Библиотека Душ - Риггз Ренсом
Иди сюда, иди сюда.
На мгновение пустóта растерялась, и это позволило мне подбежать совсем близко, избежав опасности быть пойманным одним из ее языков. Я ткнул ее в грудь своей обломанной ножкой – раз и второй раз. Она отреагировала на это как на укус пчелы – не более того, а затем хлестнула меня языком, свалив на пол.
Стой, стой, стой, – кричал я на пустотном языке, надеясь достучаться до ее мозга. Но тварь была совершенно невосприимчива к моим внушениям. И тут я вспомнил о пальце, о маленьком пыльном обломке у меня в кармане. Я попытался его достать, и тут пустóта обвила меня языком и подняла в воздух. Я слышал, как кричит Эмма, требуя, чтобы она немедленно меня опустила. К ней присоединился и Каул, визжа из динамиков:
– Не смей его есть! Он мой!
Я выхватил палец из кармана, но пустóта уже уронила меня в свои распахнутые челюсти.
Мое тело от коленей до груди теперь находилось у нее в пасти. Я чувствовал, как ее зубы все сильнее впиваются в мою плоть, а челюсти быстро растягиваются, готовясь меня заглотить.
Я понял, что настало мое последнее мгновение, и решил, что должен совершить хоть что-то полезное. Раздавив палец в ладони, я сунул его куда-то вниз, надеясь, что он упал пустóте в горло. Эмма колотила пустóту кулаками и жгла ее ладонями. Но тут, за мгновение до того, как сомкнуть челюсти и разрезать меня пополам своими зубами, чудовище начало задыхаться. Оно, спотыкаясь, шарахнулось от Эммы и начало пятиться к дыре в полу, из которой выползло. Обожженная пустóта уже едва держалась на ногах и спешила вернуться в свое логово, чтобы сожрать меня не спеша и с наслаждением.
Я пытался ей помешать и кричал: Отпусти меня! – но она продолжала сжимать зубы, и от невообразимой боли у меня все плыло перед глазами. А потом мы оказались возле самой решетки и свалились вниз. Ее пасть была занята мною, и это не позволило ей схватиться за ступени в стене колодца. Она просто упала. Мы летели вниз, и пустóта продолжала задыхаться, а я все еще каким-то совершенно непостижимым образом был жив.
Когда мы рухнули на дно, удар оказался настолько сильным, что вышиб весь воздух из наших легких. Снотворная пыль, которую я бросил в глотку пустóты, взлетела в воздух, окружив нас белым облаком. Она медленно оседала на нас, и я уже ощущал ее воздействие. Вся боль ушла, а мой мозг начал отключаться. Похоже, точно так же она действовала и на пустóту, потому что она перестала меня сдавливать и разжала челюсти.
Мы лежали рядом, оглушенные и расслабленные, стремительно погружаясь в сон. Перед тем, как окончательно потерять сознание, я успел заметить за завесой белого порошка сырой и темный тоннель, заваленный горами костей. Последним, что я увидел, была толпа пустот. Чудовища с любопытством смотрели на нас и, ссутулившись, подходили все ближе.
Глава восьмая
Я очнулся. С учетом всех обстоятельств, я думаю, это само по себе заслуживает упоминания.
Я лежал в норе пустот, и вокруг меня валялись их тела. Возможно, они были мертвы, хотя вероятнее всего, они просто надышались остатками мизинца Матушки Пыли, и результатом стала зловонная каша из похрапывающих во сне чудовищ.
Я мысленно поблагодарил Матушку Пыль, а затем с всевозрастающей тревогой подумал о том, что я понятия не имею, сколько времени пролежал здесь без сознания. Час? День? Что случилось со всеми, кто остался наверху?
Я должен был спешить обратно. Некоторые пустóты, как и я, уже начали подавать признаки жизни, но все еще были одурманены снотворным. Я с трудом поднялся на ноги. Судя по всему, мои раны были не так уж серьезны, а мои кости не так уж переломаны. Я покачнулся, но не упал, и начал перебираться через месиво пустот.
Я случайно зацепился ногой за голову одной из них. Она, заворчав, проснулась и открыла глаза. Я застыл, думая о том, что, если я побегу, она все равно меня догонит. Похоже, она отметила мое присутствие, но не в качестве угрозы или потенциального обеда, а затем снова закрыла глаза.
Я продолжал идти, стараясь ступать как можно осторожнее, пока наконец не пересек ковер из пустот, оказавшись у стены. Это был конец тоннеля. Выход находился над моей головой – шахта не менее ста футов высотой, ведущая в захламленную комнату. Стена шахты была снабжена скобами, но эти скобы находились слишком далеко друг от друга, поскольку предназначались для акробатических языков пустот, а не для человеческих рук и ног. Я стоял, глядя на мутный круг света в вышине, в надежде на то, что там появится дружеское лицо, но не решаясь позвать на помощь.
Я в отчаянии подпрыгнул, оцарапавшись о шероховатую стену и попытавшись ухватиться за первую скобу. Каким-то образом мне удалось до нее дотянуться, а затем и подтянуться. Внезапно я оказался более чем в десяти футах над землей. (Как мне это удалось?) Я снова подпрыгнул и схватился за следующую скобу, а затем за следующую. Я карабкался вверх по шахте, и мои ноги подбрасывали меня выше, а руки дотягивались дальше, чем это было возможно. Я осознавал это совершенно отчетливо. Этого не может быть, – думал я. А затем я оказался на самом верху. Я выглянул из люка и, подтянувшись на руках, выбрался в комнату.
И я даже не особенно запыхался.
Я огляделся, увидел огонь Эммы и бросился к ней по заваленному хламом полу. Я пытался ее позвать, но не мог произнести ни слова. Но это не имело значения – я видел ее в офисе, по другую сторону открытой стеклянной двери. Уоррен остался здесь – его привязали к стулу, на котором сидела мисс Глассбилл. Когда я подошел совсем близко, он испуганно замычал и упал вместе со стулом. Тут же в двери показались настороженные лица моих друзей и имбрин. Я увидел Эмму, мисс Сапсан, Горация… Все были здесь, живые, здоровые и прекрасные. Они освободились из своих камер только для того, чтобы снова стать пленниками здесь. Каул запер огромную дверь, и они оказались в ловушке, хотя пока что им ничего не угрожало.
На их лицах был написан страх, сменявшийся ужасом по мере моего приближения к ним. Это я, – попытался произнести я, но слова прозвучали неотчетливо, и мои друзья отскочили от двери.
Это я, Джейкоб!
Вместо английской речи из моего рта вырвалось хриплое рычание, и передо мной закачались три длинных жирных языка. И тут я услышал, как один из моих друзей… Енох, это был Енох… озвучил ужасную догадку, осенившую меня мгновением раньше.
– Это пустóта!
Нет, – попытался сказать я, – я не пустóта, – но все указывало именно на то, что я каким-то образом стал одним из них. Меня искусали, и я превратился в пустóту, подобно вампиру. Или же меня убили, съели, переработали, переродили… О боже, о боже, о боже… этого не может быть…
Я потянулся к ним руками, пытаясь сделать жест, который можно было бы истолковать как движения человека, раз уж мне не повиновалась речь, но вместо рук вперед вытянулись языки.
Простите, простите, простите, я не знаю, как управлять этими штуками.
Эмма наугад махнула ладонью. Она попала по языку, и все мое тело пронзила жгучая боль.
И я проснулся.
Еще раз.
Если точнее, от боли я вернулся обратно в свое тело – мое раненое человеческое тело, все еще лежащее в темноте в расслабленных челюстях спящей пустóты. Но в то же время я оставался и пустóтой наверху. Втянув обожженный язык в рот, я попятился от двери. Каким-то образом я присутствовал одновременно в своем собственном мозгу и в теле пустóты. Я обнаружил, что теперь способен контролировать оба тела – поднять свою руку и руку пустóты, поворачивать свою голову и голову чудовища, и проделывать все это, не произнося ни слова вслух, а всего лишь думая об этом.
Сам того не понимая, не предприняв ни единой сознательной попытки, я овладел пустóтой до такой степени (глядя ее глазами, ощущая окружающее ее кожей), что какое-то время мне казалось, что я и есть пустóта. Но постепенно разница становилась все отчетливее. Я был беззащитным израненным юношей, лежащим на дне колодца в окружении сонных чудовищ. Но они уже начинали просыпаться – все, за исключением пустóты, которая свалилась сюда, держа меня в своих челюстях (в ее организм попало столько пыли, что она, наверное, могла проспать еще не один год). Вокруг меня сидели пустóты, встряхиваясь в попытке прийти в себя и вернуть чувствительность в онемевшие конечности.