Ирина Успенская - Замуж за орка, или Эльфы тоже плачут
— «Да пошел ты, папуля! Накрывай стол, мы идем».
Эдвард довольно растянул губы, обнажая длинные клыки, и медленно облизнулся. Его определенно порадовало выражение растерянности на смуглом лице темного эльфа.
Элизабет очнулась от боли. Болела затекшая от неудобной позы шея. Она тихо застонала, открыла глаза и закричала. Она лежала в гробу! Шикарном большом гробу, обитом белоснежным шелком. Вокруг горели свечи, не давая рассмотреть уходящий ввысь потолок, но затхлый сырой запах не оставлял сомнения, что она в подземелье. Склеп?
— Че орешь?
Сиплый голос и жутчайшая вонь моментально вернули Элизабет к жизни.
— Где я?
— В своих покоях, госпожа.
Вот как, она уже госпожа?
— А где Амадея?
Элизабет как можно быстрее постаралась покинуть гроб, запуталась в юбке, чуть не упала, но удержалась на ногах. Странно, но она не ощущала ни голода, ни жажды, ни усталости. Тело звенело от переполняющей его энергии. Девушка оглянулась по сторонам: каменный пол, подставка с гробом, три массивных канделябра на пять свечей каждый и тьма, скрывающая остальное помещение. Отлично! Подсвечники можно использовать как оружие. Она подняла один. Тяжелый. Ну, теперь только попадись ей кто-нибудь на пути!
— Я спросила, где Амадея?
— Зачем госпоже это мясо? Она уже почти мертва.
— Тварь!
Элизабет приблизилась к «горничной», воинственно выставив вперед канделябр.
— Если ты не отведешь меня к ней, я спалю тебя!
Она толкнула подсвечник вперед, прямо в лицо попятившейся служанке.
— Я ждать не привыкла. Веди, немедленно!
Страх за Амадею вытеснил все другие мысли. О мужьях и их вероятном обмане она старалась не думать, потому что стоило ей вспомнить, как сердце начинало болезненно ныть и на глаза наворачивались слезы. Не сейчас! Вот когда выберется из этой западни, тогда и подумает. Но только не сейчас!
Дверь вывела их в темный узкий каменный тоннель с шершавыми мокрыми стенами. Со всех сторон слышались шорохи, скрип, шелест невидимых крыльев. Несколько раз Элиза замечала мелькающие тени. Стоило повернуть голову, как они исчезали, однако ощущение недобрых жадных взглядов преследовало ее до железной лестницы, ведущей к люку в потолке.
«Они меня не тронут. Не посмеют. Свет пугает их. Это все сон, дурной сон, он скоро закончится».
— Открывай!
Амадея лежала у стены, свернувшись в калачик, и, казалось, не дышала. Ее великолепные волосы сбились в колтун, рубашка была разорвана, руки покрывали синяки, из раны на запястье натекла небольшая лужица крови.
— Мясссо, — прошипела, облизываясь, «горничная».
Ее глаза затянули бельма, пальцы скрючились, изо рта текла слюна, она встала на четвереньки и поползла к Амадее.
— Сдохни, тварь! — закричала Элиза, с силой опуская железный канделябр на голову обезумевшей от запаха крови зомби.
Свечи вылетели из подсвечника, поджигая лохмотья, но существо, уже совершенно не похожее на человека, словно не замечало, что горит. Оно взвизгнуло, но не остановилось, а Элиза била и била, крича и плача, но только когда затылок превратился в гнилое кровавое месиво, зомби затихла. Запах горящей плоти смешался с запахом крови и разложения. Элизабет согнулась, и ее вырвало желчью.
«Не время, не время раскисать», — командовала она себе, оттягивая Амадею к окну, подальше от догорающего тела.
— Амадея! Графиня Сорес! Очнись!
Амадея открыла глаза.
— Я здесь. Просто двигаться не могу, — тихо прошептала она. — Она пришла сразу, как только ты ушла. Я ничего не могла сделать. Ничего. Она пила мою кровь. Сказала, что придет еще, когда сядет солнце. Сказала, что сделает меня своей рабыней. А потом отдаст низшим, таким, как та, что ты сожгла. На мясо.
— Кто она?
Элизабет оторвала от нижней юбки длинную полосу и перевязала графине руку.
— Вампирша. Сказала, что теперь, когда вернулся их предводитель, они завоюют мир.
— Шиш им, а не мир! Три, пятнадцать, два! Шеол их на кол посадит!
Элизабет села на пол и положила голову Амадеи на колени.
— Мы сбежим. Разобьем окно, сожжем ставни и сбежим. Ты только встань.
— Ты не бросила меня, — прошептала Амадея и прикрыла глаза.
Элизабет вспомнила, как она с легкостью предложила служанке кормить Лестара, и почувствовала такой стыд, что выть захотелось. За все приходится расплачиваться. За эгоизм, глупость, себялюбие. Только бы выбраться! И только бы мужья не попали в ловушку!
Она помогла Амадее встать, и они с трудом подтащили единственный диван к люку. Будет сюрприз для того, кто попытается проникнуть в помещение.
Со звоном разлетелось оконное стекло, и Элизабет прильнула к тонкой щели в ставнях. Степь, вдали горы. Солнце садится. Она размахнулась и ударила канделябром по ставням, толстые доски затрещали, но выдержали. Элиза продолжала до тех пор, пока поднимались руки. Ей удалось расплющить дерево в одном месте, именно туда она и поднесла чудом не погасшую свечу, моля Богиню, чтобы пламя взялось.
— Подожги шторы.
Амадея сидела у стены. Глаза ее нервно блестели, на лбу выступила испарина, выглядела графиня очень нездорово, но настроена была решительно. Элиза согласно кивнула, сдернула со стены ткань и уложила ее на подоконник. Горело очень хорошо, а дымило еще лучше, их спасло то, что помещение было огромным, и дым поднимался под потолок. Когда ставни изрядно обуглились и истончились, Элизабет удалось выбить доски, и они наконец смогли выбраться на улицу. Обе кашляли, глаза покраснели и слезились, руки и одежда перепачканы сажей, но девушки не обращали на это внимания. Схватившись за руки, они бросились бежать в сторону гор.
— Пока светло, нам нужно пройти как можно дальше и найти место, где мы сможем укрыться на ночь.
Амадея ничего не ответила, только сильнее вцепилась в руку Элизы холодной и потной ладонью.
Элиза оглянулась. Дом, из которого они сбежали, издали выглядел как разрушенное поместье. Правильно, наверху была только одна комната, зато под землей целый город. Ничего, придет Шеол, он здесь все сожжет! В старшего мужа Элизабет верила безоговорочно, а о младшем даже думать не хотела. Хотя, если все, что сказал Эдвард, не ложь, то старший как раз Эриндриэль. Вспомнились слова тетушки Сахги о том, что Шеол сразу родился воином. Неужели это правда? И она замужем за принцем Эриндриэлем? И отчего сбывшаяся мечта вызывает только горечь и слезы?
Они шли, пока Амадея не упала.
— Не могу больше.
— Нужно идти! Пока светло, нужно идти!
Элизабет помогла ей подняться и, крепко схватив за руку, потащила дальше: Ей тоже было тяжело, ноги путались в юбке, узкий корсет не давал дышать полной грудью, да и черный цвет притягивал к себе солнечные лучи. Но она шла, стиснув зубы, и вела за собой Амадею.
