Керстин Гир - Таймлесс. Сапфировая книга
— Я очень рад, что ты пришла, — сказал он, взял мою руку и поднял ее к своим губам. — Я думаю, необходимо углубить наше знакомство, потому что первая встреча прошла немного… неудачно, не так ли?
Я ничего не сказала. В нашу первую встречу я большую часть времени старалась мысленно петь национальный гимн, граф отпустил несколько обидных замечаний в адрес отсутствующего ума — у женщин вообще и у меня в частности, а в конце он душил меня и угрожал, и всё это весьма нетрадиционным образом. Он был прав: первая встреча прошла немного неудачно.
— Как холодна твоя рука, — сказал он. — Давай присядем. Я старый человек и не могу так долго стоять.
Улыбаясь, он отпустил мою руку и уселся в кресло за письменным столом. На фоне всех этих книг он смотрелся как собственный портрет: мужчина без возраста, с аристократическими чертами лица, живыми глазами и в белом парике, окутанный аурой таинственности и опасности, от которой не было спасения. Я волей-неволей села в другое кресло.
— Ты интересуешься магией? — спросил он и показал на стопку книг.
Я покачала головой.
— До последнего понедельника не интересовалась, если честно.
— Это чуть-чуть ненормально, не так ли? Твоя мать все эти годы заставляла тебя считать себя самой обыкновенной девочкой. И в одно мгновение все меняется, ты выясняешь, что являешься важной частью великой Тайны всего человечества. Ты можешь понять, почему она это сделала?
— Потому что любит меня. — Я хотела произнести эту фразу вопросительно, но получилось очень определенно.
Граф засмеялся.
— Да, женщины так думают!Любовь!Это слово стало благодаря вашему полу избитым.Любовь является ответом— я всегда нахожу это трогательным, когда слышу. Или веселюсь по этому поводу — когда как! Женщины никогда не сумеют понять, что мужчины понимают любовь абсолютно по-другому.
Я молчала.
Граф наклонил голову набок.
— Если бы женщины не воспринимали любовь как беззаветную преданность, им было бы намного сложнее подчиняться мужчинам, во всех смыслах.
Я старалась сохранить нейтральное выражение лица.
— В наше время ситуация… (слава богу!) изменилась. Мужчины и женщины имеют равные права. Никто не должен подчиняться другому.
Граф опять засмеялся, на этот раз он смеялся дольше, как будто я рассказала отличную шутку.
— Да, — сказал он наконец. — Мне рассказывали. Но поверь мне, неважно, какие права дали женщинам, — это ничего не меняет в природе человека.
Ну и что можно было на это ответить? Лучше всего — ничего. Как только что сказал граф — природу человека не изменить, в том числе и его собственную.
Какое-то время граф рассматривал меня, весело, с приподнятыми уголками губ, а потом внезапно сказал:
— Во всяком случае, магия… согласно предсказаниям ты должна ею владеть. Рубин, одаренный Ворона магией, замкнет в соль-мажоре Круг двенадцати…
— Да, я уже несколько раз это слышала, — сказала я. — Но никто не сумел мне объяснить, что такое, собственно, магия Ворона.
Рассечется безмолвие взмахом таинственных крыл,
ворон слышит, как песня умерших поется,
но окрепнет могущество все еще дремлющих сил,
и рубиновой магией старое время взорвется.
Древнею тайной веков осенён,
Венчает он круг и начало времен.
Я пожала плечами. Из этих стихов никто бы ничего не понял.
— Это всего лишь предсказание сомнительного происхождения, — сказал граф. — Оно необязательно должно сбыться. — Он откинулся в кресле и опять стал меня рассматривать. — Расскажи мне что-нибудь о родителях и твоем доме.
— О моих родителях? — Я была немного удивлена. — Нечего особо рассказывать. Мой отец умер, когда мне было семь лет, у него была лейкемия. До своей болезни он был доцентом Даремского университета. Мы там жили до его смерти. А потом мама со мной и моими братиком и сестричкой перебралась в Лондон, в дом моих дедушки и бабушки. Мы там живем вместе с тетей, кузиной и бабушкой Мэдди. Моя мама работает в администрации больницы.
— И у нее рыжие волосы, как у всех девушек Монтроуз, не так ли? Как и у твоих брата и сестры?
— Да, кроме меня, все рыжие. — Почему его это интересовало? — У моего папы были темные волосы.
— Все остальные женщины в Кругу двенадцати — рыжие, ты знала об этом? Еще до совсем недавнего времени во многих странах этого цвета волос было достаточно, чтобы сжечь женщину как ведьму. Во все времена и во всех культурах люди одновременно восхищались магией и боялись ее. Это и стало причиной, почему я стал заниматься ею так подробно. Того, что знаешь, не надо бояться. — Он наклонился вперед и скрестил пальцы. — Меня особо интересовало обращение с этой темой в странах восточной культуры. В моих путешествиях по Индии и Китаю мне повезло встретить множество учителей, готовых передать свои знания дальше. Меня посвятили в тайны Акаша-Хроник, и я узнал многое, что просто бы взорвало духовное восприятие большинства западных культур. И что могло бы сподвигнуть инквизиторов и сегодня совершить необдуманные действия. Нет ничего, чего бы церковь боялась бы больше, чем если бы люди осознали, что Бог не находится вне нас в далеком небе и там решает нашу судьбу, а что он в нас самих. — Он испытующе посмотрел на меня. — Каждый раз меня бодрит, когда я объясняю детям двадцать первого века какие-нибудь богохульные темы. Вы, не моргнув глазом, выслушиваете ересь.
Не-е-е-е. Мы не моргнули бы глазом, даже если бы знали, что такое «ересь».
— Азиатские мудрецы находятся на пути спиритуального развития намного дальше нас, — сказал граф. — Некоторые небольшие… способности, как та, например, демонстрация которой состоялась в нашу последнюю встречу, я тоже приобрел там. Моим учителем был монах одного тайного ордена высоко в Гималаях. Он и его братья общаются друг с другом, не используя голосовых связок, и они могут победить врагов, не пошевелив пальцем — так велики их силы духа и воображения.
— Да, это умение наверняка полезно, — сказала я осторожно. Лишь бы он не решил, продемонстрировать мне все это еще раз. — Мне кажется, вчера вечером на суаре вы испробовали эту способность на лорде Аластере.
— О, суаре! — Он снова улыбнулся. — С моей точки зрения оно произойдет завтра вечером. Как хорошо, что мы завтра там встретимся с лордом Аластером. Ну и как, он оценит мои таланты?
— Во всяком случае, это на него произведет впечатление, — ответила я. — Но нельзя сказать, что напугает. Он говорит, что позаботится о том, чтобы никто из нас не был рожден. И что-то там об исчадиях ада.
— Да, у него есть прискорбная склонность к невежливым формулировкам, — сказал граф. — И все же никакого сравнения с его предком, Конте ди Мадроне. Мне надо было его убить, когда у меня была такая возможность. Но я был молод и имел, к сожалению, наивные взгляды… Сейчас я не совершу эту ошибку во второй раз. Даже если я не могу сам убрать его — дни лорда сочтены, неважно, сколько слуг он соберет вокруг себя для защиты и как виртуозно он владеет шпагой. Если бы я был молод, я бы сам вызвал его на дуэль. Теперь эту задачу должен взять на себя мой потомок. Умение Гидеона фехтовать заслуживает уважения.
