Максим Далин - Моя Святая Земля
Джинера кивнула и присела.
- Я почти не умею писать, ваше прекрасное величество, - солгала она, - но, если бы и умела, не посмела бы написать ни строки, зная, что это может доставить вам неудовольствие.
- Этот маляр из Златолесья, должно быть, был влюблён в тебя, - продолжал король весело и холодно. - Нарисовал тебя с голубыми глазами, а не с бесцветными стекляшками, да ещё и приделал грудь, которой нет.
- Я дурна собой, - согласилась Джинера. - Но, полагаю, Святая Земля и Златолесье давно уже ожидали скреплённого брачными узами союза. Вы благородно жертвуете собой, вынужденно взяв в жёны худую девицу, чья ценность - лишь брачный договор; наш художник из уважения к вашей жертве всего лишь не захотел огорчать вас раньше времени, драгоценный государь.
- Ты слишком много болтаешь, - сказал король всё тем же холодным и весёлым тоном. - Это плохо.
- Как будет угодно вашему прекрасному величеству, - снова кивнула Джинера и присела глубже. - Прикажите, государь, и я сделаю вид, что родилась немой.
Видимо, этими словами она перешла какую-то грань: улыбка короля померкла, а взгляд сделался прицеливающимся. Джинера поразилась, какой ужас может вызывать его красивое юное лицо - ей хотелось провалиться сквозь землю или оказаться в монашеской келье. Лишь жестоким усилием воли она заставила себя не опускать глаза.
- Со временем ты научишься вести себя при моём дворе, - сказал Алвин. Он снова улыбнулся, но его улыбка казалась более угрожающей, чем яростный оскал. - Если, конечно, ты вообще способна учиться. Многие женщины не могут, они глупы.
Джинера поклонилась молча.
Король направился к парадному входу, и Джинера пошла рядом, чувствуя себя абсолютно беззащитной. Мужская часть её свиты уедет после свадьбы. Няня и подруги ей не помогут. Джинера смотрела на раскланивающихся кавалеров и приседающих дам Святой Земли - и встречала взгляды, полные чего угодно, только не сочувствия.
Джинера не будет государыней. Джинера должна родить государю наследника, она - его вещь, живая машина для вынашивания детей, она не вызывает у него даже обычного желания - лишь какое-то жуткое любопытство. Что ему любопытно? Нужно ли впрямь сломать принцессе пальцы, чтобы она закричала?
Дворец поражал воображение.
Его сияющее великолепие освещали золотые деревья, усыпанные цветами, в чашечках которых горели маленькие свечи. От невидимых жаровен исходило мягкое душистое тепло. Бронзовые драконы стерегли лестницу из белого искристого камня, а в сумраке ниш прятались нагие тела мраморных дев, такие нежные, будто их создали чары, а не руки камнерезов. Портреты предков дома Сердца Мира смотрели из тяжёлых золотых рам, как из потустороннего мира. Дворец был грёзово прекрасен, и Джинера удивлялась, почему её знобит в этих волнах тепла, пахнущего сандалом, будто она идёт по промёрзшему логову людоеда. Будто холод королевского приёма выстудил эти сказочные покои - а дыхание королевской свиты оседало инеем на драгоценных гобеленах, кокетливых личиках бронзовых лешачков и сводах галереи, расписанных позлащёнными солнцем облаками...
***
Во время торжественного обеда Джинера окончательно поняла, что союзников и друзей ей при этом дворе не видать. Ужаснее всего были взгляды дам; Джинере казалось, что на неё смотрят с недобрым, почти злорадным любопытством, как порой смотрят почтенные матроны на воровку, привязанную к позорному столбу. Молодая особа, которую король назвал камер-фрейлиной Джинеры, перед началом обеда приказала удалиться няне Ровенне, держащей на руках шпица принцессы:
- Государь не любит таких собак. Вдруг она тявкнет.
Няня бросила беспомощный взгляд на Джинеру, шпиц облизнулся, но промолчал. Джинера кивнула:
- Я позабочусь о том, чтобы вас накормили, милая няня. Мне неприятно и досадно, что вам приходится меня оставить, но я понимаю заботу здешней аристократии о безопасности государя...
Златолесские бароны дружно фыркнули за её спиной - и их тут же отослали на другой конец зала, откуда они не смогли бы расслышать речей принцессы. Зато рядом оказался барон Кайл, поклонившийся с издевательской любезностью:
- Я просто счастлив, наконец, увидеть вас здесь, принцесса. Здешний двор и наш прекрасный государь многое вам объяснят!
Джинера рассмеялась.
- Вы очень милы, когда забавляете меня, мессир Кайл! По вашему тону можно подумать, что вы состояли при нашем прекрасном государе в какой-то тяжёлой и унизительной должности, а я должна заменить вас на этом посту. Памятуя о моей роли при дворе Сердца Мира и Святой Розы - это уморительно, хоть и слишком фривольно.
На сей раз её слова вызвали злорадный хохот у баронов Святой Земли и даже у государя. Кайл, как когда-то в Солнечном Доме, побагровел и не нашёлся, что ответить - но на сей раз Джинера увидела в его лице не злость, а почти такую же беспомощность, как у няни, помноженную на страх.
- Ты - настоящая гадюка, - сказал король тоном, более одобрительным, чем укоризненным, а принцесса с удивлением поняла, что ей жаль Кайла.
- Вы позволите мессиру Кайлу удалиться, ваше прекрасное величество? - спросила Джинера. - Ему необходимо принять противоядие после укуса.
- Нет, - отрезал Алвин. - Скажи ещё что-нибудь.
Джинера чуть пожала плечами, скользнула взглядом по королевской свите - и замерла. Высокий и тощий белёсый блондин с винно-красным пятном на скуле и щеке, будто вытекшим из глаза, лет тридцати-тридцати пяти, в светлом костюме по моде Междугорья, улыбался ей слащаво и, пожалуй, заискивающе.
Джинера не сидела взаперти ни одного дня; ей приходилось видеть и раны, и увечья, и пороки. Но впервые в жизни она смотрела на человеческое лицо и понимала, что багровое пятно на нём - не просто изъян, а клеймо ада.
Проклятый при благом дворе. Нужно удивиться?
- Прекраснейший государь, - сказал некромант, - вряд ли можно ужалить по заказу и даже по приказу. К тому же, её высочеству нужно заводить в свите вашего великолепного величества друзей, а не врагов.
- Зря опасаешься, - усмехнулся король. - Свадьба только завтра, сегодня - она может болтать что угодно, особенно если это смешно.
- Не забывайте, что свадьбой всё начинается, а не кончается, ваше прекрасное величество, - сказал некромант безмятежно, но Джинера услышала странную фальшь в его тоне.
- Чушь, - хмыкнул король. - Как получится. Она рыжая, тощая, злая, а язык у неё на целую четверть длиннее, чем у прочих смертных. Таких женщин надо держать в клетках, как ласок - мне кажется, они тяжело приручаются.
- А мне кажется, прекрасный государь, - возразил некромант, - что лишь робость заставляет её высочество отвечать без должной любезности. Очаровательная принцесса, безусловно, чувствует себя чужой и одинокой здесь...
