Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8 (СИ) - Петрук Вера

– Бум-барабах! – кричали молодые кучеяры, легко убегая от стражников. Арлинг мог проследить их путь в мельчайших деталях – так громко они кричали и топали, но его сейчас интересовал совсем другой человек. Впрочем, Регарди так и не решил, осталась ли Магда человеком после того, как он повлиял на нее темным солукраем.

– Бум-барабах! – пританцовывала Видящая, когда он заглянул к ней в палатку. – Скоро будет бум-барабах. Успеть или не успеть? Может, пусть их… Зачем так стараться? Один другого убьет, а мы как всегда.

Магда его не видела, разговаривая сама с собой, но Регарди безжалостно прервал ее танец.

– Надо поговорить, – он замер на пороге, не решаясь приблизиться, хотя очень хотелось. – Ты знаешь, да?

– Да, – Фадуна отошла от него подальше и уселась на подушки, схватив самую большую в руки, которую выставила вперед, будто щит. – Змея там была.

– Во-первых, змеи там не было, – Арлинг пытался сдерживаться, как мог. – А во-вторых…

– Мы придем в Самрию, друг мой, рано или поздно. У нас там много дел. Но пока я на тебя обиделась, – перебила его Видящая.

– Ну, знаешь! – вспыхнул Регарди. – Я тоже на тебя могу обидеться. Хватит залезать людям в голову.

– К ним можно, – надула губы Магда, сразу поняв, о чем идет речь. Разговаривать с ней становилось сложнее день ото дня. Никогда нельзя было понять, бредит она или говорит серьезно.

– То есть, они не люди? – съязвил Арлинг. – У них и так с мозгами проблемы, не нужно усугублять ситуацию.

– Мне тут скучно.

– А мне, можно подумать, весело.

Он тут же пожалел о грубом тоне и открыл рот, чтобы извиниться, но Фадуна опередила.

– Смерть их вылечит, – вдруг сказала она, Арлинг же опешил. – Ты обещал меня слушаться, вот и помогай. Не успеешь до Самрии, их убьют.

– Магда, я ничего не понимаю, – вздохнул Регарди, топчась у входа. – Мне совсем не хочется их убивать.

То, что ему хотелось больше всего, так это сесть с ней рядом, проверить, не кровоточит ли рана под повязкой, которую меняли совсем недавно, обнять и крепко прижать свою Магду, но стоило Арлингу пересечь невидимую черту, как Фадуна отодвигалась дальше.

– Потому что ты иногда еще и глухой. Не нужно никого убивать, я про смерть говорю, а не про убийства. И долго не засиживайся, тут змей полно, одна в песке, другая у тебя в голове. А я спать. По тебе тоже звезды скучают. В Самрии поговорим.

Все их разговоры заканчивались одной фразой: «Поговорим в Самрии».

– Хорошо, – кивнул он, уважая ее право и желание остаться одной. – Но к ним в головы больше не забирайся. И вообще ни к кому. В мою можешь.

– Я еще в своем уме, чтобы в твою голову заглядывать, – Магда любила, чтобы последнее слово оставалось за ней. Звучало вполне разумно, учитывая, что у Арлинга в сознании царил один не выселяемый гость.

Решив навестить ее через пару часов – просто убедиться, что Магда заснула, и что ее никто не беспокоит, Регарди взял лепешку с сыром и направился к бархану, на котором еще днем заметил тревожные признаки – травку симу. Нет, не хотел он лесов и оазисов. Его всегда устраивала ночная тишина пустынь, едва слышные голоса звезд и шелест песков, разноголосые южные ветры и неукротимый жар сикелийского солнца. Арлинг не заметил, как изменился. Двадцать лет назад, когда он только прибыл в эти пропекшиеся зноем земли, то не мог прожить и дня, чтобы не окунуться в воду – как правило, он находил ее в городских бассейнах и частных водоемах, куда забирался по ночам. Сейчас ему вполне хватало скудного запаса для гигиены, сама же вода стала казаться ценнее золота даже при ее достатке. Кучеяры боготворили воду наравне со змеями, горячими ветрами, зноем и песками, и Арлинг неизлечимо пропитался их верой. Оттого, наверное, понимал, почему керхи, эти «дети пустыни», предпочли покинуть земли предков, когда, казалось бы, жизнь в них стала превращаться в райскую.

Лепешка была пресной на вкус, а сыр пересоленным. Арлинг положил еду на песок, сам сел поодаль. Стало интересно, кто утащит хлеб первым – ночные грызуны или насекомые, которые в этих местах, порой, превосходили по размерам мышей. Он заметил, что в последнее время аппетит у него сильно ухудшился. То ли сказывались последствия травмы и отравления, то ли Нехебкай влиял на него куда сильнее. Индиговому богу не нравилась ни одна пища, которую пробовал Арлинг из запасов етобаров, а потом в караване Сейфуллаха. Регарди заметил, что потерял в весе, но пока недостатка калорий не чувствовал. Что касалось энергии и сил, то на помощь приходили травы из тех же етобарских запасов. Арлинг давно самовольно забрал себе весь «лекарственный» мешочек, из которого больше всех пристрастился к ясному корню. Каждый раз добавляя его в утренний чай, Регарди клялся себе, что завтра остановится, но наступало завтра, и Нехебкай шептал, что день будет тяжелым и надо быть настороже, потому что у Арлинга ведь Магда, ее надо охранять. В общем, если половина караванщиков по обыкновению сидела на журависе – от скуки, то Арлинг страдал от другой зависимости – от ясного корня, который он принимал из страха за Магду.

Хамна считала, что Регарди уже заразился от Видящей безумием, потому что так опекать человека, даже любимого, по ее мнению, было странно и неразумно. Арлинг с ней не спорил, но поступал по-своему. У етобаров были своеобразные представления о человеческой любви и привязанности, и копаться в дебрях их поломанного сектой сознания Регарди не хотел. Порой Хамна начинала нудеть, что Арлинг мало тренируется или плохо питается, и в этой нескладной опеке Регарди видел того халруджи, который жил в нем годы служения Сейфуллаху. То ли клятва халруджи творила волшебство с людьми, которые ее давали, то ли Хамна, действительно, прониклась служением Арлингу, причина которого до сих пор были ему неясна. Если Регарди опекал Видящую, то Хамна опекала его, пусть и делая это «по-етобарски». Лепешку с сыром, которую сейчас поедали насекомые – гигантские муравьи, опередившие мышей, принесла ему Хамна, взявшая с него обещание, что он все съест до последней крошки. Арлинг пообещал. Что ему было солгать в такой мелочи, если на День благих намерений он переломал пальцы ни в чем неповинным людям. Может, Магда и заразила его безумием, но приправа для сумасшествия была его собственная.

«Что вы задумали, учитель?»

Разговаривать с иманом по ночам давно стало привычкой. Регарди задавал ему вопросы, на которые не хотел получать ответы. В такие моменты его одолевали безжалостные враги – грусть и одиночество. Он скучал по учителю, по Сейфуллаху, по своим друзьям, которых поглотило время. Может, их отношения с Аджухамом и имели шанс на воскрешение, если бы Арлинг не вмешался в дела кучеяра столь открыто и бесцеремонно. Никому его план не понравился – даже Магде, ради которой все затевалось. Но Видящая больше не вспоминала гремеров, да и Арлингу стало спокойнее после того, как разведка перестала докладывать о колодцах, оазисах и водоемах. Поэтому трава сима, которую он заметил днем неподалеку, заставила его нервничать. Сима всегда появлялась у воды. А когда Арлинг нервничал, он становился безжалостным. Даже Аллен возмутился, когда Регарди отправил патруль в третий раз прочесывать округи. Воды поблизости не было, но откуда тогда взялась эта сима?

Арлинг уселся подальше от засохших кустиков, не позволяя себе обманываться их мертвым видом. После первого дождя они воскреснут и начнут заполонять пески, покрывая их ковром спутанных корней.

– Ты там? – спросил он Нехебкая. Тот охотно вылез откуда-то из недр его сознания, явно удивленный тем, что Регарди захотел с ним поговорить.

– Давай устроим самум, – сразу предложил Индиговый. – Неправильно, что их так мало. Ты совсем не стараешься.

– Сейчас буря не нужна, – отмахнулся Арлинг. – Мы уже где-то на границе с Восточным Такыром. До Самрии недалеко. Тебе не кажется странным, что нам до сих пор не встретился ни один караван?

– Нет, не кажется. Странно то, что ты разговариваешь сам с собой, сидя вдали от всех на холодном песке. Я змея, забыл? Мне нужно потеплее.