Стеф Свэйнстон - Год нашей войны
— А ты — вовсе нет, — топнула она ножкой, и в ее сладком голосе прозвучали сердитые нотки. — Всю ночь не спать!
— Прости, любовь моя.
— Иди в постель, — с притворной суровостью велела она.
Ее гнев постепенно превращался в желание:
— Не сейчас. Мне нужно уколоться.
Она прижалась ко мне, обвила мою талию хрупкими руками и положила голову мне на плечо. Я нежно обнял ее. Кожа Терн была мягкой.
Сегодня я вновь разочаровал мою крошку. Нам не нужно было слов — я чувствовал ее эмоции, как потоки воздуха во время полета. Но на ее печаль я должен был ответить жестокой неумолимостью.
— А потом мне нужно будет вернуться к императору, который только и ждет повода, чтобы избавиться от своего преданного Вестника, а возможно, и от тебя заодно, поскольку котята, подобные тебе, слишком игривы для Круга. К тому же необходимо слетать в Рейчизуотер и проведать твою родню. Может кого из них съели? И наконец, мне приказано отправиться на побережье и удостовериться в том, что Туман и Ата уже прикончили друг друга.
Не буду описывать ее слезы, мольбы и причитания. Что такое желание Терн по сравнению с приказом императора? Но сейчас я был дома, и она хотела сделать так, чтобы я остался.
— Я брошу тебя, — пригрозила она. — Я вернусь в Роут и буду жить там.
— Если ты сделаешь это, — ухмыльнулся я, — то через двадцать лет превратишься в старуху, а еще через тридцать умрешь.
ГЛАВА 16
Море шумит лишь там, где встречается с землей. Меня бесил неумолчный тихий плеск и шелест у подножия скалы, который к тому же далеко разносился над спокойной водой. Ему вторили волны, с хлюпаньем разбивавшиеся о борт корабля, что стоял на якоре в нескольких километрах от берега. Зато кроме этих в общем-то негромких звуков в мире царила тишина. На холодном небе не было ни единого облака. Меня же донимали птицы, и я поднялся над скалой. Несколько длинных, ленивых взмахов крыльями, и я оказался на достаточном удалении от пенных бурунов, после чего уже не спеша полетел над переливающимся голубым покрывалом. Я больше не слышал шума прибоя, но от быстрого полета у меня ужасно замерзло лицо. Солнце светило очень ярко, и я был вынужден постоянно щуриться. Подо мной стрелой пронесся баклан, рассекая воздух своим длинным загнутым клювом. Я нырнул вперед, и испуганная птица шарахнулась в сторону. Затем я снова набрал высоту, чтобы оказаться подальше от сверкающей поверхности моря. Я терпеть не мог его переменчивый нрав.
«Если ты сдашь "Медового канюка", — гласил ультиматум Аты Туману, — то в целости и сохранности доберешься до Перегрина. И мы больше никогда не встретимся. Любые другие твои действия я буду рассматривать как объявление войны». Я написал это на бумажке, положил ее в свой рюкзак и сбросил на палубу «Канюка» с большой высоты. Я специально не стал приземляться — содержание записки было весьма опасным.
Туман прочитал ее и помахал рукой с тремя пальцами.
— Передай императору, — проорал он, — что ее время вышло. Она перешла последнюю границу!
Я махнул крыльями в ответ и, поймав свежий бриз, последовал за кораблем.
Я слушал, как Волнорез обращался к своим людям. Он говорил сразу со всей командой. Моряки, плотно столпившись на корме, ловили каждое его слово. Поначалу команда была явно напугана и настроена пессимистично, однако дикий энтузиазм эсзая был заразителен.
— Это — самый быстрый корабль из всех, что когда-либо бороздили океан, — ревел Туман, потрясая кулаками, — а вы — лучшая команда, которой мог бы гордиться любой капитан! Если сейчас вы поработаете как следует, то в скором времени станете управлять собственными кораблями.
Он расхваливал их с такой горячностью и обещал такие награды, что они наконец начали ухмыляться и толкать друг друга локтями. Он объяснил им последовательность действий и распределил судовые роли. Затем он ткнул пальцем туда, где я кружил в воздухе. Грязные лица уставились наверх, как полосатые грибы в ящике для растений.
— Видите! — прокричал Туман. — Янт сопровождает нас! Это — лучший впередсмотрящий, которого «Медовый канюк» мог только пожелать! Теперь за дело. Мне нужна скорость!
Небо было чистым, с суши дул приличный ветерок. Я наблюдал за «Канюком» с достаточной высоты. Вся команда собралась на палубе, и закипела работа. Сначала корабль засосал в себя якорь на длинной мокрой цепи. Затем свободу получил ослепительно белый парус, он расправился и, поймав ветер, надулся. Одновременно с этим развернулись еще три полотнища. Синий флаг Перегрина развевался впереди. Корабль разрезал волны, постепенно набирая скорость. Туман стоял на капитанском мостике и кричал что-то вниз, на главную палубу. Люди сообща тянули просмоленные веревки. Сравнительно небольшой парус с потрясающе ярким изображением солнца натянулся над носом корабля. Огромное судно устремилось вперед, все увеличивая скорость. Туман со вздувшимися на руках жилами вращал штурвал. Я упал в новый воздушный поток и принялся внимательно наблюдать за тем, как Моряк управляет кораблем. Ветер наполнил все паруса, и «Канюк», задрав нос, понесся вперед.
Я несколько раз облетел вокруг корабля и вскоре был весь мокрый от брызг. Тогда я решил занять более спокойную позицию. Стараясь не задеть край паруса, я без особого труда поймал тот же ветер, что гнал вперед «Канюка», и получил таким образом возможность, не затрачивая лишних усилий, нестись вперед рядом с кораблем. Холодный воздух, казалось, сам поддерживал мои крылья. Это был прекрасный полет.
Заекай, находившиеся на палубе, поначалу бросали на меня любопытные взгляды, а потом привыкли и потеряли интерес, к тому же Туман загружал их все новой и новой работой. Они действовали очень быстро и слаженно, чему в немалой степени помогало то, что Туман знал всех по именам. Стоя у штурвала, он зажег спичку, чиркнув ею по компасу. Затем он ухмыльнулся своему помощнику. Когда тот наконец ушел с мостика, выражение лица Тумана стало отрешенным и задумчивым. Он вглядывался в горизонт. Сильный ветер трепал его плащ, и это, похоже, здорово злило Тумана, поскольку он носил его для того, чтобы скрыть бинты, стягивавшие переломанные ребра.
И, невзирая на боль в груди, Мореход умудрялся поворачивать штурвал. Правда, у одного человека, даже такого могучего, как Туман, не хватило бы сил удержать столь величественный корабль на нужном курсе. Для этого под палубой имелась целая система механизмов, с помощью которой осуществлялось управление судном даже в самых тяжелых условиях.
«Медовый канюк» довольно быстро добрался из укромной бухты, где он скрывался, до Кобальтового побережья, оставив слева но борту и скалы Вертиго, и низкий песчаный берег Ондина. Стального цвета тучи нависали над Травяным островом, словно он отражался в небе. Естественно, я увидел остров первым. Сначала он выглядел совсем плоским, однако постепенно все выше поднимался над океаном, и я уже вполне отчетливо мог разглядел обращенные на юг Апрельскую и Мартовскую башни Сута. А спустя пару минут и впередсмотрящий Тумана пронзительно завопил:
