Патриция Бриггз - Призрак дракона
К Бастилле я ничего не испытывал. Наверное, мне именно это и следовало сказать ей в ту ночь, чтобы она не рассчитывала на меня в будущем.
— Надеюсь, вы простите меня, если я ненадолго вас покину? — спросил я, посмотрев сначала на Сиарру, потом на Тайсалу.
Сиарра показала мне язык.
Дорога, по которой мы ехали, была очень широкой, поэтому я, твердо решив объясниться с Бастиллой, без труда вернулся на некоторое расстояние назад. Бастилла разговаривала с Орегом.
— Орег, не оставишь ли ты нас ненадолго? — спросил я. — Можешь поразвлекать пока Сиарру и Тайсалу. Меня они просто замучили своими издевками. Надеюсь, твои ресницы не покажутся дочери Хавернесса коровьими.
Орег усмехнулся.
— Я тоже на это надеюсь! Поеду проверю.
Когда он уехал вперед, я заговорил с Бастиллой на эйвенхельском. Его я знал хуже других языков, но так нас никто не мог подслушать.
— Я хочу объяснить тебе кое-что.
В восхитительных глазах Бастиллы запылал странный огонь. Она улыбнулась.
— Что объяснить?
— Причину, по которой я отказал тебе в ту ночь, — пробормотал я.
Улыбка мгновенно исчезла с ее красивых губ.
— Что же это за причина?
— Если бы тогда мы не стояли с тобой на посту, все произошло бы… Но это было бы ошибкой.
— Понимаю, — неестественно спокойно ответила она. Я заметил, как побелели костяшки ее руки, которой она держала поводья. — Я для тебя чересчур стара. Правильно? Молодая Тайсала подходит тебе больше.
Я покачал головой.
— Возраст тут абсолютно ни при чем, Бастилла. Просто мы по-разному смотрим на жизнь. Для тебя вступить в связь с мужчиной — не столь значительное событие. Ты воспринимаешь это как игру. А я не могу подходить к этому так же.
— У меня такое впечатление, что я разговариваю с девственницей, идущей под венец, — печально улыбаясь, сказала Бастилла.
Я чувствовал, что доставил ей боль.
— Только пойми меня правильно, Бастилла. Ваши взгляды на близость с Аксиэлем или с Пенродом примерно совпадают. После того, что между вами происходит, никто не страдает. Любой мужчина, похожий в этом плане на них, гораздо более опытен. Я же не могу быть таким. Уже вторая моя любовница прекрасно дала мне ощутить, что совокупление без любви не представляет для меня большого интереса.
— Значит, я не вызываю в тебе ни капли любви?
— А я в тебе? — спросил я.
Если бы мне не был известен ответ, я, естественно, не задавал бы этого вопроса.
Бастилла не ответила. Лишь гордо подняла голову.
— Наверное, мне следовало поговорить с тобой об этом еще в ту ночь, — пробормотал я. — Между нами нет любви. Есть физическое влечение, дружба и взаимное уважение. Для близких отношений этого недостаточно. По крайней мере я так считаю.
— Ты об этом пожалеешь, — прошептала Бастилла, напряженно улыбаясь.
— Мое тело уже сожалеет, — ответил я печально. — Но я понимаю, что поступаю правильно. Играть в подобные игры не входит в мои привычки.
Бастилла вновь промолчала. Я решил, что должен дать ей возможность побыть в одиночестве. Когда я пришпорил Нарцисса и поехал вперед, Пенрод и Аксиэль одновременно повернули коней назад и пристроились к ней с обеих сторон.
Священник смотрел на нас с упрямством молодого осла.
— Мы приехали в вашу деревню, чтобы спасти вас и эти священные предметы от врага, — сказал Орег.
Храм, в котором, помимо святого отца, находились мы с Аксиэлем, Орегом, Бастиллой и Пенродом, представлял собой маленькую деревянную постройку, вдвое меньшую, чем хижины местных жителей. Никто другой здесь просто не поместился бы. Перед нами разговаривать со священником пыталась Тайсала, но у нее ничего не получилось. Она выскочила из храма, размахивая руками и крутя головой.
— Все эти предметы утратили свою волшебную ценность, — сообщил Орег, рассматривая вместе с Бастиллой разложенные на алтаре вещицы. — Наибольшей силой обладал когда-то этот браслет, но сейчас и он практически потерял ее. Я это чувствую.
По недовольному выражению лица священника было видно, что его раздражает наше присутствие в святилище Мероны.
— В любом случае эти штуковины не стоят того, чтобы лишаться из-за них жизни, — спокойно сказал Аксиэль.
Я попросил пойти с нами именно сына короля гномов, потому что он меньше всех походил на северянина.
Священник несколько смягчился.
— Знаю, сын мой. Но вне этого храма и своего родного поселения я никто. Будет лучше, если я погибну вместе с ними.
— Поймите, если вы не послушаете нас, то не только подвергнете свою жизнь страшной опасности, а еще и поможете врагам сеять на земле зло, — сказал Орег. — Их цель состоит в том, чтобы овладеть как можно большим количеством подобных волшебных вещей, извлечь из них магию и применять ее в ходе осуществления своих дальнейших жутких планов. Мерона будет вам лишь благодарна, если вы убережете ее сокровища.
— Вы намекаете на то, что она беспрепятственно впустит негодяев в свой храм? — спросил священник.
— Уверен в этом, — ответил Орег. — Если боги, перед которыми преклоняются оранстонцы, станут так открыто вмешиваться в дела оранстонского народа, это неминуемо приведет их к войне с ворсагскими богами.
— Кто вам сказал, что ворсагцы почитают других богов? — продолжал упрямиться священник.
Я вспомнил одну мудрую фразу, которую слышал когда-то от Стейлы: если намереваешься убедить человека в чем-либо, узнай, кто он такой и чего хочет.
Я попытался взглянуть на нас глазами священника. Какими он нас видел? Чужаками, не понимающими его жизни.
Этого человека окружали фермеры и пастухи. Лишь их нужды и проблемы его заботили, а не проблемы знати, и уж, конечно, не проблемы всех Пяти Королевств.
Его руки покрывали мозоли. По-видимому, он помогал крестьянам работать на полях. Возможно, сам имел хозяйство.
Мне в голову пришла вдруг блестящая мысль. Я вспомнил главного пастуха своего отца и заговорил на просторечном оранстонском, пытаясь подражать его манере себя вести:
— Конечно, магам не понять нас, трудяг. — Я указал на Орега и Бастиллу. — До того, как стать солдатом, мне-то пришлось погнуть спину в поле! Мерона постоянно была со мной рядом. Помогала и сеять зерно, и жать. Все верно вы толкуете, святой отец. Эти вещи принадлежат храму, и уносить их отсюда никак нельзя. Но вот как только я представлю, что эта красота, — я кивнул на браслет на алтаре, — попадает в лапы ворсагцам, этим изуверам, уничтожившим в Серебряных горах целую деревню, так делается тошно!
Впервые с того самого момента, как мы начали этот разговор, мне показалось, что священник готов пересмотреть свою позицию.
