Дмитрий Казаков - Кровавый рассвет
После нескольких попыток вызвать молодого мага на разговор Гундихар и Саттия оставили его в покое. Одноухий, к которому девушка вновь подошла с вопросами, заявил, что Бенеш не сошел с ума, но что рассудок его выглядит необычно, совсем не так, как у любого родана. Объяснить подробнее отказался, заявив, что она все равно ничего не поймет.
Большего Саттия от эльфийского колдуна не добилась.
После того, что Бенеш сотворил на поле боя, сельтаро, и ранее относившиеся к нему с почтением, и вовсе начали глядеть на него, точно на бога. Посланцу Великого Древа и его спутникам достался новый шатер, дюжина слуг, а в подчинении у бывшего сотника гвардии герцога тар-Халида оказались десять воинов охраны.
– Вряд ли это новое вам понравится, – проговорил тар-Готиан, – те земли, что побывали под властью нагхов… они меняются, становятся другими.
– Эх, парень, – гном покровительственно хлопнул эльфа по плечу, для чего ему пришлось встать на цыпочки, – Гундихар фа-Горин видал такое, по сравнению с чем эти ваши земли не больше, чем заброшенные огороды. И делал там такое, о чем ты и не мечтаешь…
Собрались в считаные мгновения, расторопные слуги свернули шатер. Рулон уложили на одну из обозных телег, специально выделенную для пожитков Бенеша, и та покатила прочь.
– В седла, – сказал тар-Готиан.
После битвы свободных лошадей оказалось очень много, и каждый смог найти скакуна себе по вкусу. Гундихар остановился на низкорослой лошадке мирного нрава, Саттия выбрала норовистую кобылку, бывший сотник – огромного боевого коня. Точно такого же, только другой масти, к всеобщему удивлению, взял себе Бенеш. И свирепый черный жеребец, чьи копыта были размером с тарелку, а глаза метали искры, покорно встал перед ним на колени.
Сейчас, на третий день после знакомства, он слушался молодого мага так, словно тот растил его с жеребячьего возраста.
– В седла так в седла, – ответила Саттия, и через мгновение оказалась на спине кобылки, которую в память о прежней лошади назвала Чайкой. Предыдущее имя лошади пропало вместе с первым хозяином, что нашел приют в могиле у корней лесных гигантов.
Слуги помогли гному забраться в седло, и четверо всадников двинулись туда, где около изумрудно-золотого знамени собиралась свита императора.
При виде Бенеша хозяин Белого Престола склонил голову.
– Привет посланцу Великого Древа, – сказал он.
Ученик Лерака Гюнхенского ответил вежливым кивком.
Взревели ставшие привычными трубы, и армия двинулась по дороге дальше, через поле, на юго-восток. Приблизился поселок, тот самый, что увидели еще в день битвы, надвинулись его арроба, и стало ясно, что они мертвы – громадные стволы опалены, ветви обломаны, листва медленно увядает.
На лице Бенеша при виде этого зрелища возникла печаль, а губы задвигались, рождая скорбный шепот:
– Смерть есть там, где жизнь… рожденные расти не могут пасть… да пребудет прах в земле…
Услышавшую чудные слова Саттию мороз продрал по коже.
Поля закончились, вновь потянулся лес, такой же густой и полный жизни, как на северо-западе. Но девушке под его сводами почему-то стало неуютно, захотелось выйти на простор, вырваться из волглой жары.
– Ты тоже чувствуешь, – сказал ей тар-Готиан. – Эти джунгли отравлены, испохаблены злобой нагхов…
Только в этот момент Саттия обратила внимание, что все сельтаро выглядят мрачными, словно пришибленными. Отважные вельможи пугливо оглядывались, на колдунов было страшно смотреть – горящие бешеным огнем выпученные глаза, капли пота на лысинах, дрожащие руки.
Бенеша, судя по искаженному лицу, мучила сильная боль, и только Гундихар был доволен жизнью.
– Чувствую, да… – прошептала Саттия. – Это можно убрать?
Казалось, что из чащи на нее глядят полные злобы хищники, шум качавшихся на ветру крон звучал угрожающе. И даже запахи внушали омерзение – душный смрад сырой земли, сладкая вонь цветов. Это напоминало ощущения во время Прилива Тьмы, но было много сильнее.
Все тут было пропитано злом, угрозу таили даже птичьи трели, а шорохи, что вечно гуляют меж стволов южной пущи, звучали так, как будто крадется незримый убийца.
– Думаю, что все рассеется само собой. Через несколько лет. Или нужно молить богов об особой милости…
Девушка только головой покачала. Кто из бессмертных способен помочь тут? Порывистый и непостоянный Анхил, чья мудрость велика, как небо? Или Селита, чья доброта больше, чем земля, которую осквернили нагхи? Вряд ли они вмешаются, для богов тысячелетие – что день, для них эта отрава – мгновенная неприятность, вроде порыва холодного ветра для человека.
Вскоре добрались до еще одного селения, куда более крупного. На околице стал ощутим тяжелый дух мертвечины, и тут крякнул даже невозмутимый гном.
– Это еще что? – пробурчал он. – Вроде бы мы далеко отъехали…
– А это следы веселья нагхов, – неожиданно ответил услышавший вопрос император. – Не все жители, да смилуется над их тенями Адерг, смогли убежать. Смотрите, что сотворили с ними орданы.
Арроба и тут были обожжены, словно вокруг каждого горел исполинской силы костер. И к стволам четырех громадных домов-деревьев, что стояли вокруг небольшой площади с колодцем в центре, были за руки и за ноги приколочены мертвецы. Точнее, приколачивали этих сельтаро, скорее всего, еще живыми, а затем нагхи потешились, глядя на муки умирающих.
Благодаря ли колдовству или чему иному, но падальщики не обглодали мясо с костей, насекомые не отложили в мертвую плоть яйца. Можно было разглядеть каждый надрез, каждую рану, начиная от вырванных с корнем пучков волос и заканчивая ожогами на пятках.
Саттии стало трудно дышать. В этот момент она испытала ненависть, мощную, подсердечную, от которой чесались руки, и Предвечная Тьма была тут совершенно ни при чем.
– Вот гады… – прошептал Гундихар. – Клянусь подолом матушки, такого даже бешеные тролли не вытворяли… Ты глянь – следы укусов… А это женщина… Во имя всех богов Алиона!
– Вот что жажда мести делает с роданами, – проговорил император. – Когда-то нагхи были не только мудры, но и отличались миролюбием. Но после Войн Второго Рождения, когда наши предки заняли Мероэ, все изменилось. Любое сердце станет уродливым, если питать его злобой… Тар-Вариос, похороните всех!
Командир Звездной Стражи кивнул и принялся отдавать распоряжения своим воинам, а император вместе со свитой двинулся дальше. Окутанное смрадом смерти селение осталось позади, но легче почему-то не стало. Казалось, что мерзкий запах поплыл следом.
Открылась гряда округлых холмов, дорога пошла немного вверх. Когда достигла седловины между двумя возвышенностями, одинаковыми, словно исполинские груди, впереди, на горизонте, блеснуло море. Сильный восточный ветер принес аромат соли.
