Вера Школьникова - Выбор Наместницы
Больше всего на свете Ланлосс хотел сейчас остаться вдовцом, пусть даже это и вызовет недовольство наместницы, но проклятое письмо сковывало его по рукам и ногам. Знать бы еще, кто ее надоумил, ведь не сама же догадалась!
– Хорошо. Я признаю вашего ребенка. Деньги вы начнете получать со следующего месяца. А сейчас убирайтесь и постарайтесь не показываться мне на глаза, я не ручаюсь, что смогу сдержаться.
Резиалия присела в насмешливом реверансе и вышла из кабинета. Она давно уже не чувствовала настолько счастливой. Этот десятиминутный разговор стоил двух лет унижений. Она вспоминала выражение лица Ланлосса, когда тот понял, что загнан в угол, и чуть ли не мурлыкала от удовольствия. Теперь хорошо бы выгнать конюха – он хоть и не особо разговорчив, а все-таки не нужно, чтобы слуги слишком много знали, никто и так не поверит, что граф имеет к этому ребенку хоть какое-то отношение. Впрочем, оказалось, что она зря беспокоилась: если прислуга и связала между собой исчезновение кучера и внезапную беременность графини, то предпочла держать свои догадки при себе. Никому не хотелось остаться без работы в самом начале зимы, а графиня долго раздумывать не станет, мигом вышвырнет за ворота, и граф не заступится, раз уж сразу жену не удавил за такие штучки. Ланлоссу молчаливо сочувствовали, а Резиалию окончательно сочли ведьмой.
Ланлосс заставил себя успокоиться и вернуться к делам, честно дочитал все донесения, проверил отчет казначея и только после этого приказал седлать коня. Он должен был немедленно увидеть Эрну, убедиться, что с ней все в порядке, что её никто у него не отнял. А еще он должен все ей рассказать: и о бастарде Резиалии, которого ему придется признать, в то время как их любимая Саломэ останется незаконнорожденной, и о письме, способном в миг уничтожить их обоих. Одно Ланлосс знал точно: он не отдал Эрну Келиану, не отдаст и белым ведьмам, пусть хоть всем орденом приходят.
Через семь месяцев он стоял перед жрецом Эарнира, держа на руках закутанный в золотистую ткань красный комочек, и произносил слова обряда: «Кровь моя в тебе, сын мой». Он с удивлением обнаружил, что держать на руках силой навязанного ему бастарда не менее приятно, чем собственную дочь от любимой женщины, и уже без всякого раздражения нарек ребенку имя – Арьен Айрэ, наследный лорд Инхор. Какая разница, кто отец этого ребенка, да и кто мать. Дети – сами по себе, и раз уж малыш появился на свет – пусть так и будет. Он вырастит ребенка как своего сына, а уж то, что следующим графом Инхор станет сын конюха, ему, простолюдину, и вовсе безразлично. Он вернул ребенка Резиалии, с тревогой ожидавшей окончания обряда. Измученная родами женщина боялась, что, несмотря на все договоры, муж просто свернет бастарду шею. Ланлосс не стал ее разубеждать – пусть боится и дальше, для себя же твердо решил, что не позволит жене воспитывать этого ребенка.
XLIII
Ванр твердо соблюдал правила игры – не путать спальню с кабинетом. О, вовсе не потому, что считал подобное положение вещей правильным, ему было бы куда как проще решать все вопросы, не вылезая из постели – оказавшись за письменным столом, Энрисса приобретала несгибаемость стали и твердость камня. Но прошедшие три года ничего не изменили в их отношениях. Как и прежде, наместница не скупилась на деньги и привилегии для своего секретаря, но не желала делиться властью с любовником. Поэтому Ванру, смирив нетерпение, пришлось ждать утреннего доклада, чтобы наконец-то, после долгих поисков, объявить о частичном успехе. Он все еще не нашел книгу, зато выяснил, что же случилось с несчастным Хранителем Кано и его учеником Тальвином. Как он и предполагал, разгадка тайны хранителя приблизила его к искомой книге, теперь это был только вопрос времени. Осталось убедить Энриссу в неминуемом успехе.
Наместница выслушала утренний доклад, подписала несколько бумаг, запланировала аудиенции на завтра и только тогда позволила Ванру занять место в кресле и начать рассказ:
– Прошу, господин Пасуаш. Что на этот раз вы нашли вместо книги?
– Хранителя, ваше величество.
– А книгу?
– Пока что нет, но теперь это будет просто.
– Я слушаю вас.
– В 1052 году от основания империи в замке герцогов Суэрсен появляется новый библиотекарь, некто Таль. Позволю себе напомнить вашему величеству, что имя ученика Хранителя Кано – Тальвин.
– И на что же у вас ушло столько времени? Достаточно было просто проверить замковые летописи.
– Увы, моя госпожа, в замковых летописях такого библиотекаря нет, вот, пожалуйста, список. В этом году в герцогском замке вообще не было библиотекаря, как и предыдущие пять лет. Но согласно отчету казначея, за пять лет на приобретение новых книг не потратили ни гроша, а за шестой год – на книги и переплетчиков ушло десять тысяч золотых.
– Однако по нынешним ценам мы на дворцовую библиотеку столько не тратим, – Энрисса даже не стала спрашивать, каким образом Ванр раздобыл эти бумаги, но можно было не сомневаться, что это случилось без ведома герцога Суэрсен.
– Далее, следующие десять лет на библиотеку опять ничего не потрачено и только потом ежегодно тратится до трех тысяч.
– Десять лет без библиотекаря? Что, мальчишка оказался настолько некомпетентен?
– Не совсем так, ваше величество. Год им все были довольны, настолько, что позволили молодому библиотекарю содержать при себе слепого отца и кормили с господской кухни, а не с прислугой. А потом младшая дочь герцога Эйнара обнаружила в себе непреодолимую тягу к знаниям, целыми днями просиживала в библиотеке, специально для нее выписывались заумные трактаты из Кавдна, более того, она пожелала освоить искусство переписчика – в библиотеке до сих пор хранятся сделанные ею списки.
Энрисса усмехнулась, она поняла, к чему клонит Ванр:
– А потом оказалось, что длительные бдения в библиотеке слишком вредны для слабой девушки.
– Вы совершенно правы, у миледи начались головные боли, а потом и тошнота. Когда все спохватились, никакая белая ведьма уже не спасла бы семью от позора. Север – не юг, там бастардов не прощают. Герцог в гневе принялся искать виновных, ведь горю уже не поможешь, зато прочим урок на будущее, пять дочерей – не шутка. Девица оказалась упорная, выдавать любовника отказалась и под поркой, а пытать родную дочь не стал даже герцог Суэрсен, хотя и славился жестоким нравом. Круг подозреваемых был весьма узок – кто-то из прислуги. Никаких благородных гостей в ту зиму в замке не было. А вот со слугами не церемонились – по три шкуры спускали, но все напрасно.
Энрисса пожала плечами:
– Для пользы дела можно было наказать любого, все равно ведь никто не сознается.
