Аманда Хемингуэй - Нефритовый Грааль
— Возможно, тебе удастся взять его с собой во сне, — неосторожно предложила Анни.
— Это может быть опасно, — возразил Бартелми. — Не стоит пробовать. Мы еще не знаем всех твоих способностей. Вдруг ты возьмешь кого-то с собой и не сможешь вернуть? Я очень люблю Гувера — мы вместе с незапамятных времен.
Натан едва удержался, чтобы не спросить, как давно.
— А смерть Эффи Карлоу? — немного погодя поинтересовалась Анни. — Впрямь несчастный случай? Нечасто в Глайде тонут люди.
— Ты сама говорила, что так думаешь, — напомнил матери Натан.
Анни не ответила, слишком живо представив себе тварь из реки, обернувшуюся Рианной Сарду. Ей по-прежнему не хотелось рассказывать о ней Натану; каким-то шестым чувством Анни ощущала, что лишь подвергнет его еще большей опасности. К тому же она не собиралась посвящать сына в тайну его зачатия, хотя Бартелми на этом и настаивал. В тайне было что-то слишком глубокое, слишком личное: рана, которую нельзя бередить.
— Та женщина, которая умереть, была плохим человеком? — спросил Эрик.
— О нет, — отозвался Бартелми. — Просто мелкая ведьма с малой толикой силы, недостаточной, чтобы добиться чего-то серьезного, зато вполне достаточной для того, чтобы сунуть нос не в свое дело и навлечь на себя беду.
— По словам Хейзл, Эффи утверждала, что ей двести лет, — сообщил Натан. — Я считал ее слегка сдвинутой… А у нее был Дар?
— В некотором роде. Эффи определенно немало провела в здешних местах. Сельские жители ничего не замечали — на это у нее хватало ума. Зато я все видел. Эффи не доставляла мне беспокойства. Она была эдаким пережитком — деревенской ведьмой минувшего века, скорее поддерживающей репутацию, чем действительно колдующей. Натан явно заинтриговал ее; возможно, чаша тоже. Мы можем так никогда и не узнать, сгубило ли кошку именно любопытство.
— А Дейва Бэгота отпустили, — сообщила Анни. — Я слышала сегодня утром. Хотя не исключено, что еще арестуют. Кажется, инспектор Побджой его подозревает.
— Побджой? — повторил Натан. — Ну и фамилия! Он что, толстый и надутый?
— Нет, — отозвалась Анни. — Худой и сдутый. Молчаливый тип, который ничего не говорит сам и ждет, пока ты сам себя обличишь. Такой может молча стоять над душой до тех пор, пока не признаешься в чем угодно, лишь бы прервать молчание.
— Побджой. — Бартелми словно пробовал имя на вкус. — Я слышал о нем раньше. Или о его отце… нет, скорее о деде…
— Когда? — спросила Анни.
— Где? — спросил Натан.
— На войне. — Удивительно было слышать, как Бартелми запросто упоминает о войне, будто принадлежит к иному поколению. Да ведь так и есть, вдруг осознали они. Он принадлежит к поколению вне времени.
Похоже, Бартелми не был расположен продолжать рассказ, и Натан, ощущая, как избито звучит его фраза, все же спросил:
— А что вы делали… на войне?
— То же, что и всегда. — Бартелми едва улыбнулся. — Готовил.
* * *Предмет сего непринужденного разговора сидел в гостиной своего дома, не обращая внимания на бубнящее радио, погрузившись в изучение вещественного доказательства, которое ни в коем случае не следовало брать с работы. Впрочем, пока он — единственный, кто отнесся к делу серьезно, так что некому его обличить. Дом Побджоя, несмотря на небольшие размеры, казался очень пустым, тихим благодаря целеустремленной тихости самого хозяина; интерьер жилища не отличался ни вкусом, ни его отсутствием. Для владельца дом не был домом — лишь местом, где он ночевал и иногда ел — когда вспоминал о еде. Остатки купленного навынос ужина остывали рядом на столе. Спроси инспектора, он даже не ответил бы, какого цвета у него в комнатах занавески.
А вот из письма он выжал абсолютно все. Написано от руки заглавными печатными буквами толстым фломастером, с которым здравомыслящий автор расстался бы немедленно. Хотя писавший явно стремился создать эффект безликости, в начертании букв улавливалась некая округлость — как в редких письмах его десятилетней дочери, которую он почти не видел. Красный цвет — символ крови? Бумага, какую используют для ксерокса. Такую довольно легко раздобыть даже ребенку. Например, в школе. Он был уверен: автор письма — ребенок. «Эффи Карлоу не скончалась своей смертью. Ее убили». «Скончалась смертью» — масло масленое, ошибка ребенка или малообразованного взрослого.
К делу причастен лишь один ребенок. Кто-то из офицеров обратил внимание, что она была довольна, когда забирали Дейва Бэгота. Прислала ли она письмо, потому что действительно считала, что он убил ее прабабку, или просто для того, чтобы создать отцу неприятности? Если первое, то она могла испытывать к нему родственные чувства; если второе, почему не назвать его прямо?
Увы, в письме не упоминалось имени убийцы. В письме вообще никто не упоминался…
Глава восьмая
Грошовую спой песенку
В следующее воскресенье Ровена Торн пригласила Анни, детей и Бартелми на обед по случаю обретения запрета. Бартелми вежливо отказался: он редко гулял по окрестностям, предпочитая жить тихо и уединенно, и предложил взять вместо себя Эрика. Каким-то образом к компании примкнул Майкл; Анни сама не заметила, как пригласила его. Все отправились в один из местных пабов — «Счастливый охотник», славящийся превосходной кухней.
— Тот человек только что сказал «в его мире», — прошептал Джордж на ухо Натану, когда они вошли в паб. — У него что, беда с головой?
— С английским, — поправил Натан, на ходу выдумывая отговорку. — Он имеет в виду свою страну.
Тем временем Анни успела предупредить Майкла и Ровену:
— Эрик немного необычный, вбил себе в голову, что прибыл из иного мира. Он вовсе не сумасшедший, напротив, он жутко умный. Я думаю, все дело в нервном потрясении от того, что он здесь очутился. Эрик не рассказывает о своем побеге; думаю, это довольно болезненное воспоминание. — Анни чувствовала, что так оно и было — в некотором роде.
Рассевшись за большим столом, все принялись щедро заказывать блюда. Ровена настаивала на шампанском; детей ограничили «колой».
— А если мы скажем, что нам уже четырнадцать? — с надеждой спросил Джордж. — В пабе можно пить спиртное с четырнадцати лет, если сам его не покупаешь. А еще мама и папа иногда позволяют мне выпить с ними вина.
— Мам, ведь дома ты угощала меня вином, — внес свою лепту Натан. — И еще пивом.
— Да. Но сейчас мы в общественном месте, и я за всех вас отвечаю, — отрезала Анни. — Так что ограничимся «колой».
Хейзл не принимала участия в беседе за столом. Она всегда была угрюма с людьми, которых знала недостаточно хорошо; к тому же и Эрик, и Ровена, каждый по-своему, ее несколько угнетали. Натана немало удивило то, как легко после краткого мига привыкания миссис Торн нашла общий язык с изгнанником. Похоже, они углубились в обсуждение поэзии. В антологии, что Анни подарила Эрику, было много классики: Киплинг, Йетс… Когда разговор повернул на чашу, двое из собравшихся занервничали — впрочем, напрасно.
