Королевская охота (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович

— Удивляюсь я тебе, кузен, — жадно припав к фляге с водой, которую ему подал один из людей барона, сопровождавших его из самых Шелкопадов, Шаттим выхлебал чуть ли не половину и отдал Хаскальфу. — Как ты ещё не сточил свой стержень, болтающийся между ног? После ночных трудов отсыпаться нужно, а ты шпагой махать меня заставил.

— Женщины дают усладу, а тренировки — бодрость духа и тела, — хохотнул кузен, вытирая лицо рукавом пропотевшей рубашки. — А ты стал жирком покрываться, братец. Пошли, посидим в теньке. Не переношу эту адскую сковороду. Даже через подошвы сапог ощущаю, как пятки горят.

Они уселись на рассохшейся, но ещё добротной лавке под балкончиком, дававшим небольшую тень. Неподалеку расположилась свита, не забывая поглядывать по сторонам.

— Значит, наш прохиндей жив остался? — поинтересовался Хаскальф, откинувшись спиной к тёплой стене дома. — Подумать только, никакая зараза его не берёт.

— Меня беспокоит, почему Котрилу не оторвали голову в столице, а решили использовать и дальше в качестве посредника, — барон делился своими сомнениями с родственником, потому что в Фарисе у него больше не было человека, которому можно было довериться. — Он потерял письмо, умудрился попасть в руки того самого командора из Скайдры, и остался жив!

— Клеман, гляди на всё проще, — кузен запрокинул голову и сделал несколько глотков из фляги. — Рыжий дьявол с разноцветными глазами умудряется вертеться между двух огней, но при самом поганом развитии ситуации встанет на сторону герцога.

— Почему ты так считаешь?

— Когда в твоих руках оказался филактерий Норанов, то мы слишком уверовали в удачу. Я тогда подумал, что не может быть всё так просто. Пришли в Фарис, показали филактерий герцогу, ты продемонстрировал, как артефакт тебя принял, и отдал его в руки Тенгроуза — и всё? Тебя провозгласили истинным потомков Норанов? Да хрен там! Почему Петрик тянет с оглашением, не представляет тебя народу? Да потому что сам хочет напялить корону на свою башку!

— Так мы и предполагали такое развитие событий, — опустил плечи Шаттим, словно на них бросили мешок с речным песком. — По сути, артефакт принял и меня, и герцога. А мы ведь нисколько не родственники.

— Вот! — Хаскальф поднял палец в назидание. — Поэтому Тенгроуз хочет использовать тебя втёмную, подставить под гнев короля. Когда ты выйдешь на сцену и объявишь себя потомком Норанов, будь готов, что герцог тебя предаст. Устранив основного конкурента чужими руками, он сам объявит себя истинным правителем.

— Бред! — фыркнул барон, не так уверенно, как хотелось. Он ведь и сам иногда так думал, ворочаясь ночами в постели, совершенно потеряв сон.

— Ну не скажи, братец, — кузен вздохнул. — Ты думаешь, почему я предпочитаю ночевать в борделях, а не под крышей герцогской крепости? Боюсь. Перережут нас в один момент. Думай, Клеман, думай. Мы можем остаться в Фарисе какое-то время и подождать, чем закончится история с филактерием. Если Петрик станет пихать тебя вперёд, будь настороже. Так и произойдёт, как я сказал. Будь ты единственным претендентом, я бы не волновался. Но мы сами видели, как филактерий засветился в руке Тенгроуза! Вот тогда стало не очень весело. Понимаешь?

— Сбежать предлагаешь?

— Зачем же сразу сбегать? Мы не из пугливых, да, братец? Подождём, куда ветер подует. Но «Андру» нужно держать наготове.

— Кстати, где она? — оживился барон. — Раус перегнал её в укромное место?

— Да, в пяти лигах вверх по реке. Там куча заросших островков, между которыми спокойно спрячется дрек. Если особо не приглядываться, не найдёшь.

— Охрана на месте?

— Да, не переживай. Парни оттуда не уйдут без приказа.

— Пять лиг — слишком много, — покачал головой барон. — Если нам придётся бежать…

— Возьмём лошадей, — Хаскальф полил на лицо воду из фляжки. — Поверь, кузен, когда начнётся заварушка — которая уже на носу! — подгоним дрек поближе. А потом уйдём на гравитонах.

Он посмотрел на разморённого местным солнцем Шаттима и хлопнул его по колену.

— Давай-ка, братец, прогуляемся по городу! Покажу тебе злачные места, где местные петухи любят бить друг другу морды. Глядишь, и мы кровушку кому-нибудь пустим. А то ты совсем закис. Так нельзя. Потом в бордель заглянем.

— У меня есть девка, — хмыкнул барон.

— Ты в своём уме, Клеман? Нашёл, с кем кувыркаться! Ещё, поди, перед ней язык распускаешь? Она же, как пить дать, доносит герцогу!

— Совсем-то за дурака меня не считай! — рыкнул барон, мгновенно преображаясь. — Девка своё дело делает безупречно, а мне больше ничего и не надо. Думаешь, я с ней о политике болтаю? Пойдём бесчинствовать, раз предлагаешь!

— Вот это другое дело! — обрадовался Хаскальф. — Надо только переодеться.

И они пошли, взяв с собой четверых слуг — крепких и здоровых ребят, умеющих не только махать палашами, но и аккуратно бить дубинками. Кстати, в этот раз они их и взяли, так как в Фарисе существовал запрет на открытое ношение длинных клинков, если только владелец не является дворянином. Поэтому барон Шаттим и Хаскальф были при шпагах, а сопровождавшие их бойцы прятали дубинки и кастеты под сюртуками.

Весь остаток дня они «бесчинствовали», стирая подошвы сапог в попытке обойти все таверны, начиная от Герцогского квартала и заканчивая теми, которые находились в районе порта. Там собиралась не самая приятная для задушевных бесед публика. Кузены опорожнили изрядное количество бутылок вина и дважды сцепились с местными бандитами, почему-то решившими, раз сеньоры пьяны, их карманы можно облегчить, а то и вовсе прирезать. Одна шпага стоила целое состояние, невиданное для портовых оборванцев. Единственное, чего они не учли, так это наличие хмурых и плечистых слуг, что привело к печальным последствиям. Дело закончилось тремя убитыми болванами, слишком смело бросившимися на сеньоров, и десятком покалеченных с раздробленными конечностями, разбитыми головами и резаными ранами. Всё-таки барон Шаттим не потерял хватки, лихо протыкая шкуры местных бродяг, да и Хаскальф душу отвёл.

В благодушном настроении, без потерь в личном составе, они вернулись в Герцогский квартал, но здесь их ожидала неприятность. Ворота уже были закрыты, и охрана не собиралась их запускать внутрь. Барон мгновенно вспылил. Вино и до сих пор кипевшая кровь давали о себе знать.

— Кретины! Я гость герцога Тенгроуза, барон Шаттим! Открывай ворота!

— Подожди, кузен, — Хаскальф при свете фонарей, стоявших на приступках стены, разглядел молодых стражников, угрюмо слушавших барона, изрыгавшего ругательства. — Кто ваш сержант? Андекар или Найкл?

— Андекар, ваша милость, — буркнул один из стоявших по ту сторону ворот парень в кожаной куртке, опоясанной ремнями.

— Тогда понятно, — хмыкнул Хаскальф, поворачиваясь к родственнику, фыркающему как взбешенный бык. — Понабрали молодёжь, а караульному делу не научили. Эй, парни, вы же обязаны знать в лицо каждого дворянина из свиты герцога и его гостей!

— Прошу прощения, сеньор, но у нас приказ: до утра ворота никому не открывать, — взял на себя обязанности ответчика парень в куртке.

— А как же тогда быть человеку, застрявшему в городе? — поинтересовался Шаттим. Выпитое вино перестало бить в голову, наступила усталость и отупение. Руки после нескольких стычек побаливали, хотелось упасть на кровать и, наконец, заснуть. Он, не скрываясь, широко зевнул.

— Лучше всего будет заночевать в гостинице.

— Дерьмо! — выругался Хаскальф и схватился за толстые прутья ворот, как будто хотел разогнуть их по сторонам и пролезть внутрь. — Зовите Андекара, в конце-то концов! Ни в какую гостиницу с клопами я не пойду! Мне даже в бордель лень идти!

— Уже послали, ваша милость, — успокоил его парень.

— Тебя как зовут?

— Бест.

— Ты молодец, Бест, — вдруг похвалил его кузен. — Замолвлю за тебя словечко перед сержантами. Глядишь, через годик сам будешь гонять бестолковых по плацу.

Наконец, в сопровождении охранника появился сержант Андекар. Этого человека, уже в летах, но довольно подвижного в движения, Шаттим ещё не видел. Широкоплечий, подтянутый, перепоясанный проклёпанным поясом, он выглядел весьма воинственно. От него и в самом деле веяло прошедшими сражениями.