По извиистым волнам (ЛП) - Лейн Вал И.

— Ты предпочтешь умереть? — Она хихикнула. — Смелые слова. Возможно, все это давление все-таки подействовало на тебя. Возможно, эта давящая темнота в конце концов стала для тебя слишком тяжким грузом.

Я заколебалась, понимая, что она имела в виду нечто большее, чем просто морские глубины.

— Ты жестока, Корделия.

— Рыбка-ангел, ну же, ну же. Мы уже говорили об этом. Так не разговаривают со своей прабабушкой. — Она выдавила из себя эти слова, когда мужчина сжал ее, одной рукой обхватив за горло, а другой заломив руки за спину. Пренебрежение, прозвучавшее в ее словах, вызвало во мне вспышку ярости.

— Я знаю, почему ты такая. Тебе слишком долго отказывали в форме сирены, — я не знала, зачем трачу время на разговоры с ней. В мои планы не входило выяснять отношения подобным образом. Предполагалось, что все произойдет быстро. Я должна была покончить с этим — покончить с ней — к настоящему времени. Почему я не могла этого сделать?

— И кто же тебе это сказал, дорогая? Грязный пират, в которого ты влюбилась? Он сказал тебе об этом до или после того, как начал убивать? Или это было, когда ты трахалась с ним в той пещере?

Я стиснула зубы при упоминании Майло, подавив желание спросить, откуда она вообще знает о таких вещах.

— Я испытала это на себе, — процедила я сквозь стиснутые зубы, поднимая трезубец и направляя на нее острие.

— Тогда ты знаешь, каково это, когда вся эта сила просто заключена в тебе, умоляя высвободиться и отдать ей бразды правления. Ты знаешь, каково это — осознавать, что ты создана для того, чтобы ее использовать. — Ее глаза затрепетали, маня меня, будто она пыталась убедить меня откусить от самого сладкого отравленного яблока.

— Да, — сказала я, делая шаг вперед, так что похожие на мечи зубцы трезубца оказались в нескольких дюймах от живота Корделии. — И это заставило меня осознать, что я сильнее, чем когда-либо думала.

— Сильнее? — Она улыбнулась. — А как насчет более жестока?

Я колебалась, руки дрожали как от тяжести трезубца, так и от страха перед тем, что я планировала сделать дальше. Она продолжала говорить, доводя меня до предела.

— Продолжай, Катрина, — лукаво произнесла она, ее слова были плавными, глубокими и соблазнительными, как медленная песня. — Убей меня. Раскрой ту часть себя, которая просто жаждет быть услышанной. Проткни меня трезубцем, как ты и планировала. В конце концов, у тебя нет души, которую нужно спасать, так почему бы просто не побаловать себя?

Я вся дрожала, дыхание перехватило. Покачивание корабля еще больше встревожило меня, и я подумала, что меня сейчас вырвет, но пустой желудок убедил меня, что это невозможно. Корделия продолжала говорить, а я слушала как дура.

— Моя дорогая девочка, ты своими глазами видела жестокость и порочность человечества, и все же ты все еще пытаешься помешать мне положить этому конец. Посмотри, что они сделали с тобой. Они даже оставили тебе постоянное напоминание. — Я почувствовала, как саднит заживающий шрам на лице, когда взгляд Корделии упал на него. — Ты видела, что делает человек. В этом веке это ничем не отличается от прошлого или следующего. Они всегда будут забирать и уничтожать то, что им не принадлежит. И все же ты по-прежнему хочешь сохранить этот мир таким, какой он есть. Когда мы могли бы стереть все это и начать все заново. — Взгляд ее ярких голубых глаз впился в мой, и в ее глазах я увидела свое отражение, держащее трезубец, мои мокрые волосы прилипли к коже и полузакрыли шрам на подбородке. Я похудела с тех пор, как несколько недель назад была вынуждена отправиться в это путешествие выживания. — Если бы ты просто оставила это в покое, — прошептала Корделия мягко и тепло, что резко отличалось от ее предыдущих заявлений.

Ее слова задели меня за живое, и я запнулась, сортируя и подвергая сомнению собственные мысли. Слишком поздно я заметила, что перестала напевать. Дэвид ослабил хватку на Корделии. Я поспешила запеть снова, заставив его усилить хватку. Он ослабил хватку на ее шее, но смог удержать ее за талию, прижав ее руки к бокам. И я увидела, что у нее на шее, под шелковой блузкой, было ожерелье из чешуек, от которого я, казалось, никогда не смогу избавиться. Ее самое мощное оружие теперь было на свободе.

— Какой прекрасный голос, дорогая. Но у тебя нет опыта. Чтобы хорошо овладеть пением сирены, требуется время. Если ты достаточно хороша, то сможешь даже воздействовать на несколько умов одновременно.

Она перевела взгляд на противоположную сторону корабля, через палубу. МакКензи и Ной как раз перелезали через перила в промокшей одежде, а по бокам от них стояли два водолаза со свежими полотенцами наготове.

Не сводя с них глаз, Корделия начала петь свою песню, похожую на мою, но более мощную, от которой у меня кружилась голова, когда каждая неземная нота достигала моих ушей. Я не знала, возможно ли полностью контролировать другую сирену, но она явно могла каким-то образом запудрить мне мозги, точно так же, как это было за ужином.

В течение нескольких секунд выражение лиц моих друзей изменилось, став суровыми и пустыми, когда они были очарованы голосом Корделии. Я не знала, что она собиралась заставить их сделать, но я не могла позволить ей забрать их. Я выставила трезубец вперед, прикоснувшись похожим на копье наконечником самого высокого среднего зубца к ее теперь открытому горлу, отчаянно пытаясь остановить ее пение. Но как бы я ни старалась заставить руки вонзить трезубец ей в гортань, я не могла найти в себе сил сделать это.

— Похоже, тебе нужно проявить свою натуру сирены чуть больше, — уговаривала Корделия. — Если бы ты не была так упряма в том, чтобы сохранить этот нимб вокруг головы, мы бы уже могли изменить мир. Или, по крайней мере, ты могла бы убить меня.

Прежде чем я успела придумать ответ, МакКензи и Ной бросились на меня и выхватили трезубец из моих рук. Я попыталась выдернуть его, но Ной легко одолел меня и повалил на пол, в то время как МакКензи вырвала трезубец у меня из рук и передала его уже не сдерживающейся Корделии.

— Спасибо, милая, — ласково сказала Корделия МакКензи, с улыбкой принимая трезубец. — Я так рада, что спасение вас двоих принесло свои плоды.

Когда я пошатнулась от удара о деревянный настил, то подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Корделия срывает со своей шеи чешую и прижимает их к основанию трезубца, где он излучает белое сияние, точно такое же, как тогда, когда Майло предложил ему свою кровь. А затем она схватила жезл другой рукой, заявляя о своих правах на него как новая обладательница.

У меня отвисла челюсть, когда я увидела, как чешуя впиталась в трезубец, втянулась в металл, как в зыбучий песок, и свечение стало таким ярким, что мне ничего не оставалось, как прикрыть глаза. Когда свет померк, МакКензи и Ной ослабили хватку и, придя в себя, бросились ко мне.

— Что происходит? — спросила МакКензи, помогая мне подняться на ноги.

— Она отдала остатки своей магии в обмен на контроль над трезубцем, — ответила я, не в силах отвести взгляд, пока Корделия наслаждалась видом морского скипетра в своей руке.

— Ты не знала, как этим пользоваться, Катрина, — сказала Корделия, прикасаясь к кончикам зубцов, как к цветочным лепесткам. — Потому что ты не знаешь, как превратить свою боль и гнев в силу. Ты слишком боишься этого. Ты слишком боишься самой себя.

— Я не хочу власти, — сухо прохрипела я, мои слова оборвались от осознания того, что я потерпела неудачу. — Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Нет, ты этого не хочешь, дорогая. Быть одной — это последнее, чего ты хочешь. Ты хочешь вернуть мужчину, которого, как тебе кажется, любишь. — Корделия шагнула ко мне, держась на достаточном расстоянии, чтобы я не могла дотянуться до трезубца, в то время как ее светящийся электрический щит шипел, напоминая, что даже пытаться не стоит. Но ее сапфировые глаза смягчились всего на мгновение, когда она продолжила, и я слушала, чувствуя, как ноет мое тело и бешено бурлит кровь. — Поверь мне, я знаю. Я тоже очень, очень долго этого хотела. Но, в конце концов, я поняла, что зря трачу время. Я потратила всю свою магию на то, чтобы проклясть их, и мне очень хотелось, чтобы это прекратилось как можно скорее. Но потеря моей формы сирены сделала это невозможным. В конце концов, я нашла человека, к которому могла относиться достаточно терпимо, чтобы использовать его для своего выживания. Человека со связями и богатством, которого, как я знала, могу использовать, чтобы начать строить свою новую жизнь на земле. Я упорно трудилась, чтобы забыть его имя. Потому что я помню, как он относился ко мне. И как он обращался с нашей дочерью, которую я с самого начала не хотела приводить в этот мир. Бедная, милая Марина. Она была такой же дурой, как и ты. Пыталась преследовать какого-то мужчину за морем. К счастью, она пришла в себя после нескольких очень ярких… снов. — Она сделала паузу, приложив руку к сердцу и изобразив притворную печаль, когда говорила о дочери, о которой, как я помню, читала. Я вспомнила старое письмо, которое нашла в прошлом году. От Корделии к Марине, пытавшейся удержать ее от переезда к морю. Теперь это приобрело еще больший смысл. Все, что она затевала, всегда было назло. Ради мести. Для себя.