Далия Трускиновская - Люс-а-гард
— Пробьемся! — крикнула Люс.
Мэй с поэтом на плече проложила дорогу из трапезной во двор, Люс прикрыла отступление.
Вслед им летел громоподобный хохот безумно довольного заварушкой старого крестоносца.
14. ЖЕНСКАЯ ЛОГИКА
Как они продирались на неоседланных жеребцах сквозь строй стражников, как Мэй рубанула по руке ретивого верзилу, пытавшегося опустить подъемный мост, как Люс, прикрывавшая отход, на прощание запустила в толпу горящим факелом — всего этого в прямой последовательности они потом вспомнить не могли.
И когда они неслись по ночной дороге, крепко сжимая гладкие бока холеных коней, то выкрикивали какие-то смешные подробности, вроде «а он как полетит вверх тормашками!» или «а ты его как двинешь!». И никто из троих не смог бы связно растолковать, как им удалось вырваться из Блокхед-холла.
Но это была еще половина дела, если не треть. Предстояло отбить Свирель по дороге в ноттингемскую тюрьму — потому что из тюрьмы ее вызволить было бы куда труднее. И Люс с Мэй понятия не имели, какую пакость про Мэй написал лорд Блокхед местному шерифу. Более того — они даже не знали, когда именно Серебряную Свирель вывезли из Блокхед-холла.
Мэй первая сообразила, что коням нужно дать хоть небольшую передышку. Это были крупные рыцарские кони, приученные носить всадников в тяжелых доспехах, но мало пригодные для скачек. Люс со вздохом вспомнила, как она носилась на ахалтекинцах, Мэй затосковала по тракенам, на которых брала барьеры, а сэр Эдуард вспомнил, что именно дедушка-крестоносец рассказывал о бесподобных арабских скакунах. Тогда Люс загрустила о легконогих мустангах, Мэй чуть не заплакала при воспоминании о вороном англоарабе по кличке Фант, а их жеребцы, уловив сентиментальный настрой наездниц, перешли с тяжелого галопа на полевую рысь.
Тут уж чуть не заплакал и сэр Эдуард. Он не умел ездить таким аллюром без стремян и, нелепо подпрыгивая, сползал то вправо, то влево.
Мэй обратила внимание на это безобразие.
— Послушай, А-Гард, это плохо кончится, — сказала она Люс. — Он себе отобьет все свое мужское хозяйство!
— Ты не о нем заботишься, а о себе, — ехидно заметила Люс. — Не правда ли, Аларм?
— Не буду спорить, хотя смотрит он только на тебя. Давай-ка опять в галоп, а то он и вовсе никому радости не принесет. На галопе-то ему проще!
— Ноги качать надо, — неодобрительно покосилась на отставшего поэта Люс. — Не представляю, какой радости в постели ты дождешься от такого хилого наездника.
— Чтобы дожидаться радости от наездников, у меня есть ипподромы, — сообщила Мэй. — Ты же знаешь, я сюда не за мускулатурой явилась.
Тут Мэй резко взяла на себя повод, а Люс одновременно скомандовала: «Стой!»
Все трое придержали коней, причем юный лорд блаженно расслабился и повис на лошади, как мешок с тряпьем.
— Слышишь?
— Ага…
Где— то вдали изумительное колоратурное сопрано исполняло трагическую итальянскую арию.
— Это Свирель! — воскликнула люс. — Больше некому!
— Какого черта? — изумилась Мэй. — Нашла время для концерта!
— Она не такая дура, как я думала! — радостно объяснила Люс. — Она знает, что я ее в беде не брошу, и пытается привлечь к себе внимание. Ведь если я буду ее искать, то это — та примета, по которой я выловлю ее хоть на краю света. В мире нет второго такого голоса!
— Да читала я про этот голос, читала… Твоя Свирель в возрасте восьмидесяти шести лет пела всего Вагнера, — сообщила Мэй, и Люс не сразу вспомнила, что ее отделяют от Мэй-Аларм полтора века, а не только десять сантиметров между правым коленом Люс и левым коленом Мэй. — Так это, выходит, мы их догнали?
— Не может быть, чтобы они сделали привал… — пробормотала Люс.
— Не может быть, чтобы на полном скаку можно было пускать такие трели!
— Подъедем поближе, привяжем коней и поползем в разведку, — решила Люс.
Чем ближе они подъезжали, тем громче звучал изумительный голос.
— Она точно сидит на одном месте и распевает в полное свое удовольствие! — обрадовалась Люс. — Ужинают они там, что ли?
— Скорее уж завтракают, леди, — поправил поэт. — Скоро рассветет. В мае ночи короткие. Но странное они нашли себе занятие. До Ноттингема полчаса езды хорошей рысью, а они устроили привал.
— Постерегите лошадей, добрый сэр, — попросила Люс. — А мы отправимся в разведку.
— И будьте осторожны, — умоляющим голосом добавила Мэй.
— Постойте! — проигнорировав эту просьбу, воскликнул поэт и полез за вырез своего сюрко. К великому изумлению Люс, он достал оттуда сигнальный рожок «зеленых плащей».
— Как это к вам попало? — спросила она, протягивая руку за сокровищем.
— Это мне дал их предводитель, Том Тернер, когда отпускал под слово чести в Блокхед-холл, — сказал юноша. — Возьмите. Вы лучше им воспользуетесь, чем я. Но если я услышу рожок, то поскачу к вам вместе с лошадьми.
— Вот это хорошая мысль! — одобрила Люс. — Но что же у них там стряслось?
Когда Люс и Мэй, усердно хоронясь за кустами, подкрались совсем близко к тоскующему колоратурному сопрано, то услышали и другие голоса, куда менее благозвучные. Они костерили ураганный ветер и нечистую силу…
Очевидно, два этих бедствия, объединившись, и повалили поперек дороги несколько деревьев. Сделали они это весьма неудачно — падая, деревья переплелись кронами со стволами более стойких деревьев, так что не было никакой возможности переправить через этот бурелом коней.
Безмерно удивляясь, что это за ураган побаловался тут совсем недавно, отряд, сопровождающий Свирель в ноттингемскую тюрьму, кое-как рубил сучья впотьмах и уповал на скорое приближение рассвета.
— Кажется, я узнаю творческий почерк братца Тука! — прошептала Люс под рулады Свирели. — Чья еще шаловливая ручонка может с корнем выдергивать деревья?
— А твоя великолепная Марианна, как нарочно, расселась на бревне в центре внимания, — сердито проворчала Мэй. — Нашла себе концертную аудиторию! Что бы ей стоило отойти на десяток шагов…
Люс не была уверена, что сможет бесшумно уволочь в кусты сто килограммов цветущей плоти. Но поглядев на крепкую фигуру лежащей рядом Мэй, она поняла — эта звезда хронодесанта вскинет Серебряную Свирель на плечо и побежит примерно так же, как проделала сие с юным лордом.
И тут вдруг Свирель, отчаянно взвизгнув, вскочила и пустила петуха. Мужчины, разбиравшие завал, расхохотались, глядя, как она, подобрав чуть ли не до пояса полы своего длинного одеяния, приземляется довольно далеко от бревна.
— Либо полевая мышь, либо змея, — предположила Люс. — А теперь бы неплохо, чтобы другая мышка отогнала нашу красавицу поближе к нам…
