Роман Мискин - Амулет Святовита. Первая часть.
- Нет. Сударь, не он, - сказал Пеколс. - Куреяс позже объявился, когда вы в беспамятстве и бреду у костра в лагере лежали. И всадник этот вокруг вас всё хлопотал, не отходя ни на шаг. А тут сокол этот снова прилетел, и за ним следом прискакал уже и владыка Куреяс - и сразу к вам. Вот вдвоем они вас с этим всадником до утра и выходили - а в лагере никто так и глаз не сомкнул. Утром уже слуги Куреясовы подоспели со своим обозом, шатер вот его походный привезли, да и разбили здесь - в него вас и перенесли. Меня же владыка забрал от воеводы и дядюшки вашего - сказал, что сам с меня семь шкур спустит, ежели я от вас хоть на шаг отойду. Только зря это он так сказал - куда ж я без вас-то, сударь? А вот Мартина жаль - страшно даже подумать, что с ним воевода сделает. И Сухан тоже ходит, как побитая собака - себя винит во всем.
- Ну, я и сам-то хорош тоже - нечего другим себя винить, - сказал Лиго. - Ведь это ж я вас задержал в корчме, настоял остаться подольше. Вот и влипли в историю эту с чужаками. Раньше надо было убираться оттуда - и не было бы ничего!
- Это как знать, сударь, - неопределенно ответил Пеколс. - Как-то оно всё так завертелось, что уже и не поймешь, что к чему. Не заплутай мы тогда с вами в лесу - не было бы и неприятностей в корчме. Эвон как те чужаки на подарок-то этот ваш пялились - из-за него-то и весь сыр-бор! Предупреждал я вас ведь тогда, что опасно встревать в дела волхвов - и ведь не зря же!
- Да что ты, Прок! - рассмеялся Лиго. - Я ведь и сам-то на волхва-вайделота учился! Забыл что ли?
- Ну, учились, да не доучились, и слава богам! - сказал Пеколс. - Лучше вот на себя посмотрите-ка - еле-еле живы остались-то. Опасная эта штука, волшба - костей не соберешь.
- Ладно, прок, ты не умничай, - сердито отрезал Лиго. - Остался ведь жив - что же еще? Давай-ка лучше дальше выкладывай, что было-то.
- А дальше, сударь, почитай что уже ничего особливого и не было, - пожал плечами слуга. - Вы еще целый день затем в бреду метались, пока владыка Куреяс травы этой, огнецвета дикого, не достал где-то. Ну, меня еще он застращал, выпытывая, что да как было с момента нашего отъезда из храма. Да как глянет в душу своими глазищами-то - аж муторно становится, не по себе. И захочешь - а ничего не скроешь. И Мартина, как я понял, он тоже умучил своими расспросами. Всё-всё вызнал, что делали, где были - вплоть до минутки самой последней. Пожалуй, что и всё, сударь.
И Пеколс развел руками.
- Да-а-а, дела, - протянул Лиго. - А остальные роды собрались уже на Вечевой Сбор?
- Да, сударь, уже все прибыли - только и судачат, что о вас.
- Вот те на! - удивился Лиго. - А я-то при чем?
- Ну как же, сударь? - сказал Пеколс. - тут из-за вас такой переполох в Земьгороде поднялся, что ой-ой-ой! Наместник, как узнал, что на вас навьи ожившие, будь они неладны, напали - так всех на уши поднял. А тут еще и владыка Куреяс за вами хлопочет - наотрез отказался к наместнику в город перебраться. И всадник этот тоже туда-сюда снует - меж Земьгородом и нами, и всё о вашем здоровье справляется. Даже наместник вместе с ним самолично приезжал, проведывал - только вы еще в беспамятстве были, сударь. Пошептались они там что-то между собой - наместник и уехал к себе затем. Так что вы, сударь, теперь в своем роде знаменитость - во как!
- Да уж, - кисло улыбнулся Лиго. - Дела - так дела. Только ты-то хоть можешь сказать мне, Прок, кто таков этот мой загадочный спаситель? И как его звать-величать?
Но Пеколс вдруг замялся и потупил глаза.
- Не могу, сударь, - промямлил он.
- Это еще почему? - удивился Лиго.
- Он мне приказал строго-настрого держать язык за зубами...
- Кто? Всадник этот?
- Нет, сударь, владыка Куреяс, - сказал Пеколс.
- Да что такое, в конце-то концов?! - возмутился Лиго. - Почему это ты не можешь мне назвать его имя?
- Потому что владыка пообещал меня... - тут голос Пеколса стал совсем еле слышным и перешел на шепот, - ...превратить в камень или слизняка.
Лиго горько расхохотался.
- Что, его имя так таинственно, что даже нельзя произнести вслух? - вскричал он. - Все его знают, все его видели - и что? Что тут такого, ежели я узнаю его имя?
- Владыка сказал, чтобы вы не волновались преждевременно, - испуганно сказал Прок. - Ибо это может сильно навредить вашему выздоровлению.
- Какая чушь! - воскликнул Лиго. - Куда уж больше моему здоровью, особенно душевному, навредит вот этот вот дурацкий и никому не нужный покров тайны!
И сердито добавил:
- Смотри, Прок, если ты мне сейчас же не скажешь его имя, я встану и пойду узнавать его сам! А не хватит сил дойти - поползу. И пусть тебя за это превращают хоть в камень, хоть в скользкую жабу!
И Лиго в подтверждение своих слов откинул одеяло и свесил ноги с постели - в твердом намерении исполнить свою угрозу.
Пеколс испуганно подскочил к нему и, оглядываясь по сторонам, горячо зашептал:
- Я скажу вам, скажу, сударь... Только, ради всех богов, ложитесь обратно!
И, склонившись к самому уху своего хозяина, что-то быстро проговорил одними только губами, почти беззвучно.
- Что-о-о?! - вскричал Лиго. - Это правда?
Пеколс утвердительно затряс головой.
- Истинная правда, сударь, - торопливо проговорил он.
- Не может быть... - прошептал Лиго и откинулся на подушки.
Но затем, внезапно вскочив, громко воскликнул:
- Боже мой! Его зовут Мамай! Сам чародей Мамай!
И снова упал без чувств на постель.
--------------------------
ГЛАВА 17
МАМАЙ
В те давние времена Лихолетья, о которых у нас, собственно, и речь, колдуны, волхвы и прочие чародеи не были вовсе такой уж невидалью. Издревняя предвечная сила, данная Вышнем Святовитом на заре времен и прозванная впоследствии волшбою, была еще щедро разлита по всей нашей земле. А потому и находилось немало разного ученого люду, который искал и собирал ее, и применял во благо весьма успешно, уподобляясь в том малом своему всевышнему творцу Сварогу. Однако отпавший от него извечный искуситель умудрился напитать своим коварным ядом силу ту издревнюю, извратив и загрязнив ее - и все, кто прикасался к ней, тот час же попадали под ее отраву. А потому с тех самых времен и стали требоваться величайшая осторожность и высочайшее искусство в обучении тому исконному знанию и той предвечной силе, чтоб не попасть под чары Морока Черноголова, под его темное обольщение духа и сердца, ведущих по тропе лихоимства к полному перерождению в облике зла.
Так и повелось с той древней поры, что силе этой стали обучать лишь самых одаренных к ней и добрых духом, передавая знания неспешно и с оглядкой, по крупицам, тщательно присматриваясь к каждому ученику, устраивая им разные испытания и суровые проверки. И тот час же отсеивая всех тех, в ком была хоть малейшая толика сомнения. Ибо споткнуться можно и на малом камне - и этим загубить весь предыдущий пройденный путь. Ведь и ничтожная капля змеиного яда, по злому умыслу или по неосторожности простой, попавшая в медовую чашу, тут же делает и весь напиток смертельной отравой. Так и с ищущим волшебной силы - лишь капля тщеславия и ложной гордыни, проросшие в сердце, не замеченные вовремя и не выкорчеванные оттуда с корнем, приводили идущего по тропе волшбы прямиком в сети Морока, на сторону зла. Ибо нет ничего хуже, как, получив небесный дар из рук Всевышнего, исток предвечной жизни и волшбы, возомнить себя в затмении душевном выше своего творца, и отпасть тем самым от живительного родника добра. Так был низвергнут и Черноголов в пучины ада, когда пытался сесть на каменный трон Алатырь в небесных чертогах Сварги в то время, как ее хозяин Вышень сеял зерна жизни на земле. Господь по благости своей не забирает то, что даровал однажды - но от источника его тот час же отсекает. Так и Морок, бессильно скрежеща зубами в своей лютости в мрачных безднах преисподней, не может даровать никому из ставших на его сторону той извечной волшебной силы - он сам нуждается в ней постоянно и жаждет тех заполучить к себе, кто ею обладает. Он может всего лишь малой каплей своего яда отравить все помыслы того, кто владеет этой силой, проникнуть в его душу и переродить навечно, принудив прислуживать злу и сам питаясь его силой. А потому и волхвы так строго берегли свои древние знания, полученные от Сварога, блюдя их чистоту и незапятнанность. Ибо ведали, что зло не спит и ждет лишь малейшей оплошности, чтобы пожрать ту силу вместе с обладавшим ею - ибо само уже было лишено иного доступа к ней, по-прежнему страстно желая ею владеть. Про это ведали волхвы - и стали крепкой и надежной стражей на пути Черноголова, препятствуя ему. А потому и вел он лютую войну с волхвами, носителями древних знаний. И лучшей наградой ему служила вовсе не гибель волхва - а его измена и переход на сторону зла. Ибо вместе с ним тогда переходила Мороку и часть той древней силы, в коей он нуждался. А потом где искушеньем тонким, а где мучительной расправой вытягивал клещами он согласие себе на службу у плененного волхва, пытаясь обратить того на мрачную сторону тьмы и понуждая стать черным чародеем. И много уже скопил таких приспешников зла за долгие века Черноголов, напитываясь от них силой и наливаясь всё больше и больше мрачной мощью. Среди волхвов свежи были страшные рассказы о неожиданных перерождениях своих бывших собратьев, внезапно перешедших на сторону зла. И кровоточила память при мысли о тех, кто не выдерживал кошмарных мучений, коим подвергал своих пленников Черноголов в застенках своих темных замков, вырывая из них с мясом согласие отречься от Вышня и его добра и стать слугою ада. И ни один из светлых волхвов, борясь изо всех своих сил с таким исходом до последнего, не мог все же зарекаться от такой ужасной участи. И лишь один-единственный чародей всегда потешался и над судьбой, и даже над самим кошмарным Мороком - он запросто смеялся в глаза самому злу, и нещадно, везде и всюду, боролся с ним.
