Далия Трускиновская - Люс-а-гард
— Смотрите! — добавила Мэй. — Смотрите, как она старательно сжимает колени!
— Это потому, что она у нас кривоногая! — громко объяснила Люс. — И об этом завтра узнает все графство! Ну как, леди Кэтрин, признаешься в отравлении? А то на тебе еще очень много всяких тряпок и тряпочек!
— Распусти волосы, леди Кэтрин! — крикнул, додумавшись, лорд Блокхед. — Распусти скорее!
— Я не могу поднять руки! — отвечала ему леди.
Действительно — поднимать руки ей сейчас не стоило. Остатки платья спереди задрались бы до совершенно непотребной высоты.
Люс прекрасно понимала, что творится в душе противницы. Леди Кэтрин была воспитана в строгих правилах — они допускали и, возможно, даже одобряли убийство соперницы, но запрещали обнажать ноги при посторонних мужчинах, не говоря уж о груди. А обнаженная в присутствии двух десятков воющих мужиков задница — это было что-то совершенно запредельное.
На это гипертрофированную нравственность и сделала ставку Люс-а-Гард.
— А может, ты разденешься сама, леди? — издевательски поинтересовалась Мэй. — Ты сбережешь хотя бы остатки вышивки! Правда, на всех ярмарках будут петь баллады о том, как ты опозорилась в замке у будущего жениха! Зато ты приведешь в восторг всю стражу. А, молодцы? Попросим леди обнажиться? Ну? Сорви с плечика этот лоскуток! Смелее! Грудь вперед! Чего тебе теперь стесняться?
— Мэй, не перегни палку, — вполголоса одернула ее Люс. — Леди-то сейчас в обморок сковырнется!
— Поединок еще не окончен, — напомнил пришедший в хорошее настроение лорд Блокхед. — Божий суд не свершился.
— Если леди сознается в преступлении, то я прячу кинжал в ножны и даю ей возможность одеться, — сказала Люс. — Если нет — раздену донага, и прогоню через весь замок, и выгоню за ворота, и в таком непотребном виде пригоню в Ноттингем. Мы как раз успеем туда к утру и явимся на рыночную площадь. Кто после этого пожелает общества леди? Ее, боюсь, даже в монастырь не примут.
— Разумнее сразу признаться в убийстве, леди, — подала голос Мэй. — Лучше потерпеть за благородное преступление, чем за пляски перед толпой мужиков с голой задницей!
Разумеется, Люс не собиралась ночью, да еще по скверной дороге, гнать отравительницу за тридевять земель. Но леди Кэтрин, оказавшись в такой позорной ситуации, безумно боялась огласки. Сделав ставку на безумие, Люс не прогадала.
— Лорд Блокхед! — пытаясь завернуться в обрывки когда-то роскошного платья, от которого ехидная Люс оставила в неприкосновенности лишь парчовые манжеты, воскликнула леди Кэтрин. — Я каюсь, я извела твою жену, потому что люблю тебя и сама хочу стать хозяйкой в Блокхед-холле!
Это прозвучало даже гордо.
— Накажи меня, как сам захочешь! — продолжала леди. — Только не отдавай на посмеяние! Иначе моя кровь будет на твоей совести!
И она поднесла кинжал к груди.
— Ну вот, — вроде бы даже устало сказала Люс. — Стоило огород городить. Стоило тут курсы кройки и шитья открывать. Она созналась! И кувшинчик наверняка через несколько дней найдется. Не удивлюсь, если она бросила его в замковый колодец… А теперь, лорд Блокхед, вели завернуть леди в какой-нибудь гобелен и привести мою сестру!
— Вы обе вынудили у нее лживое признание! — вдруг опомнился лорд. — Это шантаж!
Люс подивилась тому, что в двенадцатом веке уже знали это жуткое слово.
— Это было лживое признание? — поинтересовалась она у противницы, показывая исподтишка ей кинжал.
— Нет, я сказала правду, — мрачно отвечала леди. — Только пусть меня судит сам лорд.
— Это была обычная военная хитрость, — усмехаясь, добавил старый крестоносец. — Не то мы переняли ее у сарацинов, не то они у нас.
Леди Мэри и леди Алиса перешепнулись. Люс могла поклясться, что прозвучало укоризненное «Стыд и срам!»
Лорд Блокхед, видимо, смирившись с военной хитростью, с интересом оглядел полуобнаженную отравительницу. Похоже, и низкий зад, и крепкие бедра, и белая грудь произвели на него впечатление.
— Хорошо, — решил наконец лорд. — Слушай, ты, разбойница из Шервудского леса! С твоей сестры снимается обвинение. А с леди Кэтрин я сам разберусь. Можешь отправляться туда, откуда пришла. А твоя сестра может, если захочет, погостить в замке Блокхед. Здесь ей будет не хуже, чем в лесу под кустом.
— Нет, ты уж лучше вели привести мою сестру, — строго сказала Люс, и, сама того не желая, добавила: — Добрый сэр!
Тут в трапезную вбежал юный поэт.
— Что это значит, любезный брат? — обратился он к лорду Блокхеду. — Где пленница? В башне ее нет!
— Пленница? — лорд Блокхед картинно задумался. — Ах да, пленница… Я думаю, она уже подъезжает к Ноттингему. Видите ли, прелестные девы (он галантно поклонился Люс и Мэй), после того, как сегодня днем меня столь куртуазно раздели, но уложили не в кровать, а под кровать… Да, так о чем я? Одевшись, я первым делом послал гонца в Ноттингем к шерифу, чтобы начальник городской тюрьмы был предупрежден о новой узнице. И пока мы тут развлекались удивительным поединком, девица в сопровождении охраны — а наш шериф прислал за ней крепких парней! — преспокойно ехала в Ноттингем. Так что я лично к ней претензий более не имею, и в отравлении ее уже не обвиняю. А из тюрьмы вызволяйте ее, как сами знаете. И вообще хочу предупредить — наш шериф не любит женщин, которые живут с молодцами из Шервудского леса. Так что если угодно…
В воздух одновременно вознеслись огромное кресло и увесистый табурет.
Договорить лорд не успел. Табурет, запущенный сильной рукой Мэй, опрокинул его на пол. А когда оруженосцы лорда кинулись ему на помощь, их уложило рядышком кресло, запущенное старым сэром Арчибальдом.
— По коням! — негромко скомандовала Люс. — Сэр Эдуард, ты умеешь скакать на неоседланном коне?
— Научится! — рявкнул сэр Арчибальд. — Не теряйте времени, девицы!
— Я?… — и поэт открыл от изумления рот.
— Только попробуй, братец! — крикнул, вскакивая на ноги, лорд Блокхед. — Молодцы, оттесните-ка моего братика в сторонку, чтобы его, Господи упаси, не помяли в свалке!
Тут Мэй решила, что настал ее звездный час.
Шагнув к поэту, она подбила его сильным плечом и резко выпрямилась. Поэт кверху задом повис у нее на плече, как неуклюжий, хотя и не слишком увесистый мешок.
— Пробьемся! — крикнула Люс.
Мэй с поэтом на плече проложила дорогу из трапезной во двор, Люс прикрыла отступление.
Вслед им летел громоподобный хохот безумно довольного заварушкой старого крестоносца.
14. ЖЕНСКАЯ ЛОГИКА
Как они продирались на неоседланных жеребцах сквозь строй стражников, как Мэй рубанула по руке ретивого верзилу, пытавшегося опустить подъемный мост, как Люс, прикрывавшая отход, на прощание запустила в толпу горящим факелом — всего этого в прямой последовательности они потом вспомнить не могли.
