Сергей Карпущенко - Маска Владигора
Но тут же утешил себя Владигор мыслью, что даже с уродливым лицом он всем сможет доказать и делами подтвердить право на жизнь среди людей и тогда его полюбят, невзирая на уродство.
Отмылся он от зловонной слизи в чистом и холодном ручье и при свете восходящего солнца вышел из леса на большой сжатый луг. Вдалеке увидел он дымки, поднимающиеся из труб, — то ли большая деревня, то ли небольшое городище. Подошел ближе — догадался: так и есть, городище, стоит на мысу, омываемом неширокой речкой. Высокий частокол, вал, ров, но крепкие ворота отворены настежь. Не успел войти, как услышал громкий плач.
На площади собрались, вероятно, все жители городища. Они толпились вокруг какой-то женщины, которая кричала:
— Доченька ты моя-а-а! Дитятко родное-е-е! Нет уж у меня ребеночка, единственный был! Загрыз его волк лютый, беспощадный! И не найдется-то на него управы-ы-ы! И не сыщется-то на него копья-а-а! И не заточен-то на него острый меч! Нет на волка того каленой стрелы-ы-ы!
Так кричала, даже выла женщина, и Владигор протиснулся к ней поближе. Женщина стояла на коленях, лицо ее было исцарапано, она воздевала руки к небу и то принималась рвать распущенные свои волосы, то наклонялась над девочкой лет десяти, голова которой лежала у нее на коленях. Шея девочки истерзана была то ли чьими-то зубами, то ли ножом, губы запеклись, а глаза закрыты. Бабы и мужики, глядя на нее, вздыхали, утирали слезы, безнадежно махали рукой.
— Что с девочкой? — спросил Владигор, спросил так, будто право имел спрашивать, и все, кто был рядом, почувствовали, что этот безобразный с виду человек, неведомо откуда появившийся, не простого происхождения.
— Волк, волк ее загрыз, не видишь, что ли?! — закричала женщина, обезумевшая от горя. — Ночью проснулась я, — одна живу, муж бортничать пошел, — слышу, хрипит, урчит, над постелькой дочурки моей взгромоздился, а она уж и голоса не подает! Заорала я, кочергу схватила, бросилась на волка, а он, зубами щелкнув, в угол — прыг да и был таков!
— Да как же он в дом-то твой залез? — удивился Владигор.
В разговор вмешался степенный, серьезный, видно, пользующийся общим уважением мужчина:
— Господин, не первый уж раз волк этот к нам приходит. Пятерых загрыз, все больше малых ребяток убивает. В дома же пролезает вот как: лапами, зубами ли подрывает землю под нижним венцом избы или даже бревно выгрызает, вот и проникает в покой.
Владигор нагнулся над трупом ребенка, присмотрелся к ранам. И впрямь — следы зубов на нежной шейке проступали явственно, но странным показалось Владигору, что не насытиться хотел он мясом жертвы, а просто убивал ее, прокусывая шею.
— Что ж, и все другие так же убиты были? — спросил у мужика. — Не пожирал их разве зверь?
Житель городища отрицательно головой покачал:
— Нет, только перекусывал им шею, будто и вовсе не голодный был.
Как мог утешил Владигор рыдающую над трупом дочери поселянку. Уже горел он желанием людям этим помочь во что бы то ни стало.
Тут молодец один, лет двадцати, красивый, щеголеватый, в расшитой узорами рубахе, помахивая концом пояска нарядного, что перетягивал его стройный стан, к Владигору подошел, сказал с улыбкой:
— Витязь, извини великодушно, имени твоего не знаю, тут вот какая закавыка, о ней все в городище знают, да токмо тебе, неведомо откуда сюда забредшему, не всякий скажет…
— Ну говори! — потребовал Владигор, не желая проволочек.
Молодец, уловив властные интонации в голосе незнакомца, скороговоркой заговорил:
— Господин, три раза луна меняла облик свой с тех пор, как община выгнала из городища Криву-бочара. Дознались, что Крива пытался осквернить одну из жен, всеми чтимую Рогану. Она сама, когда собрался круг, это подтвердила. По законам нашим Криву следовало забить камнями, но заступились за него старейшины, и бочар был просто изгнан. Теперь живет он в лесной избушке, четверть дня ходьбы от городища…
— Ну и что с того? Речи твои темными мне кажутся! — перебил Владигор рассказчика.
— Нет, постой, не торопи! — оглядывался по сторонам молодец. — Приметили уж некоторые, что волчьи следы, те самые, которые потом встречаются у лазов, им прорытых, начинаются от той тропинки, что ведет к избушке Кривы-бочара.
Догадка мелькнула в уме Владигора. Хотел он было спросить у парня, уж не оборотень ли этот самый Крива, но не решился. Только и попросил показать тропинку ту, что от городища ведет к избушке Кривы, что молодец охотно сделал, попутно рассказывая:
— Не знаю, господин, как ты с волком этим управишься. Говорят, он такой огромный, что и пять наших мужиков с рогатинами побоялись бы с ним схватиться.
— Ладно, ступай, — сказал парню Владигор, но тотчас остановил его: — Послушай, а если он прошлой ночью в городище приходил, когда его ждать снова, не знаешь?
Парень в задумчивости головою покачал:
— Верно, дней через семь он к нам придет, так уж повелось. А может, раньше… Он мне о своих приходах в городище знак не дает. — И рассмеялся, довольный шуткой, потом, на Владигора внимательно взглянув, пошмыгал носом и сказал: — Ты, господин, прости — такая харя у тебя, что сам волк испугается. Мню, победишь ты его! — Снова захохотал и, помахивая концом нарядного пояса, пошел восвояси.
Не стал Владигор на парня сердиться. Весь он уже горел желанием найти волка-детоубийцу и уничтожить его, чтобы спокойно спали люди в этой деревне. Чувствовал Владигор, что добрые поступки облагородят его внешность и уродство исчезнет, если светлее и чище от добрых дел станет душа.
Владигор начал изучать волчьи следы возле дома, где нынче ночью волк побывал. И впрямь увидел прорытый им лаз: нижнее бревно острыми зубами было прогрызено едва ль не до половины, точно бобры трудились.
Держа самострел на плече, пригибаясь, подошел Владигор к частоколу. Бревна заостренные, впритык друг к другу врытые, хорошенько рассмотрел и ни единой даже царапины от когтей не заметил.
«Неужели волк перемахнул через частокол? — изумился Владигор. — Какого же он роста должен быть?»
Перелез через палисадник и снова следы увидел. Теперь уж пошел по ним, но чуть-чуть в сторонке, чтобы волку охоту не перебить в следующий раз идти старым своим путем. Вот уж и тропинка, что парень указал. Вела она, по его словам, к избушке изгнанного из городища Кривы-бочара. Удивлялся Владигор, каким огромным был след — едва ль не с конское копыто. Долго шел по лесу, наконец почуял запах дыма.
Стал осторожнее, пошел медленнее, не забывая на следы смотреть. На полянке избушка неказистая стояла, без трубы, топившаяся, видать, по-черному. Дверь распахнута была, и чад очага из нее валил. Приметил Владигор, что как-то странно стали петлять волчьи следы, будто кружился зверь на одном месте, и тут же виднелись следы сапог, словно человек боролся с волком и натоптали они тут вместе, а ближе к избушке уж вовсе не видно было волчьих следов.
