Валерий Иващенко - Чёрная вьюга
Если говорить совсем уж честно, волшебнику совсем не обязательно быть отменным фехтовальщиком – но тем не менее, все они оказывались ими просто блестящими. Да, чуть техники и вбитых в подсознание основ. Но главным тут, решающим являлось то, что почти любой владеющий Силами просто чувствовал, предвидел рисунок боя благодаря своим способностям. Оттого и становилось понятным, что махать железками друг с другом они не любили, но вот обычному сопернику могли утереть нос запросто…
Первую, ещё осторожную атаку Олеська отбила просто играючи. Мало того, в вихре взметнувшегося алого с белым подола она крутанулась на месте, коварно сделала подсечку и через мгновение остриё её меча уже смотрело в переносицу упавшего соперника.
– Смелее, дон, – с очаровательной улыбкой она шагнула назад и жестом показала тому – вставайте!
Вторую атаку парень провёл куда решительнее, Олеське даже пришлось сдержать свои рефлексы, чтоб не провести контратаку в полную силу. Ах, как же это было здорово, крутить финты с завязанными глазами в пропахшем здоровыми ядрёными запахами тренировочном зале… но приёма с батманом и переводом парень откровенно не знал.
– Уже лучше, – признала она, разминая занывшую руку. Уж силушки у этого с виду худощавого парня куда поболе. – Но если вы и на третий раз не покажете всего, на что способны – не обижайтесь потом, продам кое-кого в бордель для престарелых гоблинш!
Упс… а вот мужскую гордость парня, похоже, задевать не стоило – Олеська едва отбивалась под этим бешеным градом ударов и разнообразных атак… уже почти вытесненная на обочину дороги, она едва успела в нужный момент разжать держащие разгорячённый эфес пальцы – а потом отпрыгнуть на шаг от оружия, взлетевшего с негодующим лязгом в воздух, и старательно изобразить на мордашке удивление.
– Чуть руку не сломал, грубиян, – пожаловалась она раздосадованно взвывшей гоблинше и демонстративно потёрла занывшую кисть. – К ужину быть в замке, дон Варас – вместе с вашей матушкой и сестрицей! А с утра и приступите к своим обязанностям…
Что там кроме радостного удивления ещё виднелось в этих глазах, Олеська рассматривать не стала. С нужной долей высокомерия её голова словно сама собою кивнула, а тело уже повернулось к восторженно переговаривающейся толпе.
– Да, кстати, отныне уравниваю в правах на моей земле людей, подгорных гнумов и этих, как их? – изобразив голосом и досадливо поджатыми бровками должную степень недовольства, Олеська чуть повернула голову к служанке.
– Елфы остроухие, – громовым шёпотом подсказала та, и маркиза величественно подтвердила.
– А теперь давайте сюда бургомистра!
Некоторое время Олеська пристально и с самой недоверчивой миной рассматривала выряженного в пух и прах с рюшами лощёного гоблина с пухлыми, так и ложащимися на воротник щеками и умильной зеленушной мордочкой.
– Ну-ка, подскажите мне, почтенные горожане – сколько этот хлыщ украл моих денег? – согласитесь, понятно, что от сего вопроса толпа замерла во вполне как бы и той мёртвой сцене из «Ревизора».
Нечего и говорить, что бургомистр после такого и вовсе пал ниц. Прямо наземь – и уже ползком пытался добраться до туфелек госпожи, чтобы своим языком облобызать с них дорожную пыль.
– Ну… тысяч десять? – солидным баском, вдумчиво предположил глава гильдии купцов.
– Та ну, Гимли – а на подрядах каменщикам хто мошну набивал, когда маяк строили? – возразил сиплым голосом кто-то в чёрной мантии колдуна – с нашитыми зеркальцами, звёздами, змеиными головами и прочей мишурой.
В мгновенно разгоревшемся споре мнения колебались в ту или иную сторону, прилюдно вспоминались все малейшие прегрешения или обиды от бургомистра, сейчас обречённо замершего под прижавшей его к земле ножкой маркизы. Но Олеська изобразила жестом – быстрее – и довольно быстро злорадствующие горожане сошлись на двенадцати-четырнадцати тысячах монет.
«Ого! Впечатляюще» – Олеська прикинула таковое количество и даже немного восхитилась оборотистостью жулика.
– Если завтра к рассвету к воротам замка доставишь десять тысяч – я не стану приказывать повесить на тех воротах тебя, но сначала на твоих глазах варить в масле родных и близких. На медленном огне, – от такой милости новой госпожи, высказанной просто ангельским голоском, одних присутствующих обдало жаром, других продрал по спине нешуточный мороз.
По правде говоря, Олеська не стала бы то делать ни за какие коврижки. Но вот, неправедная денежка за этим гоблином определённо имелась. И кто, как не полновластная хозяйка замка и земель, могла бы такой хорошей сумме найти должное применение?
– Комендант, приставь к нему пару солдат, чтоб не сбежал и не наложил на себя руки, – распорядилась Олеська и брезгливо оттолкнула вновь устремившегося было к её ногам толстячка. – А пока исчезни!
Получив отсрочку, бывший бургомистр поплёлся обратно в город в сопровождении пары весело над ним зубоскаливших солдат и вскоре скрылся из вида.
А что Олеська? Олеська подбоченясь осмотрела скопище испуганно замерших горожан и только вздохнула. Жарко. Пить охота, а не торчать тут. Это только в сказках хорошо быть принцессой или графиней. Села на трон – хочу, пирожное, не хочу – мороженое… угу, щас! Чем больше хозяйство, тем больше с ним хлопот. Уж во всяком случае, куда поболе, чем с коровником или трамвайным депо?
– Ладно. Прохладный и просторный зал, где я могла бы сесть в достойное моей милости кресло и принимать прошения от своих подданных, в городе найдётся? – обречённо поинтересовалась она.
Конечно, всё нашлось, и всё было предоставлено. Помаленьку завертелась кутерьма, посыпались доклады, отчёты и челобитные, пару раз пред ясными глазами маркизы спорщики едва не повыдрали друг бороды. И всё же, устало похохатывающая Олеська намерена была за свои деньги досмотреть это представление до конца. И причём, разобраться в каждой если не мелочи, то уж в здешних подводных веяниях точно.
Ведь, коль сказал дедушка Ленин нечто типа того, что каждая домохозяйка обязана уметь управляться с государством – не нам спорить с этим сумрачным гением революции…
ГЛАВА ПЯТАЯ. ТАТЬ И ЗВЕЗДА В НОЧИ
Медленно, нехотя померк звёздный свет. Или даже не померк – он чуть изменился, чтобы не отвлекать, не мешать. Вроде бы и остался где-то там, чтобы лишь оттенять и служить ненавязчивым фоном. Примолкли и сами обычно болтливые звёзды, на миг даже испугавшись этой даже не звенящей, а какой-то пугающей тишины. И вот в этой пустоте, где-то в неимоверной дали, вдруг родился резкий аккорд. Словно кто-то невидимый ударил по струнам. Истово, с надрывом:
