Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – барон
Сэр Смит первым плюхнулся за стол.
– Раньше сядешь – больше выпьешь, – заявил он жизнерадостно. – Брат Кадфаэль, иди сюда! «Из праха создан сын человеческий, и в прах он обратится»; отчего же в таком случае нам не пить в промежутке? Года приходят и уходят, как сказал Экклезиаст, а выпить хочется всегда…
Кадфаэль сел рядом, благо Смит похлопывает ладонью по лавке и никого вроде бы не пускает, хотя никто и не стремится сесть с ним рядом, сказал с кротким укором: – Почему всегда? Разве можно столько пить?
– Разве я пью много? – удивился Смит. – Всего две чаши: одну первую и несколько вторых… Вон и сэр Ричард подтвердит!
Я буркнул:
– Пейте пиво пенное, будет морда здоровенная. А где остальные?
Граф Эбергард опустился за стол напротив, желваки играют, не ответил, а выплюнул зло изжеванные слова:
– Не догадываетесь? Спешно распродают добычу.
Я сказал примирительно:
– На меня не валите. Они сами дрались, рисковали жизнью, так что это не мой подарок. Другое дело, что их сеньор не сумел остановить безудержный грабеж… Кстати, вы не знаете, кто ими командует?
Он взглянул зло, но перед ним поставили широкую тарелку с тонкими ломтями жареной баранины, ноздри жадно затрепетали, вдохнул, сказал уже другим тоном:
– Граф Мемель устраивает раненых в местной лечебнице. Когда смогут держаться в седлах, вернутся уже напрямую в Пуатье. Осталось шесть моих людей…
Брайан прислушивался из-за соседнего столика, сказал несмело:
– Сэр Эбергард, рассчитывайте и на мой меч.
Граф кивнул, не поворачивая головы.
– Да, вы сражались хорошо, я видел. Умело. Итак, сэр Легольс, я надеюсь, ваш новый друг сумеет не только задержать погоню, но и… гм… а новая пойдет в обход этого леса по такой широкой дуге… Так что можем, полагаю, провести спокойную ночь.
Я покосился на хозяина, он собственноручно принес дорогое вино и расставил по столу кубки, это для него я «сэр Легольс», а от него обо мне завтра-послезавтра услышат ребята, что идут по следу.
Смит сказал жизнерадостно:
– Ну, наконец-то я хоть поем вволю! А то золотишко капает и капает, скоро некуда будет зашивать, а зачем оно, если не тратить?
Граф сказал язвительно:
– В самом деле, трудная задача?
– Часть своих денег я потратил на выпивку, – объяснил Смит серьезно, – часть на женщин, а вот остальными распорядился очень глупо, признаю.
Он умолк, повел носом. Молоденькая девчушка несла, виляя бедрами, поднос с огромным зажаренным гусем. Желтые культяпки смотрят в небо, сам гусь просел под собственной тяжестью, коричневая корочка лопнула в трех местах, нежное мясо выпускает тонкие пахучие струйки пара, мои ноздри перехватили одуряющий аромат, и желудок сразу же беспокойно завозился, напоминая, что и он бы не прочь, даже очень не прочь получить свою долю, желательно – побольше и побыстрее. Вот прямо сейчас.
Граф Эбергард скупо усмехнулся:
– Наконец-то нормальный человек.
– С чего вы взяли, что я нормальный? – возразил Смит. – Я сам с собой не разговариваю только потому, что не верю себе на слово. Просто отчего-то ощутилось, что если и дальше буду захватывать призы… то Бог рассердится. Нельзя богатеть так быстро. Нельзя!
Брат Кадфаэль сказал несмело:
– Можно, если десятину жертвовать на церковь.
– Все может быть… – проворчал Смит с набитым ртом, – и все быть может… Но только никогда не может быть того, чего и быть не может…
Слова становились все невнятнее, граф Эбергард взглянул в окно, на его лицо пал странный отсвет, проступили краски. Я в непонимании обернулся, ночью все цвета – серые, жуткий холод пробрал до костей: там, на западе, восходит солнце! Настоящий рассвет, край небес окрасился розовым, красным, быстро багровеет, а на грани темной земли и раскаленного неба заискрилась, словно гигантская электросварка, слепящая искра.
– Солнце? – прошептал я. – Но почему…
Мы все замерли, глаза, как блюдца, только Кадфаэль часто крестился и шептал молитвы. Хозяин постоялого двора подошел, посмотрел, по его лицу также бегут багровые сполохи, сказал с тяжелым вздохом:
– Это не солнце.
– А что? – вырвалось у сэра Смита.
– Проклятый Низлан Яростный пробует свою мощь, – объяснил хозяин. – Придет час, освободится из подземных оков. Уже и так земля трескается, щели – любой дом провалится! А какой дым оттуда? И серой пахнет, не к добру. Все говорят, что Антихрист уже пришел, только где-то войско собирает, мощь копит…
Он умолк, лицо обрюзгло на глазах. Граф Эбергард заметил бесстрастно:
– Верно, землю начинает трясти. Даже давно погасшие вулканы начинают… просыпаться. Что ж здешние маги молчат?
Хозяин развел руками.
– Они сказали, что пусть нас спасает церковь.
– А что говорят священники?
Он вздохнул.
– Что не верим в Господа, а таким ничто не поможет. А как же насчет того, что Господь помогает всем?
Я остановил взглядом раскрывшего рот сэра Смита.
– Он помогает всем. Но сперва все же своим. А до вас может вообще не дойти очередь. У вас хоть одна церковь в городе есть?.. А в соседних городах?
Он смолчал, вздохнул и ушел, сгорбившись и шаркая растоптанными башмаками, свято уверенный, что ему должен весь мир, а он – никому, и что весь мир и все силы должны бросаться его спасать, хотя он для этого гребаного мира и пальцем не шевельнул.
Зарево погасло, за окнами снова непроглядная ночь, окна закрывают деревья, звезд почти не видно за темными ветвями. Я подумал, что слишком уж на виду расселись за ярко освещенным столом, поднялся. Граф Эбергард хотел было встать тоже, я покачал головой.
– Граф, вы же не будете укладывать меня в постельку?
Он ответил холодновато:
– Когда-то, ваша светлость, укладывал. Но в этот раз, пожалуй, готов поверить, что доберетесь до ложа без посторонней помощи.
Я подавил ухмылку, под бесстрастностью графа настоящий океан язвы, поклонился и покинул трапезную. Спать не тянет, вышел на крыльцо, но, чтобы не стоять на виду, отошел в сторону и опустился в тени на колоду.
Ночь тихая, теплая, а звезды настоящие южные – крупные, яркие. Да и сам небосвод как будто покрыт толстым черным бархатом, в то время как в северных землях больше похож на атлас. Там под тонкой тканью всегда чувствуется небесная твердь, а здесь ноги будут утопать по щиколотку в нежной неге…
Летучие мыши носятся намного чаще, чем в том же Зорре, но если там просто мыши, хоть и летучие, то здесь размером от бабочек до кабанов с крыльями, что хватают на лету и жрут не только мышей-бабочек, но и собратьев помельче. То и дело слышен отвратительный хруст, падают клочья шерсти и выплюнутые коготки, как тут услышать музыку небесных сфер, не представляю.
