Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрбпринц
Как мне сказали, у постели Мидля я потерял сознание во второй раз. Меня отнесли обратно и уложили на мое ложе, а когда я пришел в себя, у ног возникла призрачная тень, затем проступило массивное лицо Логирда.
— Это было неразумно, — проворчал он. — Вы сумели вытянуть из него болезнь, но теперь сами полностью без сил… Хотя, признаю, это было красиво. Красиво и благородно!.. Все рыцари в замке впечатлены, будут рассказывать дома у камина и в тавернах. Ваша слава вырастет еще больше.
Я прислушался к себе, мощно хочется есть, за окном разгорается утренняя заря. Или это вечерняя?
— Сколько я провалялся?
Он ответил успокаивающе:
— Всего сутки.
— Ого, — сказал я в тревоге. — Как Мидль?.. И… сражение, сражение состоялось?
— Герцог приходит в себя, — произнес он успокаивающе. — У него не такое… гм… здоровье, как у вас, сэр Ричард. Еще слаб, но идет на поправку. А сражение…
— Ну? Не тяни!
Он с полнейшим равнодушием пожал плечами.
— Вас такая мелочная ерунда еще волнует? Сражение как сражение. Вы настолько все выстроили заранее, что все прошло без осечки. Полный разгром противника, победное разграбление его обоза, пиршество…
Сейчас с песнями начинают возвращаться отряды ирамских и бриттских лордов. Гнались за убегающими несколько десятков миль, устилая телами противника землю. Если бы кони не отказались скакать дальше…
— У них были свежие кони, — сказал я. — Значит, догнали и перебили… Гм…
Я рывком сел, спустил ноги с постели. В теле уже чувствуется почти прежняя сила, но есть захотелось еще острее.
— Наши потери?
Он сказал равнодушно:
— Вас такие мелочи все еще волнуют?.. Из знатных есть раненые, но погибших нет… если не считать герцога Сулливана.
Я охнул:
— Сулливан?.. Да это же такой лось в доспехах, любого сомнет! Как так получилось?
— И среди мунтвиговцев нашлись, — ответил он неопределенно. — Правда, он совершал чудеса храбрости, один прорвался в их центр и сразил графа Крауфорда, который командовал армией…
— И как Сулливан сейчас?
— Лекари говорят, легче восстановить свинью из отбивной котлеты.
Я начал поспешно одеваться, ухватил сапоги, спина едва гнется, все-таки яд что-то повредил во мне, а выветривается медленнее, чем хмель из дурной головы.
— А тот гад, — спросил я с пыхтением, — не вернется добить?
— Все в порядке, — заверил он. — Тот маг убедился, что я говорил правду. Кстати, это сам Земмельвейс, Карл-Антон Земмельвейс. Я слышал о нем еще в молодости. На всем Севере нет ему равных по мощи! Он побывал здесь, когда вы были в беспамятстве, и сам дал противоядие. Признаюсь, это было эффектно!.. Приложил к вам ладони, вы весь стали зеленым, как тролль, потом вас раздуло, вспучило, а потом все из вас… гм… лишнее вышло. Вы не поверите, что это было…
— И не рассказывай, — прервал я. — У меня деликатная натура, тут же стошнит. Прекрасно, значит, уговорил сотрудничать с нами?
— Пока нет, — ответил он со вздохом. — Сказал, переговорит со своим кланом. У них там устав, правила… Как-то сумели организоваться, что для магов просто невероятно!
Я вывалился в коридор, с той стороны спешит, приподняв обеими руками подол платья, Шарлиза. Я поклонился, она просияла, как солнышко:
— Вы уже встали?
— Нет, — ответил я, — это я двигаюсь лежа. Теперь это модно. На Юге. Все в порядке, возвращайтесь, милая леди.
Она сморщила нос.
— А чего вы решили, что я к вам?
— А к кому? Ах да, Мидль в этой комнате? Леди, оставьте его пока что в покое!
Она картинно изумилось:
— Что? Почему вы решили, что я иду к нему?
Я промолчал, только вскинул брови и посмотрел на нее строго и, надеюсь, очень пронизывающе как бы.
Она закрутилась, покусала губы и сказала сердито:
— Ну ладно-ладно, я только хотела узнать, не нужно ли ему чего-то еще…
Я сказал строго:
— Не нужно. У него есть все. Из необходимого.
— Я могла бы, — прощебетала она, — дать ему что-то и сверх необходимого…
— Не сомневаюсь, — отрезал я едко, — но сейчас ему придется потерпеть без вашего присутствия. Да и потом, сомневаюсь, что вам удастся ему что-то всучить сверх необходимого… Хотя, гм, смотря что считать необходимым, у всех понятия в этом предмете весьма разные, но должен предупредить, сэр Мидль стоек, как оловянный солдатик… ну, это такое, из олова. Причем он весь из олова, если вы правильно меня понимаете.
Она отрезала:
— Не понимаю. У мужчин напрочь отсутствует логика!
Я пожал плечами.
— Ну да, женщина верит, что дважды два будет пять, если хорошенько поплакать и устроить скандал, но мы знаем точно, что без предварительной торговли дважды два — четыре! И так будет, пока не станет еще лучше.
Она фыркнула, отвернулась и уже через плечо бросила сердито:
— Все равно я буду его навещать!
Я вышел, пошатываясь, во двор. Слуги охнули, все знают, что стряслось, бегом привели Зайчика.
Кое-как взобравшись в мучительно высокое седло, арбогастр подрос, что ли, я направил его к воротам и, пригнувшись к гриве, шепнул:
— В лагерь. К Сулливану.
Ветер засвистел в ушах, я зарылся в гриву, но тут же Зайчик перешел на шаг. Я поднял голову, мы уже в лагере, арбогастр двигается к шатру, возле которого подпрыгивает Бобик и указывает, что сюда, сюда, куда вы прете, две тупые вороны…
Я откинул полог и сразу увидел гору окровавленных тряпок. Нечто огромное лежит на столе, обмотанное всем этим, как древний фараон в начале бальзамирования, а может, и в конце. Лекари в скорбном молчании стоят по обе стороны, дескать, наша продвинутая медицина пока что бессильна, лучшие специалисты отступились…
Я бросился вперед, быстро отыскал щель между тряпками и ощутил под ладонью влажное, но еще теплое тело. Некоторое время я, сосредоточившись, переливал в него часть моей мощи, но там нечто противилось, словно я перехватил душу Сулливана уже на середине реки Стикс, а Харон упорно не желает поворачивать лодку.
Затем ощутился холодок, пошло, ну и здоров же этот бык, я такое чувствовал после полного излечения двух десятков смертельно раненных, а тут один, да и то скрипит, ползет к свету неохотно, взрывая землю, как плугом.
Наконец я убрал руку, вытер дрожащими пальцами пот со лба.
— Все, убирайте эти… полотенца. Герцог просто задремал малость, а вы хоронить собрались!
На меня уставились с непониманием, но я, чувствуя, как дрожат не только руки, но голос, ноги и внутренности, повернулся и вышел, хватаясь за плечи стражей, на свежий воздух.
Один из часовых снаружи лениво отгрызает от целого окорока куски мяса. Я выхватил, чувствуя, как радостно в животе завозилось очень энергичное нечто, быстро и жадно объел, даже обглодал до кости, а ее бросил Бобику и сказал внушительно:
