Светлана Борисова - Колыбельная для вампиров
— Если не затруднит, подбрось дрова в камин, и располагайся, а я пока достану коньяк и организую закуску. Может, хочешь кофе? Нет? Ну, и ладно.
Бесшумно передвигаясь по кабинету, Штейн достал из небольшого шкафчика дорогой коньяк и коробку кубинских сигар.
— Вот твои любимые сигары. Держи.
— Не суетись, Томас, — холодно улыбнулся Палевский. Подкинув пару поленьев в камин, он расположился в удобном кресле около уютно потрескивающего пламени одомашненного костра. — От коньяка и сигар не откажусь. Спасибо.
— В нарушение введенных тобой же запретов?! Или начальству законы не писаны? — как ни в чём не бывало, шутливо произнес Штейн, разливая коньяк по пузатым бокалам. Палевский холодно прищурился, сопровождая его передвижения недобрым взглядом. Но Глава СБ никак не реагировал на его явное недовольство. Скрывшись в приемной секретарши, вскоре он вернулся, неся поднос с закусками. Без особого труда он сохранял на лице искренне-радостную мину, и ледяное выражение прозрачных зеленых глаз постепенно стало таять, уступая место одобрению.
«Растет Томас, чего и следовало ожидать при его задатках и тяжелом детстве. Если бы не вспыльчивый прямой характер, то со временем из него получился бы прожженный политикан, этакий второй Никколо Макиавелли. Но и сейчас он немногим уступает итальянскому прощелыге. Очень надеюсь, что он унаследовал только его положительные качества, а не склонность к интригам и предательству…»
Палевский взял бокал со столика и, уходя на нейтральную территорию, назидательно произнес:
— Генетика, мой юный друг, штука тонкая. Временами кажется, вроде бы пустяк, ерунда не стоящая внимания, а дает такие отклонения в геноме, что потом замучаешься исправлять последствия. Короче, проще предупредить, чем исправить. А курение с алкоголем и на коренной человеческий геном плохо влияют, что уж говорить о нас, молодой расе.
— Как специалисту тебе и карты в руки! Слушая твои проповеди, того и гляди, что сам брошу пить и курить! — добродушно улыбнулся Штейн, затягиваясь сигарой. Он несколько расслабился, почувствовав, более миролюбивый настрой непосредственного начальства.
— Ну, зачем такие жертвы? Тем более нарушение запретов всегда придает особую прелесть удовольствию. Ты же знаешь, греховный плод особо сладок и притягателен. Это нам досталось в наследство от Праматери Евы, — с иронией ответил Палевский, доливая коньяк в свой бокал.
— Что ж, почтим ее светлую память. Наша библейская авантюристка — самая отважная женщина, не побоявшаяся взять на себя ответственность за судьбы всего человечества. Эта святая грешница подарила нам не только жизнь и любовь, но и тягу к постижению всего нового и необычного в мире. Только последний ханжа может её осуждать. Если она провинилась перед Вседержителем, перед ним она и будет держать ответ. Не нам, ее детям, обязанным ей жизнью, осуждать Еву за грехи. Аминь!
Мужчины выпили, почтив молчанием подвиг Праматери.
— Эх, а вот Адам был трусоват, не сумел защитить свою женщину! Только и делал, что ныл, лишившись своего безделья в Раю. Не повезло нам с пращуром! — с насмешкой произнес Палевский.
— Ах, ты, иблис! Аллах покарает тебя за гордыню! Как ты опять посмел усомниться в его творении?
Дружно рассмеявшись, они принялись не спеша сибаритствовать. Тем более коньяк и сигары — это такое дело, которое не терпит суеты. Поэтому друзья некоторое время молчали и наслаждались их вкусом, глядя на пляшущее в камине яркое пламя.
В воздухе уже ощутимо витал запах дорогого коньяка, а в комнате повисла синеватая пелена из замысловатых завитушек сигарного дыма, когда Штейн нарушил молчание.
— Мика, ты ко мне по делу, или просто с рабочим визитом? — осторожно спросил он и посмотрел на старшего друга испытующим взглядом. Тот вздохнул и с сожалением отставил свой бокал.
— Право, даже не знаю… ладно, начну с личного. Что за катавасия у вас приключилась с Мари? Какого черта ее направили в безопасность? Да еще так уделали при распределении, что Рени, увидав, в каком она состоянии закатила мне вечером жуткую истерику. Не хочешь объясниться?
Посерьезневший Штейн встал и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. Палевский с непроницаемым выражением на лице наблюдал за его хождениями, но в зеленых глазах вспыхнули золотые искорки, предвестницы грядущего раздражения. Чувствовалось, что недавнее хорошее настроение у обоих разом кануло в лету. Снова сев в кресло Штейн с тяжким вздохом произнес:
— Сложившаяся ситуация вынудила пойти на крайние меры. Ведь ты не отзываешься на звонки, и я очень надеялся, что ты придешь ко мне по поводу Мари, и у нас появится возможность приватно переговорить, — после небольшой паузы, он виновато произнес: — Извини за умолчание, недавно на связь со мной вышел Старейший. Доклад я специально не посылал.
Штейн быстро глянул на Палевского, оценивая его реакцию. Тот в изумлении уставился на него.
— Что ему нужно? — резко спросил он. — Ведь Старейший уже давно не вмешивается в наши дела, как и обещал…О, черт! Только его мне не хватало для полного счастья!
— Не скажи. Например, он совсем недавно выступал на торжественном построении в Академии, — Штейн снова виновато посмотрел на Палевского.
— Ты ничего не путаешь? Мы же планировали его выступление как инсценировку!
— Планировать-то планировали, но выступил сам Старейший; появился буквально в последнюю минуту и сорвал наше блестящее мероприятие. Жаль, что ни ты, ни я не смогли появиться в Академии, но кто же знал, что так выйдет!
— Просто замечательно, — процедил сквозь зубы Палевский. — Прав народ, нельзя черта поминать, такое легкомыслие чревато последствиями. Почему ты скрыл от меня информацию? Может, я уже выведен из состава Совета Старейшин, но до сих пор пребываю в счастливом неведении? Судя по всему, Главой СС я уже не являюсь, если мои подчиненные не считают нужным уведомлять меня о подобных делах.
— Прошу, не заводись, тебя же никогда не бывает на месте! — быстро проговорил Штейн, видя признаки его нарастающего гнева. — Вспомни, я неоднократно просил тебя оставить науку! Ведь наше сообщество настолько разрослось, что даже тебе не усидеть на двух стульях. Я не перетягиваю на себя одеяло, просто пытаюсь взять часть твоей нагрузки. Если тебя раздражает мое вмешательство, сам занимайся делами в Совете.
— Отговорки! Слабо, Томас! — вспыхнул Палевский и, вскочив на ноги, заметался по кабинету. — В чем проблема? Могу полностью уйти в науку! Действительно, на кой черт я нужен как Глава Совета?! Как, по-твоему, я должен принимать решения, если от меня скрывают важнейшую информацию!
