Ричард Адамс - Обитатели холмов
Они медленно двигались в лучах закатного солнца, на ходу обгрызая траву. Вскоре Ромашка целиком ушла в это занятие, а Падуб время от времени останавливался, принюхиваясь к тишине пустынного склона. Заметив Шишака, который уставился на какую-то точку на севере, он немедленно повернулся в ту же сторону.
— Что это? — спросил он.
— Это Черничка, — с облегчением ответил Шишак.
Высоко подскакивая в траве, Черничка довольно медленно спускался по северному крутому склону. Он, кажется, устал, но, едва завидев своих, припустил вовсю и скоро уже стоял перед Шишаком.
— Где ты был? — спросил Шишак. — И где Пятик? Разве он ушел не с тобой?
— Пятик с Орехом, — сказал Черничка. — Орех жив. Он ранен — трудно сказать, насколько серьезно, но жить будет.
Три кролика попросту потеряли дар речи. Наслаждаясь произведенным впечатлением, Черничка ждал.
— Орех жив? — переспросил Шишак. — Ты уверен?
— Еще бы, — сказал Черничка. — Сейчас он у подножия холма, в той самой канаве, где сидел ты, когда пришли Падуб и Колокольчик.
— Ушам не верю, — сказал Падуб. — Если ты не шутишь, то это лучшая новость, какую мне только приходилось когда-нибудь слышать. Ты серьезно, Черничка?
— Его нашел Пятик, — ответил Черничка. — Он заставил меня вернуться почти к самой ферме, а потом прошелся вдоль канавы и нашел там в дыре Ореха. Там почва просела. Орех очень ослаб от потери крови и сам бы оттуда не выбрался. Нам пришлось вытащить его за здоровую ногу. Он даже развернуться не мог.
— Но, силы небесные, Пятик-то откуда узнал, где он?
— А кто знает, откуда он что узнаёт? Спроси его сам. Когда мы вытащили Ореха, Пятик осмотрел ему ногу. Рана скверная — рваная, но кость не задета. Мы все вычистили, как могли, и потащили Ореха домой. Весь день на это ушел. Можете себе представить — день, мертвая тишина, и хромой кролик, от которого за версту несет свежей кровью. Счастье, что сегодня был самый жаркий день за все лето — даже мыши попрятались. Время от времени мы останавливались в зарослях бутня, чтобы спокойно передохнуть. Я вертелся как на угольях, а Пятик — ну просто как мотылек на камешке. Останавливался, поднимал уши и говорил: «Не огорчайся. Нечего волноваться. Время у нас есть». После того, что я увидел, я бы пошел за ним, даже если бы он позвал охотиться на лис. Но когда мы добрались до подножия холма, Орех окончательно выдохся и не смог подняться. Они с Пятаком спрятались в заросшей канаве, а я пошел рассказать обо всем вам. И вот он я.
Падуб и Шишак молчали, переваривая новость. Наконец Шишак спросил:
— Они проведут там всю ночь?
— По-моему, да, — ответил Черничка. — Орех наверняка не сможет взобраться по склону, пока не окрепнет.
— Тогда я пошел вниз, — сказал Шишак. — Помогу им устроиться поудобней, да и Пятику в компании, наверное, будет веселей присматривать за Орехом.
— На твоем месте я бы поторопился, — сказал Черничка. — Солнце уже скоро сядет.
— Ха! — фыркнул Шишак. — Если мне попадется ласка, пусть поостережется, вот так-то! Принесу вам парочку па завтрак? — С этими словами он сорвался с места и исчез за склоном.
— Пошли, надо собрать всех, — сказал Падуб. — Давай, давай, Черничка, тебе нужно рассказать им все с самого начала.
Пройти под палящим солнцем три четверти мили от «Орешника» до подножия холма стоило Ореху стольких страданий и сил, что не передать. Если бы не Пятик, он бы так и умер в дыре. Когда в его потемневшее, угасающее сознание ворвался голос брата, Орех поначалу не захотел даже отзываться. Остаться там, по другую сторону мук, казалось намного легче. Потом, уже очнувшись в зеленом сумраке канавы, увиден Пятика, который осматривал раны и твердил, что Орех в состоянии встать и двигаться, он и тогда никак не хотел поверить и свое возвращение. Разодранная нога горела, боль поднялась такая, что Орех едва не терял сознание. Голова кружилась. Ни звуков, ни запахов он толком не различал. Наконец до него дошло, что Пятик и Черничка рискнули среди бела дня вернуться на ферму только лишь для того, чтобы найти его и спасти ему жизнь. И Орех заставил себя подняться, заковылял вниз по склону к дороге. Перед глазами все плыло, и он то и дело останавливался. Если бы не Пятик, который подбадривал его всю дорогу, он плюнул бы на все и лег. У дороги Орех не смог перелезть через бортик, и пришлось тащиться по обочине до ворот. Там, стоя у столба, Орех вспомнил о заросшей канаве под склоном холма и дал себе слово дойти до нее. В канаве он сразу лег и, измученный, вновь провалился в сон.
Когда Шишак сбежал вниз, он сразу увидел Пятика, который торопливо обгрызал стебельки высокой травы. Речи не могло идти о том, чтобы рыть Ореху норку, еще раз его потревожив, и всю ночь приятели провели рядом с ним в тесной канаве.
Перед рассветом в сереньком сумраке Шишак выбрался наверх, и первым, кого он увидел, был Кехаар, который клевал что-то в кустах бузины. Шишак забарабанил, чтобы привлечь его внимание Кехаар, сделав один лишь взмах, плавно опустился рядом.
— Местер Шишак, ты нашел местера Ореха?
— Да, — ответил Шишак, — он здесь, в канаве.
— Не умер?
— Нет, но он ранен и очень ослаб. Ты же слышал, его подстрелили фермеры.
— Вы досталь черные камешки?
— Что это ты имеешь в виду?
— От рушья всегта легат черные камешки. Никогта не фидел?
— Нет, я ничего не знаю о ружьях.
— Надо вынуть черные камешки, станет легше. Дафай сейшас, а?
— Посмотрим, — сказал Шишак.
Он спустился в канаву и увидел, что Орех проснулся и разговаривает с Пятиком. Шишак сказал, что прилетел Кехаар, и Орех кое-как выбрался наверх.
— Эти паршивые рушья, — сказал Кехаар. — Они ранят маленькими камешками. Тай, я посмотрю?
— Неплохо бы, — сказал Орех. — Боюсь, мне еще очень плохо.
Он лег, а клюв Кехаара засновал над ним туда-сюда, словно поморник в бурой шерстке Ореха искал своих слизняков. Кехаар внимательно оглядел рваную рану на боку.
— Тут камешков нет, — сказал он. — Так-так, не останавливаться. Посмотрим твою ногу. Мошет быть польно, но недолго.
Две дробины застряли в мышце бедра. Кехаар нашел их на ощупь и выдернул, как пауков из щели. Орех и вздрогнуть не успел, а Шишак уже обнюхивал на траве дробины.
— Будет опять крофь, — сказал Кехаар — Сиди и шди, мошет, день, мошет, два. Потом — карошо, как раньше. Фон те кролики наферху, фсе штать местера Ореха. Я скашу им спуститься. — И прежде чем они успели что-то сказать, он улетел. Орех просидел под холмом еще три дня. Жара не спадала, и большей частью он дремал в кустах бузины, как одинокий «хлессиль», чувствуя, что к нему возвращаются силы. Пятик оставался с ним, чистил раны и следил за выздоровлением. Иногда они по целым часам не произносили ни слова, лежа рядышком в теплой жесткой траве, пока тени не начинали вытягиваться, пока последний здешний дрозд, распушивши хвостик — скок-скок, — не прятался в гнездо. Ни слова не сказали они и о ферме, но Орех дал понять, что больше он никогда не заставит брата тратить много времени на уговоры.
