Медведев. Книга 2. Перемены (СИ) - "Гоблин (MeXXanik)"
Сидевший за стойкой дружинник, заметив меня, вскочил и поклонился.
— Курьер от гильдии купцов ещё не приезжал? — поинтересовался я, подходя ближе.
— Никак нет, мастер-князь, — отчеканил он, стоя прямо как меч в ножнах.
— Как только прибудет — пропусти его ко мне, — распорядился я.
— Будет сделано, — кивнул дружинник и снова сел, но уже с таким видом, словно каждую секунду был готов вскочить обратно.
Я направился к лестнице. Где-то наверху пахло свежим деревом и политой полировкой — знак, что уборку здесь делают не для показухи, а потому что так положено.
На втором пролёте в кармане зазвонил телефон. Аппарат завибрировал с деликатным усердием. Я вытащил его, взглянул на экран. Конечно, это была Вера Романовна.
— Представитель от мастеровых прибудет в управу только к пяти часам, — сообщила она.
— Отлично, — отозвался я. — Большое спасибо.
— Всегда пожалуйста, — коротко ответила она и отключилась.
Я убрал телефон в карман и продолжил подниматься, думая о том, как удивительно: в городе, где могут пропасть белье и сломаться имперский велосипед, всё-таки бывает надёжность. И иногда — в лице секретаря.
Но едва я успел войти в кабинет, как в дверь приемной робко постучали:
— Мастер-князь, — послышался незнакомый голос.
— Проходите сюда, — крикнул я.
В приемной послышались быстрые шаги, и через пару мгновений в кабинет вошел курьер от купеческой гильдии. Им оказался худой парень в аккуратном сером костюме. Он остановился у входа, склонил голову в приветствии.
— Вам конверт от гильдии купцов, — затараторил он.
— Добрый день, — ответил я. — Проходите.
Он подошел к столу, на ходу вынимая из сумки конверт. Передал его мне. Я вынул из подставки нож для бумаг, вскрыл посылку, вынул стопку документов. Пробежал глазами по строчкам отпечатанного на машинке текста. И убедившись, что все в порядке, подписал оба экземпляра. Затем быстро вынул из ящика стола свечу, спички и кусок сургуча, завернутый в серую бумагу. Неспешно расплавив сургуч в глубокой ложке, вылил его в нужном месте рядом с подписями. Красный сургуч расплылся по бумаге густым пятном, похожим на свежую кровь, и застыл. Потом я приложил поверх печать княжеской канцелярии, предварительно сдув с нее пыль.
— Передайте купцам, — произнес я и вернул один экземпляр, запечатав его в конверт. Курьер принял пакет, низко поклонился и поспешил прочь.
Я же оставил договор на столе, взглянул на висевший на стене календарь. Год на нем был не прошлый. Календарю было пять лет. Видимо, тут никому не было дела до дат. Время в Северске текло по своим правилам.
Откинулся на спинку стула. Тяжесть дня навалилась на плечи. Первый шаг сделан, но внутри всё равно оставалось ощущение зыбкости. Слишком уж хрупко держалось это равновесие.
А затем я представил, как расстроится Осипов, когда узнает о договоре. Он не смирится. Попытается надавить, вмешаться в проведение конкурса, шантажировать. И довольно улыбнулся: Осипов мог злиться сколько угодно. Я не собирался играть по его правилам…
Я провёл рукой по теплой, отполированной столешнице. Интересно, сколько людей здесь говорили то же самое, что и я: «честный конкурс», «прозрачные условия», «контроль». И сколько из них потом сгибались под давлением, или уходили, так ничего и не добившись?
Но, я не имел права отступить. За портом стоит будущее княжества. Если он оживёт, у Северска появится опора. Если же провалится… об этом варианте я пока старался не думать. Поэтому я некоторое время сидел в пустом кабинете, слушая, как где-то далеко, за окнами, шумит город. А затем взглянул на часы. До визита Климова оставалось еще три часа. Я достал из верхнего ящика стола несколько чистых листов, и принялся писать.
Мастер Климов вошёл в мой кабинет ровно в условленное время — ни минутой раньше, ни минутой позже.
Он был седой, с лицом, испещрённым морщинами, как старый дуб — не от времени, а от тяжелой работы. На шее под воротник уходил старый ожог — неровный, чуть бледнее здоровой кожи. Руки у Климова были тяжёлые, словно вырубленные из камня — руки, которыми не жестикулируют, а работают.
Он замер у входа, склонил голову в коротком, уважительном поклоне. Всё было просто, по-мужски: никакого подобострастия, но и без дерзости.
— Добрый вечер, мастер Медведев, — произнёс он ровным, чуть хрипловатым голосом, в котором чувствовалась настороженность. — Простите, прибыть раньше не получилось.
Он виновато развел руками, и я кивнул:
— Добрый, — кивнул я. — Ничего страшного, я все понимаю. Проходите.
Жестом пригласил его войти, указал на свободное кресло напротив. Климов шагнул в кабинет размеренно, будто в мастерскую, где каждое движение должно быть точным. Затем сел осторожно, как тот, кто привык, что даже мебель может не выдержать его веса.
Он взглянул на меня, не прямо, а будто оценивая, не навязываясь. Во взгляде читалась осторожность. Такую проявляют мастера, когда берут в руки новый инструмент: мол, посмотрим, стоит ли он доверия.
Я выдержал паузу. Такие люди не любят суеты. С гостем надо говорить как с равными.
— Девица, что мне звонила, — заговорил Климов, усаживаясь поудобнее, — просила языком не трякать о том, куда я иду.
Он коротко усмехнулся. Видно, что он уже прожил достаточно, чтобы не удивляться странным просьбам, но всё ещё не утратил способности иронизировать над ними.
— Будто кто-то и впрямь посмеет меня спросить, куда я собрался. Или я начну отчёт давать каждому встречному. Да я, когда на погост отправлюсь, сделаю это молча. Но я так понимаю, — продолжал он, уже прищурившись. — что просто так бы просить меня помалкивать не стали.
Он посмотрел на меня в упор, взглядом тяжёлым, как молот на наковальне.
— Все так. Я попросил секретаря передать вам просьбу, чтобы наша встреча была тихой.
— Только не говорите, мастер, что вы решили сделать мне предложение переехать отсюда куда-нибудь… в сторону столицы.
— Нет, мастер Климов, — отозвался я спокойно, протягивая ему пачку бумаг. — У меня к вам серьёзный разговор. Купцы согласились профинансировать восстановление порта.
Климов взял документы быстро и принялся деловито просматривать написанное.
Начал читать, шевеля губами, будто проговаривал про себя, чтобы каждое слово легло как надо. Кустистые брови его то и дело вздрагивали — один раз подскочили вверх, второй — насупились, а потом снова поднялись.
— Мда… — только и сказал он, не отрываясь от текста. — А говорили, в княжестве нынче всё тихо.
— Все документы уже подписаны, — начал я аккуратно. — Осталось только провести конкурс на бригады, которые займутся восстановлением. Как того требует закон.
Климов не отрывался от текста, но чуть склонил голову вбок, как мастер, который уже догадывается, где в чертеже подвох.
— И я хочу, чтобы строительством занялись люди, которые не будут присваивать себе деньги, — продолжил я. — Купцы дают средства через князя, а это значит, они заинтересованы, чтобы всё шло честно.
Я сделал паузу, дал словам осесть, а потом добавил:
— А значит — попытаются контролировать процесс.
Климов задумчиво потер ладонью подбородок, шершаво провёл пальцами по щетине, как будто хотел вычесать оттуда сомнения. В его взгляде уже не было прежней колючести. Теперь там было больше размышления, даже интерес.
Потом он поднял глаза на меня и прямо, без обиняков, спросил:
— А Совет?
И тут голос его стал особенно весомым, почти глухим, как звук молотка по дереву.
— Осипов вряд ли обрадуется этой идее. Уверен, у этого… мастера над Советом уже давно есть свои планы на землю, где порт стоит. И планы у него, наверняка, без участия мастеровых.
Я слегка улыбнулся. Потому что догадался: если уж Климов начал говорить об Осипове без обычной осторожности, значит, интерес у него появился серьёзный. И теперь разговор у нас пошел всерьез.
— Осипов наверняка будет против, — признал я, развёл руками, словно показывая: чудес не обещаю. — Но он не единственная сила в княжестве. Купцы уже подписали договор. Деньги будут у нас, и распоряжаться ими будет управа.