Сергей Юрьев - Хрустальная колыбель
Глава 11
Все новорожденные, кем бы ни были их родители, к какому бы роду или племени они ни принадлежали, кричат на одном языке. Почему же путь от рождения до смерти делает нас такими разными?
«Хлеб души», трактат из летописного свода Холм-Мола, автор неизвестен
Прошедшей зимой, в самой середине месяца Студня, пришла внезапная оттепель, а с ней — снежная буря, которая то затихала до полного безветрия, то внезапно срывалась на трубный вой, поднимая в воздух бесчисленные комья слипшегося снега. Тогда же прямо над капищем рода Енота внезапно разразилась гроза, и молнии поразили идолов Луцифа и Морха. Дубовые изваяния расщепились и обуглились, а потом снежные вихри вырвали их из земли и вышвырнули за высокую изгородь. Покосились стоявшие рядом с ними фигуры Аспара и Иблита, которых люди Енота не слишком почитали, но боялись больше, чем остальных. Всё это могло означать только одно — Зеус и Геккор не пожелали более терпеть такого соседства, и теперь род должен сделать выбор…
Морх, которого уже нет, и потому с ним встретится лицом к лицу всякий, кого тоже не станет, — он, даже поверженный, вызывал трепет у всякого, кто помнил времена, когда жертва, принесённая ему, была чуть ли не единственным средством уберечься от встречи с ночным оборотнем. Аспар, угрюмый повелитель подземного царства, где нет ни надежды, ни радости, — если лишить его жертвоприношений, он начнёт пить соки земли и лишит её плодородия… Иблит, воплощенный ужас, от которого нет спасения, если душа прикоснулась к нему, — он может просто явиться во плоти, и этого будет достаточно для того, чтобы всё живое обратилось в камень. Луциф-Светоносец, карающий любого, кто посмотрит на него без должного трепета, — он был тайной даже для волхвов, а неизвестность устрашает больше, чем привычные невзгоды и опасности…
Дюжину или чуть более зим назад странные люди в чёрных одеждах и с глазами, светящимися во тьме, появились возле одного из дальних становищ. Они толкали впереди себя странную повозку, лишённую колёс, парящую в локте от земли, а на ней лежали эти четыре изваяния, сделанные с нечеловеческим мастерством. На добром и печальном старческом лице Морха неведомый умелец вырезал каждую морщинку, каждый волосок окладистой тщательно расчёсанной бороды. Аспар, ящерица с иглозубой пастью и ясными человеческими глазами, был выточен из чёрного дерева, твёрдого, как камень, и каждая чешуйка на его спине несла неповторимую вязь каких-то непонятных знаков. Иблит, пучеглазая тварь с прижатыми к груди перепончатыми, как у нетопыря, крыльями, казалось, вот-вот взлетит, навеки отгородив небо от земли. А Луциф, прижимающий к груди резной кубок, смотрел на мир с хищной ухмылкой, и казалось, что многочисленные складки его одежд начнут колыхаться от ветра.
Странные пришельцы заявили тогда, что только эти божества, о которых саабы раньше знали лишь понаслышке, смогут защитить людей от оборотней, а волхвы и старейшины, посовещавшись, решили, что хуже всё равно уже не будет…
Буря стихла так же внезапно, как и началась, а наутро ударил обычный в это время крепкий морозец. Но ни охотники, ни рыболовы в тот день не ушли на промысел — люди Енота ждали мести поверженных идолов. И тогда Пров решился на то, чего никогда ни один из волхвов ещё не делал… Он созвал на капище всех, кто решился выйти из своих хижин, и принёс поверженных идолов в жертву Геккору и Зеусу. Сначала сложенных крест-накрест идолов охватило необыкновенно жаркое пламя, а потом, когда угли начали рассыпаться в золу, ещё не остывший прах подхватил стремительный вихрь, так что на месте сожжения не осталось и следа недавнего костра.
Потом чего только не пришлось выслушать Прову от других волхвов, и местных, и приходивших из дальних становищ — и то, что не людское это дело, вмешиваться в ссоры богов, что на благодарность они забывчивы, а на расправу — скоры, и не устроить ли для четвёрки поверженных отдельное капище, чтобы смягчить их гнев… Приходили даже резчики из западных земель, предлагавшие за невеликую плату восстановить идолов, пусть не так, как было, а как смогут. Ни в одном из соседних родов ничего подобного не произошло, и там Геккор, Зеус и прочие старые божества продолжали соседствовать с Луцифом и Морхом, Аспаром и Иблитом. Но Пров ясно осознавал одно — та зимняя гроза была не знамением, но знаком, адресованным именно ему, Прову, сыну Одила, из рода Енота, за которым неизбежно последует перемена судьбы и дорога навстречу неизвестности. И когда в середине месяца Травня неподалёку от становища обнаружили двух подозрительных странников, один из которых вёл себя как безумец, а другой вообще оказался Служителем, волхв понял, что произошло именно то, чего он ждал.
За ночь он успел добраться почти до самого замка. Теперь тёмно-серая, почти чёрная стена возвышалась не более чем в полутора лигах, но идти среди бела дня по открытой местности Пров не рискнул, тем более что между крохотным овражком, где он затаился до времени, и рвом, опоясавшим замок, то и дело проносились конные разъезды. Всадники с опаской поглядывали на опущенный перекидной мост, поперёк которого лежала дохлая лошадь, запряжённая в поваленную набок крытую повозку, и на распахнутые ворота, одна створка которых едва держалась на последней петле.
Теперь оставалось дождаться темноты и идти туда, в пасть чудовища, к воротам в Ничто, готовым в любое мгновение распахнуться, чтобы оттуда выползли те, на кого ополчились Геккор, владыка ветров, и Зеус, повелитель молний, судия над богами и душами умерших. Что там не поделили Владыки — это уже другой вопрос. Тому, что порассказал Служитель, можно верить, а можно — и не очень, а вот Зеус с Геккором зря пугать не будут. Хотя не пристало волхву задумываться о том, какой смысл заложен в воле богов. Главное — чтобы обряд был совершён безупречно и жертвы попали именно туда, куда следует. Пров осторожно развязал свою дорожную торбу и разложил на небольшом плоском булыжнике четыре мешочка, в каждом — по дюжине зёрен дюжины злаков, шмат пчелиных сот с загустевшим прошлогодним мёдом, кусок вяленой оленины, в которой застрял наконечник стрелы, пряди волос прекраснейших из невест рода Енота, а ещё — кусочки ткани, пропитанные кровью лучших охотников рода Енота. Каждому из владык четырёх стихий должно достаться поровну, чтобы взаимные обиды не помешали им объединить усилия. Зеус, повелитель молний, судия над богами и душами умерших, разверзнет небесную твердь и обрушит небесный огонь на гнездо скверны; Геккор, повелитель ветров, пошлёт невиданный ураган, перед которым будет бессильна ворожба прислужников Нечистого; Хлоя, владычица Великих Вод, обрушит на этот берег гигантские волны, перед которыми не устоит ни одно строение, созданное людьми; а таинственная Го, царица плодородия, Мать-Земля, поглотит в своих бездонных недрах всё, что останется после буйства огня, ветров и вод. Перед тем как отправиться в путь, Пров хотел приготовить жертву и для Яриса, но потом решил, что там, где сойдутся стихии, богу войны делать уже нечего.
