Максим Далин - Моя Святая Земля
- А мне кажется, прекрасный государь, - возразил некромант, - что лишь робость заставляет её высочество отвечать без должной любезности. Очаровательная принцесса, безусловно, чувствует себя чужой и одинокой здесь...
- Не заметил, чтобы она оробела, - король окинул Джинеру испытывающим взглядом. - Но учту, Марбелл. Интересно, если напугать её по-настоящему, она спрячет когти или попытается царапаться?
- Прекрасный государь, - сказала Джинера, пытаясь не замечать свинцовую плашку страха в животе, - не соблаговолите ли вы объяснить глупой женщине смысл ваших действий и слов? К чему желать превращения ваших добрых союзников в вооружённых врагов, а ласковой невесты - в ласку, готовую укусить из страха? Мой жалкий разум не может найти объяснений...
Король улыбнулся, как могла бы улыбнуться чума, будь у неё рот и зубы. Джинере показалось, что и её лицо покрывается инеем.
- Марбелл, - приказал король, - проводи рыжую суку в её покои. Она может есть из одной миски со своей собачонкой, если хочет - а перед этим убедись в том, что она невинна. Её злость и наглость меня в этом разуверили.
- В зале - послы Златолесья, прекрасный государь, - напомнил некромант.
- Всё их Златолесье ждёт такая судьба - рано или поздно, - презрительно бросил король. - Сделай то, что я велел.
Джинера встала.
- Благодарю вас, прекрасный государь, - сказала она с глубоким поклоном. - Вы оказываете мне большую любезность, избавив меня от необходимости слушать вас дальше.
И пошла к выходу мимо замерших и замолчавших аристократов Святой Земли, не дожидаясь ответа. Её фрейлины, которые сидели в сторонке, ни живы, ни мертвы, вскочили и посеменили за своей госпожой; увидев это, бароны и Витруф присоединились к свите.
- Златолесье - дыра, - рявкнул король, вскочив и отшвырнув кресло. - А свадьба с тобой - чрезмерная любезность.
- Провинцией Святой Земли Златолесье не будет, - кротко ответила Джинера, на миг обернувшись, и выскочила из зала.
Витруф, вышедший за ней, покачал головой:
- Ваше высочество, золотце, к чему же клонится?
Джинера поборола порыв кинуться ему на грудь и заплакать.
- Милый Витруф, - сказала она печально, - неужели вы думаете, что мои слова что-то меняют? Или вы полагаете, что правнучка Горарда должна ползать в ногах того, кто в грош не ставит ни её землю, ни её предков? А вы уверены, что моя покорность что-нибудь изменила бы?
Бароны с побелевшими лицами держались за эфесы, но молчали.
- Быть беде, Джинера, - прошептала Доротея.
- Быть? - грустно улыбнулась Джинера. - Мы в беде, светик мой - всё равно, что в плену. И, быть может, нам придётся пережить ужасные вещи. Но мы - кровь Златолесья, нам должно исходить из этого.
Из парадного зала вышел мрачный Марбелл.
- О! - воскликнула Джинера. - Мессир некромант! Надеюсь, вы ограничитесь в своих подозрениях тем, что возьмёте с меня слово? Если принцесса клянётся честью дома, что невинна - её избавляют от унижений?
- Дорогая принцесса, - сказал Марбелл сокрушённо, - не стоит принимать всё к душе. Я в вас не сомневаюсь - ваша гордость мне порукой. Что ж до этой несчастной ссоры... Перемелется - мука будет, а государь... его нрав крут, но через час он забудет и одумается. Завтра ваша свадьба...
- А после неё всё может и кончиться, если так получится, - кивнула Джинера. - Чем кончится, Марбелл? Король отошлёт меня домой? Запрёт в монастыре? В клетке? Задушит? Чем?
Марбелл тяжело вздохнул.
- Не стоит так резать, ваше прекрасное высочество. Вам ведь нужны друзья при этом дворе?
Джинера устало взглянула некроманту в лицо:
- Мессир, вы вправду полагаете, что я и король Алвин могли бы стать друзьями? Или вы говорите о Кайле? Или о той бледной даме, которая отослала мою няню? Или, быть может, паче чаяния, вы говорите о себе?
- О себе - говорю, - кивнул некромант. - Я сделаю всё, что в моих силах, принцесса.
- Благодарю, мессир, - сказала Джинера с горькой улыбкой. - "Я сделаю всё, что могу", - говорит некромант при благом дворе. Скажите, к какому виду потусторонних кошмаров относится государь Святой Земли, если вы что-то можете в этом смысле?
Её свита усмехнулась невесёлой шуточке, но Марбелл побледнел так, что пятно на его лице показалось вдвое темнее, и покачал головой.
- Ох, я угадала, - выдохнула Джинера. - Добрый мессир, отведите меня и моих людей в покои, отведённые для нас в этой обители Света. Мне хочется к няне и чего-нибудь похлебать из миски моей собачонки.
Марбелл жестом предложил ей следовать вперёд, но ничего больше не сказал.
***
Эральд ел, а Сэдрик смотрел на него, облокотившись о стол здоровой рукой - с тем же, кажется, выражением лица, с каким сам Эральд смотрел на голодающих селян.
- Думаешь, я прямо так уж мучился от голода? - спросил Эральд смущённо. - У тебя такой вид...
- Думаю, что дрянной это трактиришко, - так же смущённо отозвался Сэдрик. - Не для тебя. Но тут, по крайней мере, явной отравы не подают.
- На самом деле, я ем всё, - сказал Эральд. - А отравы в том мире, где я вырос, не меньше, чем тут, наверное.
Сэдрик скептически хмыкнул - ему, кажется, не верилось. А Эральд думал, что в трактиришке в столичном предместье подали именно то, что на Земле назвали бы "здоровой пищей": хлеб из серой муки грубого помола, варёные вкрутую яйца, похожие на ощупь на резиновые игрушки, крупную серую соль и сбитень в глиняных кружках, сладкий, горячий и пряный до выступающих слёз - за который, по мнению Сэдрика, содрали несообразно много.
Эральд ел и никак не мог остановиться - он чувствовал себя ужасно голодным и уставшим, к тому же не мог перестать думать о людях, для которых привычен постоянный голод. Ага, король рос, как сказочный принц - в сказочной, по меркам его родной страны, роскоши. И голод для него - отвлечённое понятие, и нищета - отвлечённое понятие... А Провидение родины знакомит государя с обстановкой, подумал Эральд с грустной иронией. Чтобы государь точнее понял, ради чего ему жертвовать собой.
А кроме попытки пожертвовать, другого пути нет.
И оставалось только поражаться, что этот самый путь не ужасал. Чем дальше, тем острее Эральд чувствовал, как жизнь обретает смысл и цель - видимо, потому, что, хоть вернувшийся из изгнания король и воспринимает себя чужаком, Святая Земля не считает его таковым.
Святая Земля взяла своего короля себе - и король потихоньку это осознаёт.
В столице Эральд понял, что ошибался в хронологии: Средневековье тут ни при чём - если, конечно, скудные знания старшеклассника эпохи ЕГЭ позволяют сделать правильный вывод. Столица навевала, скорее, мысли о мушкетёрах Дюма или романах Пикуля: слишком уж это был крупный и многолюдный, цивилизованный, современный город.
