Сергей Дорош - Темная сторона Луны
Тайви вновь отошла от костра. На глазах слезы.
– Даже по-человечески его не похороним, – сказала она.
– О живых думать надо, – проворчал Орсо. – Мертвым-то все равно.
– Какие вы все бесчувственные! Он же другом вашим был! – воскликнула сильная верой.
– А что нам, волосы на себе рвать?! – вспылил Орсо. – Или крестовый поход на Рим объявить?! Он мертв! И стенаниями делу не поможешь! Он умер, чтобы мы прошли дальше! Чтобы восстановили его доброе имя! Поэтому возьми себя в руки! Думать надо, что дальше делать!
– Возможно, придется по Небесной тропе прорываться, – сказал Хансер. – Хоть шанс невелик. Я бы поискал другую портальную башню.
– Спи, – приказала Тайви. – Завтра все обсудим.
Она вытерла бежавшие ручьем слезы. Трудно сказать, что вывело ее из ступора: слова ли Орсо, или внутренний стержень, о котором я не раз говорил, но, благородные сеньоры, в руки она себя взяла.
* * *Утром Тайви встала еще до восхода солнца. Долго возилась с ранами Хансера. Ее силы, истощенные до предела, восстанавливались медленно. И те крохи, которые появились за ночь, она истратила на то, чтобы хоть как-то облегчить его боль и ускорить заживление. Все ее манипуляции Хансер принимал, не меняясь в лице. Проснулся Орсо, сходил на охоту.
Гюрза встала последней, когда на костре в котелке уже булькала похлебка.
– Долго дрыхнешь, – проворчал Хансер. – Спали без задних ног. Никому в голову не пришло, что мы на вражеской территории и спать без стражи – непозволительная роскошь?
– Да чего ты все время к девочке цепляешься? – возмутился Орсо.
– Эта девочка способна тебя прикончить минимум тремя способами, не вставая, быстрее, чем ты скажешь «мама».
– Мало ли что она может. Она тоже человек.
– Ошибаешься. Человек умер бы в Бремене, а она – раб.
– Ты слишком жесток, – поддержала Орсо Тайви. Была она сегодня бледнее, чем обычно, глаза красны от слез.
– Я с Плутона, забыли?
– Да пошел ты, – огрызнулся Орсо. – Тогда и жрать сам будешь. Хватает сил жизнь человеку портить – хватит и к котлу доползти да ложку держать.
– Этим его не проймешь, – покачала головой Гюрза. – Его когда-то в болота загнали, где ничего съестного, дико изранили. Он там неделю без еды просидел, пока раны чуть-чуть не затянулись, а потом ночью вышел и перерезал всех, кто его сторожил.
Она говорила, а в глазах ее сверкали огоньки восхищения. Для того чтобы не заметить очевидного, надо быть либо убитым горем, как Тайви и Хансер, либо таким толстокожим бывшим друидом, как наш Орсо. Уж я бы сразу все понял: Хансер был ее кумиром. Подражание в одежде, оружии, да и эксцентричная попытка убить. Я уже молчу о том, как быстро она пошла на клятву, которую не каждый плутонец примет. Пошла, чтобы быть рядом с Хансером. И то, как яростно она сражалась за него против Воинства Небесного. Для этого одной клятвы мало.
– Какой ужас, – искренне сказала Тайви.
– Да не было у меня выбора! – воскликнул Хансер. – Убей или умри!
– Я не про то, – как-то жалобно сказала она. – Как ты, бедный, там жил.
– Хансер – бедный! – Гюрза рассмеялась. – Да он…
– Захлопни клюв! – взорвался Хансер. И тут же прерывающая нить стихла, поникла как-то. – Обход периметра лагеря. Три круга – сто, двести и триста метров. Обо всем подозрительном доложить, бегом!
Гюрза тут же метнулась к лесным зарослям.
– А мне какие приказы? – набычился Орсо.
– Да перестань ты, – примирительно произнес Хансер. – Что ты в самом деле, Медведь?
– Нет уж, тебя назначили старшим. Приказа никто не отменял. Так что с вашего разрешения, господин, я тоже сделаю обход. Места здесь лесистые, я их лучше всех знаю! – Под конец Орсо сорвался на крик.
– Медведь! – крикнул Хансер ему вослед, но Орсо уже последовал за Гюрзой. – Тьфу ты, пропасть. Тайви, помоги, пожалуйста, встать.
– Не стоит, – робко возразила она.
– Ты же слышала, что я за чудовище? Этим мне не навредишь.
– Не надо так говорить… – Она отвернулась и опять заплакала.
Хансер встал сам, превозмогая боль, подошел и обнял ее.
– Не плачь, малыш, ну не надо. Иначе я расплачусь. Ты же этого не хочешь? Я бы все отдал, чтобы умер не он, а я. Но этого уже не изменить.
Она подняла на него заплаканные глаза. И Хансеру вдруг подумалось, что все как тогда, перед дуэлью с де Марсо, повелевающим стихиями. Когда он понял, что любой посягнувший на этот хрупкий цветок против ее воли должен быть сметен. Предательница-память тут же подсунула то, что было потом, – их первую ночь. И кровь побежала быстрее. Хансер почувствовал, как в нем просыпается кто-то чужой, но до боли знакомый. Тот, кого он забил в глубину души, когда в жизни Тайви появился Лин-Ке-Тор. А она сейчас не способна сопротивляться, да и не будет. В ней до сих пор живо чувство вины. И все время он сам это чувство усугублял тем, что смирился с ее выбором. И вот Лин-Ке-Тора нет. Протяни руку, Хансер, и Тайви опять будет твоей…
Со стоном жуткой боли он отстранился. Это был стон пробудившегося зверя Хансера, которого человек Хансер схватил за загривок и пригнул носом к земле. О, он сопротивлялся, рвался. Но Хансер уже держал себя в руках. Тайви непонимающе смотрела на него.
– Что? – В голосе ее звучала неподдельная тревога.
– Раны, – хрипло ответил Хансер, отворачиваясь. В горле у него вдруг пересохло, так что слова не хотели лезть наружу. Он сел, отвинтил крышку фляги, долго пил, но это не могло потушить бушевавшего внутри пожара. Может, потому он не заметил наблюдателя в зарослях. Гюрза отползла назад, надела свою маску. Зачем? Может, чтобы никто не увидел, что и у нее глаза на мокром месте.
Тайви отошла к костру. Хансер незаметно достал нож. Зверь рвался с привязи, его надо было угомонить. Лезвие начало медленно, с проворотом, входить в ладонь. Боль стегнула по всему телу, отозвались раны. Проверенный способ: зверь затих. Но где же все? Словно издевательство какое. При всех ему будет легче держать себя в руках. Надо отвлечься. Вспомнить Лин-Ке-Тора – пусть тень друга встанет между Хансером и женщиной, которую он так желает.
Гюрза словно почувствовала его мучения – появилась как раз тогда, когда человек понял, что окончательно проигрывает звериному напору. Зверь, недовольно ворча, уполз в свою нору, сверкнув напоследок клыками. Мол, как ни сопротивляйся, верх будет за мной. Раньше тебе в подмогу были принципы. Но нет среди них такого, который запрещает взять одинокую женщину, которая не только не сопротивляется, а воспримет это как способ облегчить душевные страдания, забыться. Клинок Джино ди Басалетти обкорнал любовный треугольник, оставив ровно столько, сколько надо… Для чего?
Бок пронзила боль. Гюрза, проходя мимо, задела рану, нанесенную Элеонорой.
