдают за нами строго и настороженно. Как только Хайгелорх двинулся через зал, а за ним его группа, то приор со своими помощниками и сторонниками пошел следом, что, на мой взгляд почти искушенного интригана, говорит о возрастающем влиянии отца Хайгелорха, претендента на кресло аббата.
Часть третья
Глава 1
Мы расположились в небольшом и почти уютном зале, хотя и обставленном со всей строгостью и непримиримостью к излишествам и суетному украшению: длинный стол, два ряда простых стульев со спинками и широкими подлокотниками, но никаких мягких обивок, резных ножек.
Дежурящие монахи принесли серебряные чаши и кубки, перед всеми расставили по какому-то сложному ритуалу, во всяком случае, Хайгелорху, мне и Кроссбрину досталось последним.
Еще двое молча явились с большими кувшинами, но еще до того, как вино полилось в чаши, я сказал напористо:
— Прежде всего, что представляет из себя Маркус?
Священники кто поморщился от такого бесцеремонного начала, кто опустил голову, то ли не находя ответа, то ли стыдясь за меня, не умеющего начинать беседу издалека и постепенно.
Отец Мальбрах перекрестился и сказал со вздохом:
— Кара Божья.
— Орудие Сатаны, — немедленно возразил отец Леклерк.
Отец Мальбрах проговорил с нажимом:
— Это кара Господа! И у нас есть почти неопровержимые доказательства…
Отец Леклерк уточнил вежливо:
— Доводы.
— Доводы, — кисло сказал отец Мальбрах, но метнул в сторону отца Леклерка злой взгляд. — Весьма веские. И убедительные.
— Для тех, — отпарировал отец Леклерк, — у кого нет головы. Понятно же и без доказательств, что это происки Сатаны!
— Какие доказательства нужны тем, — согласился отец Мальбрах, — у кого вместо мозгов…
Я сказал громко:
— Братья, простите смиренного послушника, однако кто знает что-нибудь конкретное? Его размеры… я говорю о Маркусе, как действует, какого размера десант?
Кроссбрин взглянул с неудовольствием, поморщился, ответил с легким пренебрежением:
— Паладин везде паладин, не так ли? Его пока не занимают высокие вопросы… и высокие ответы. Ему важен свой огород и чтоб корова хорошо доилась. Я имею в виду, чтобы меч не остывал от пролитой крови.
Я ответил смиренно:
— Вы правы, святой отец. Я только стремлюсь всей душой к высокому, но помыслы мои, увы, пока что простые, житейские, мирские. И пока вы возлифтиваете мыслями к небесам, я постарался бы облегчить ваши земные заботы…
Он кивнул, сказал довольно:
— Это хорошо, что ты это понимаешь, сын мой. А то иногда приходят такие заносчивые… Земные заботы да, вы правы, иногда донимают. Вот отец Аширвуд расскажет подробно, чем надлежало бы со всем смирением заниматься в нашем Храме и монастыре…
— Спасибо, — сказал я, — спасибо, отец Кроссбрин. Я весьма как бы ценю вашу заботу. И отца Аширвуда тоже как бы ценю и весьма оцениваю. Я просто уверен, что вы все в лепешку расшибетесь, но обратите наконец-то внимание на приближающийся Маркус.
Отец Хайгелорх допил вино и с неудовольствием поставил кубок на стол.
— Брат паладин… а чем мы сейчас и занимаемся?.. Ты мог бы заметить, не будь так занят, что монастырь уже начал неспешно и планомерно перемещаться под землю.
Я сказал горько:
— То есть бегство.
— Отступление, — ответил Хайгелорх мирно. — Перед неодолимой силой. Мудрое и правильное отступление.
— А чтобы подсластить пилюлю, — сказал я, — была озвучена версия, что это Божья кара, потому ей грех противиться?.. Чтобы умаслить свою совесть.
Приор сказал резко:
— Брат паладин, не забивайтесь! Это не просто наше мнение. Это воля Господа!..
— Наше толкование воли Господа, — уточнил я. — А еще точнее, ваше толкование, отец Кроссбрин. Нет-нет, я не спорю, этого же мнения придерживается и очень большая группа священников… возможно, подавляющее большинство. Так гораздо комфортнее для нашей совести.
Кроссбрин сказал веско:
— Вы правильно сказали, брат паладин. Подавляющее большинство! Именно подавляющее.
Я сказал зло:
— Понимаю, прибытие Маркуса — неизбежность, бороться с ним никак, потому появляются тысячи причин, почему это нужно и даже как бы хорошо. Надеюсь, еще никто не говорит, что разрушения, которые сотворит Маркус, — благо?
Леклерк, на поддержку которого я так надеялся, помалкивает, смотрит то в чашу, то в стол, отец Хайгелорх криво улыбнулся, но ответил с едкой горечью:
— Представьте себе, уже есть и такие.
— Здорово, — сказал я пораженно. — И чем же объясняют?
Он махнул рукой.
— Вы же знаете, все можно объяснить и оправдать…
— Все, — ответил я после паузы. — Вон даже старость и затем смерть любого человека повернули так, что это благо и необходимость для общества. Дескать, смена поколения, нужно освободить жизненное пространство… хотя если собрать всех людей на свете в одно королевство, самое крохотное на свете, то и зам будет наполовину пусто…
— Что делать, — сказал он трезво, — человек нуждается… не сколько в утешении, а в вере, что жизнь его не оборвется, что продлится и после смерти, а потом станет бессмертным. И что надо трудиться, быть хорошим и справедливым, после смерти все зачтется и воздастся… Так и с Маркусом, сын мой. Все понимают, что это неизбежно. Но человек не может мириться с неизбежностью, без надежды просто умрет. Потому всегда старается найти выход хотя бы в надежде на чудо…
