Петр Верещагин - Испытание Тьмой
А цель была ни много ни мало, как укрепление Печати на Серебряных Вратах. Той самой Печати, что держала Древних в Пустоте.
Есть много способов сделать это. Но самый надежный – использовать в качестве новой Печати кровь собственной души. И Иешуа знал это, а потому и действовал так, чтобы исполнить все в срок и согласно правилам Ритуала Кровавого Очищения, те, кто не знал этих подробностей, сочли его поведение совершеннейшей глупостью с точки зрения здравого смысла, а христиане и вовсе впоследствии расценили как указание Спасителя на превосходство души и загробной жизни над плотью и жизнью земной. Идиотизм…
Впрочем, их тоже нельзя осуждать слишком сурово: не случись одного события, ничего этого не было бы…
Повесть о Распятии известна многим. И сказанные с высоты креста последние слова Иешуа: «Eloi, Eloi! Lama sabachthani?»[42] записаны во многих местах и неоднократно истолкованы… да только не произносил он их, потому что на этом этапе ритуала следовало хранить полное молчание! Ритуал же был завершен до конца, иначе Серебряные Врата рухнули бы еще тогда, тысячу лет назад.
Вот с этого момента и расходятся события действительности, увиденные тобой в Зеркале Снов, и Истина – как называют это христианские проповедники, используя в качестве единственного и непреложного источника оной Истины четыре священные книги, написанные четырьмя учениками Иешуа (книг вообще-то было создано больше, но видимо, остальные Истине в христианском ее понимании не соответствовали). Они говорят, что умерший на кресте Иисус был похоронен своими безутешными учениками в пещерном склепе, а на третий день после этого восстал из гроба «в облаке света», усыпил стоявший неподалеку караул легионеров (интересно, какого черта он делал у могилы заурядного по меркам Империи возмутителя спокойствия?) и явился своим ученикам наяву, после чего дал им указания типа «несите свет мой в людские сердца» и вознесся на небеса, где и пребывает поныне. Вот вкратце сущность их проповедей – тех, где удается хоть что-то понять.
Ты же видел несколько иную картину. Нет, основные детали сходились – был там некто светящийся, была усыпленная простейшими чарами стража (не имперская, кстати говоря, а местная, присматривавшая за тем, чтобы фанатики-поклонники Иешуа не унесли его тело – по Эрушалайму тогда ходило много всяких слухов…), была и встреча с двенадцатью учениками на холме под городом… Вот только не Иешуа это был – исполнив Ритуал Кровавого Очищения до конца, он уснул вечным сном.
Нет, был то не Иешуа, хотя и имел точное обличье умершего.
И не нужно долго искать, чтобы ответить на вопрос «кто?» – достаточно сопоставить несколько фактов…
Вера – это не просто слово, это вполне реальная мощь. Если многие всем сердцем верят во что-либо, это что-либо обычно осуществляется. В Воскрешение Иешуа ха-Нацри из мертвых верили сперва немногие – зато верили истово, как мало кому дано. И обращенные ими в «веру Христову» верили почти так же сильно. Этого оказалось достаточно, чтобы Иешуа действительно воскрес.
И все бы хорошо – но одно маленькое «но» портит всю идиллию… Те, кто платят своей жизнью за исполнение ритуала вроде Кровавого Очищения, не умирают просто так. Они умирают навсегда, уходя в Пустоту за гранью реальных и нереальных миров. А в этой Пустоте с очень давних пор обитают и другие Существа, которых иногда называют Древними.
Из Пустоты вернуться нельзя, потому что Старшие Лорды поставили на Серебряные Врата Печать, препятствующую возвращению Древних, равно как и всех прочих, случайно (или не случайно) оказавшихся там. Печать одна на всех, и исключений не существует.
Но Иешуа вернулся, ибо сильна была вера его (вернее, Его) приверженцев. Однако сие, в свою очередь, означает, что мог вернуться не Иешуа, а один из Древних, принявший Его облик!
«Мог вернуться» обычно далеко не означает «вернулся», это так. Для претворения чего-либо в действительность возможности мало.
Однако не следует забывать, что Боги, Древние и иже с ними, обладая властью над Явью, сами не являются ее частью! Они суть Нереальный Мир, Их родина – Навь; в Нави же только возможность чего-либо и имеет значение (при наличии воли и сил, но как раз этого у указанных персон более чем достаточно)…
Все эти рассуждения и логические построения – не более чем модель того, что МОГЛО произойти. И сия модель отражает только одну из Нитей Судьбы возможного прошлого, самую худшую – «худшую», естественно, с твоей субъективной точки зрения. Не более и не менее того. А твой учитель некогда изрек одну мудрую фразу, чрезвычайно понравившуюся всем ученикам (однако немало времени прошло, пока первый из них оценил ее истинную справедливость); Варгон сказал так: заранее готовясь к наихудшему, вы тем самым лишаете Судьбу возможности преподнести вам неприятный сюрприз.
И ни один из Посвященных никогда не упускал возможности сыграть с Судьбой на ее поле, имея в запасе такой козырь…
Да, время воспоминаний ушло. Теперь надо действовать.
Хотя (и ты не боишься признаться себе в этом) очень не хочется. Не потому, что это опасно – что-что, а риск для тебя не внове. И не потому, что это нарушает кое-какие правила Большой Игры – сие для тебя также почти привычно, ведь награда за твою голову назначена отнюдь не за дотошное исполнение вековых традиций.
Плохо то, что ты нарушаешь свое собственное обещание. И неважно, что свидетелей этого нет; и неважно, что этот способ остался, похоже, последним путем к Вершине. Важно то, что способ этот тебе не по нраву. А интуиции своей ты привык доверять, она тебя еще ни разу не подводила (но впрочем, чародей, которого подводит интуиция, крайне редко остается в живых, дабы поведать другим о сем печальном событии).
Но иного выхода, еще раз напоминаешь ты себе, нет.
Все прочие Пути закрыты Врагом. Этот же – вне Его власти. Потому что принадлежит тебе и только тебе…
Со времен твоего первого Испытания вряд ли кто-то нарушил покой безымянного кургана. От ближайшего обжитого места его по-прежнему отделяют минимум две версты, а от ближайшей дороги – без малого полторы. В ночь Бельтейна[43] звуки на открытом воздухе разносятся далеко, но особого шума не должно быть. Впрочем, уж это точно не имеет значения. Если кто-то и подойдет ближе, чем то дозволено смертному, его гибель будет не на твоей совести.
На этот раз ты не проводишь нескольких часов в ритуальном обходе вокруг могилы царя сгинувшего народа. Ты просто подымаешься по южному склону кургана, кратким Словом отодвигаешь плиту и, не утруждая себя созданием волшебного светильника, осторожно спускаешься по тринадцати широким ступенькам. Амулет цвергов Альмейна с трудом рассеивает мрак, более плотный, нежели ночная тьма, но ты все же можешь разглядеть кровавое сияние Венца Власти и столь же жадные искры в глазницах головы, возлежащей на Черном Троне. Сделанном, как тебе теперь известно, из измененного чарами оникса.
