Джон Гримвуд - Падший клинок
— Он вернулся немного раньше.
— Откуда ты знаешь?
— Мой господин, я слышал его. Его новая кираса скрежетала о стены, вдобавок он громко ругался.
— Наверняка напился.
Темные глаза над острой бородкой внимательно изучали Тико.
— Ты ничего не упускаешь, верно?
— Я стараюсь, мой господин.
— И ты запер дверь?
— Вы же знаете, что внутри нет засова. Зато я нашел это, — сказал Тико. — Им я запираю дверь. Вы сами говорили: нам следует оберегать все выходы и входы. Я просто повинуюсь приказам.
— Поспи хоть немного, — фыркнул старик. — Завтра встанешь рано. Ты должен отдохнуть и быть готовым ко всему. Твой ум тоже пригодится. От завтрашнего дня многое зависит. Не подведи меня.
— Мой господин?
— Помолись своим богам об успехе.
«Богов нет, — едва не ответил Тико. — Они не для таких, как вы или я».
— Конечно, мой господин. Доброй вам ночи.
Тико захлопнул дверь и поставил клин на место. Потом поднял матрас и вытащил Десдайо из дыры. Он попытался отряхнуть землю с ее одежды, но Десдайо оттолкнула его.
— Об этом я и хотела рассказать. У Атило есть для тебя особая работа на завтра. И мне следовало знать…
Она внезапно замялась.
— О чем?
— Амелия приходит в его постель. Я думала…
Что он ограничивается герцогиней? Или ходит по борделям? Неужели она действительно верила — Атило иль Маурос спит под собственной крышей в одиночестве? Даже Десдайо не может быть такой наивной.
Она заплакала. Тико обнял ее и крепко прижал к груди. Он чувствовал ее затвердевшие соски. Когда он поцеловал девушку, она замерла, но через секунду ответила на поцелуй.
В следующую минуту Десдайо вскинула руку, намереваясь отвесить ему пощечину. Тико перехватил ее кисть.
— Вы тоже поцеловали меня.
— Ничего подобного!
— Госпожа…
— Хватит, — в ее голосе слышалась ярость. — Мы больше не будем говорить об этом.
43
— Лучше бы ему принести хорошие вести…
Атило стоял в своей комнате у двери. На нем был шерстяной халат с длинными рукавами и остроносые алые тапочки. Хотя Якопо назвался, когда постучал, в одной руке старик держал стилет, в другой — лампу.
Швырнуть масло в противника — «магический огонь», доступный любому. Лет десять назад в пламени погиб один патриций. Слуга бросил в него лампу, а его дочь, которую патриций изнасиловал, подожгла масло факелом. Герцог Марко распорядился повесить обоих. Он запретил снимать с них кожу, четвертовать или сжигать заживо, как того требовали традиции. Решение понравилось всем, за исключением вдовы патриция. Но она была родом из Генуи.
— Ну? — сказал Атило.
— Мой господин, могу я войти?
Атило неохотно отодвинулся.
— Простите за вторжение… Вы желаете завтра испытать Тико?
Лицо старого воина окаменело. Он уселся на деревянный стул, не предлагая Якопо присесть. Пристальный взгляд Атило не отрывался от лица Якопо, пока тот не отвел глаза.
— Ревность погубит тебя.
— Мой господин, я не ревную, — пожал плечами молодой мужчина. — Хотя завидую скорости, с которой он учится. Ночному зрению. И сторожевые псы его не замечают. Будто он обернут в магию.
— Дело не в магии, — ответил Атило. — У него нет запаха.
Якопо разинул рот.
— Тебе самому следовало сообразить. Какая бы болезнь ни делала его полуслепым днем, она лишила его запаха. Вот почему псы не находят его следы. Им нечего искать…
Целый сезон Тико следовало учиться возвращаться по своим следам, оставлять ложный запах и прятаться в воде. Но уже через неделю эту часть обучения пришлось отменить. Тико не мог прятаться в воде, даже если бы захотел. А поскольку собаки были не в силах отыскать его следы, все прочее также оказалось неуместным.
— Нет запаха, — повторил Якопо. — Очень удобно.
Атило посмотрел на него дружелюбнее.
— Ты пьян. Иди выспись, и тебе станет лучше. И подружись с ним… — Он поднял руку, признавая очевидное. — Знаю, это нелегко. Но все же попробуй. Если Тико пройдет завтрашнее испытание, он присоединится к нам.
— Вы освободите его?
— Подумай сам, — сказал Атило. — Обучение занимает пять лет. Он раб. Я освобождаю рабов, когда они завершают обучение. Если он завтра справится, я освобожу его. Из одного вытекает другое.
— Никто еще не завершал обучение за год.
— Хочешь сказать, я не прав? Я не знаю, когда ученик готов стать подмастерьем? — ледяным тоном спросил старик.
— Нет, мой господин. Конечно, нет.
— Тогда о чем ты?
— Его уже обучали… — Якопо призадумался, явно довольный своей идеей. — Наверняка так и есть. Он приехал сюда кого-то убить. Предать нас. Он может работать на императора?
— Которого?
— Любого, — возбужденно ответил Якопо. — Византийского или германского, неважно. Они оба зарятся на Венецию. Как лучше…
— Якопо!
— Господин?
— Почему я не позволяю тебе участвовать в уличных драках? Почему не даю состязаться с мечниками? Потому что ты нахватаешься дурных привычек. Ты думаешь, я бы не знал, если бы Тико уже где-нибудь обучался? Каждая фехтовальная школа хвалится своей техникой, филигранной или смертельной, которой обучают только там. Конечно, все они врут. У каждой школы есть свой стиль. У убийц — тоже. Если бы Тико обучался, я бы узнал стиль. У него потрясающие рефлексы и реакция. Но когда мы впервые встретились, он ничего не знал…
На этом все могло бы и закончиться, если бы Атило не похлопал Якопо по плечу:
— Мой мальчик, он здесь не для того, чтобы предать нас.
— Ну уж не меня, конечно, — согласился Якопо, поворачиваясь к двери.
Пальцы сжались на его плече, как когти. Он попытался вывернуться, но с таким же успехом можно было сопротивляться остроге, пронзившей плоть. Пальцы Атило не разомкнуть. И абсолютное спокойствие. Как перед убийством.
— Объяснись.
— Мой господин…
— Забудь о вежливости.
Явное предупреждение. Атило придавал большое значение хорошим манерам. Умение держать себя откроет намного больше дверей, чем дубина. Равно как и улыбка, которая позволяет многого достичь. Сейчас Атило улыбался.
Еще одно предупреждение.
«Надо было промолчать, — подумал Якопо. Самая верная мысль за весь день. — Промолчать и уйти, как только он отпустил меня. А потом разобраться со всем на свой лад».
— Мой господин, простите. Но я видел, как госпожа Десдайо выходила из погреба Тико. В одной… — Якопо склонил голову, — ночной рубашке. И шали. С распущенными волосами.
Десдайо, как незамужняя женщина, могла распускать волосы. Однако с тех пор, как она поселилась у Атило, она каждое утро собирала их в прическу и закалывала. Никто из домочадцев ни разу не видел ее с распущенными волосами.
