Людмила Гетманчук - Шерше ля фам, или Возврату не подлежит!
Единственное, что меня примиряло с действительностью, — это мягкие сапожки. С этих мучителей бы сталось организовать мне ноголомные «шпильки» и выдать их за шпоры.
— Смелей! — подтолкнула меня в нужном направлении Изуверка Кэт и убежала вперед, скорей всего, чтобы оповестить окружающих о ходячем бедствии.
На удивление, до двора я добралась без особых приключений. Правда, обычный десятиминутный путь занял полчаса, потому что я несколько раз останавливалась отдышаться и столько же раз пыталась повернуть в другую сторону. Но меня всегда ловили и, указывая в направлении двора, подталкивали туда!
— Познакомьтесь, мадемуазель! — подскочил ко мне на крыльце Буцефал. — Это Бурут! — И указал на вороного красавца, которого седлали.
— Мы что, начнем прямо тут? — прошипела я, чувствуя, как от лица отливает кровь. В клуб самоубийц мне еще рано!
— Конечно нет, мадемуазель! — багровея, возмутился и оскорбился до глубины души мой будущий учитель. — Мы сейчас проследуем на манеж в платных конюшнях. Для нас там забронировано время!
Обрадованно вздохнув отсрочке смертного приговора, я ободрилась, и мы с Кастрацией забрались в карету и отбыли в указанное место. Господин Буцефал и конюх умчались верхом вместе с так и не познакомившимся со мной Бурутом.
— Мадемуазель! — строго сказала мне бин Гоблих. — Осторожней с господином гер Олег-Змей — он известный волокита и повеса, но у его семьи совсем нет денег, хотя титул присутствует.
— Какой? — равнодушно поинтересовалась я.
— Не важно, — отмахнулась Изуверка Кэт. — Просто запомните: когда он в роли учителя, просто обращайтесь к нему «господин». А если вас представят в обществе, то делайте вид, что вы его не узнали.
— Двойные стандарты? — оживилась я.
— Этикет! — решительно отбрила Гоблих. — Но если вам не понятно, то я повторю еще раз.
— Понятно, — заткнулась я и от скуки стала глазеть в окно.
В манеже меня уже ждал довольно решительно настроенный гуру по выездке. Когда на тебя надвигается каланча с зажатым под мышкой стеком, единственная возможность улизнуть — самой сесть на лошадь и ускакать.
— Мадемуазель! — загнал меня в угол Буцефал. Хорошо хоть не взнуздал! — Для начала вы должны усвоить! — Как мясник, разрекламировал мне части тела коня: — Голова, холка, спина, круп, э-э-э… это не важно! Копыта…
— Для вас, может быть, и не важно, — прервала его я, стараясь не пялиться на то самое «не важно». — А для коня как раз важно!
— Для верховой езды эта часть значения не имеет! — не уступал учитель.
— Смотря кто на ком ездит, — испытывала я чужое терпение, оттягивая момент практики.
— Ездить может только всадник на коне! — отрезал упрямец, глядя на меня с нездоровым интересом естествоиспытателя.
— Мне вас искренне по-женски жалко, — прощебетала я. — В вашем мире водятся только мужские особи.
— Не мешайте мне, мадемуазель, — строго сделал выговор Буцефал, похлестывая стеком по отворотам сапог. — Так вот, продолжим! Женское седло предназначено для женщин, а мужское…
— Для мужчин? — Невинная улыбка и легкое трепыхание ресницами.
— Не для женщин! — кивнул он и стал тыкать стеком как указкой. — Дама сидит в таком седле боком, обе ноги на одну сторону. Левую. Такое седло имеет две луки — одна для правой ноги, одна для левой.
— Для средней ничего нет? — удивилась я.
Учитель завис. Потом отмер:
— Не морочьте мне голову! Вам нужно знать, что подпруга для дамского седла подтягивается сильнее, чем для мужского, потому что существует опасность для всадницы соскользнуть вправо. Понятно?
— На себе прочувствовала, — призналась я. — Мне не понравилось.
— Коню, скорей всего, тоже, — заметил учитель.
Конь заржал, подтверждая.
— Тебя там не было! — обиделась я.
— Не отвлекайтесь, мадемуазель! — сделал мне выговор Буцефал. — Сейчас вы попробуете сесть в дамское седло. Туда можно залезть с моей помощью или с помощью подставки. Что выбираете?
— Вас, — широко улыбнулась я. — Мне с вами гораздо интереснее, нежели с подставкой.
— Благодарю, — склонил напомаженную голову Буцефал. — Подходите, я вас закину.
— Не так прытко, — отошла я в сторону. — Прежде чем я угроблю это прекрасное животное, покажите мне, как же нужно залезать в дамское седло.
Мужик сдвинул брови, просигнализировал глазами «Все бабы — дуры!» и выпрямил спину.
Конь почуял неладное и попятился, храпя.
Учитель твердой рукой поймал коня, встал на подставку и проделал посадку с та-аким изяществом… Если бы не две длинные мужские ноги, свисающие на одну сторону дамского седла, то зрелище было бы внушительное.
Конь постоял спокойно, потом повернул голову и покосился на это зрелище. Мотнул головой, пока Буцефал еще раз объяснял мне теорию. Видимо, у несчастного Бурута не сходилось женское седло и мужчина, поэтому он решил избавиться хотя бы от одного и восстановить справедливость.
Конь заржал и сделал «свечку». Учитель не удержался в дамском седле и выпал.
— Простите, вы живы? — присела я рядом с лежащим инструктором.
— Еще не понял пока, — признался он. — А как со стороны?
— Со стороны — плохо, — оглядела я его. Утешила: — Но вы еще шевелитесь.
— Это потому, что я не практикую поездок в дамском седле, — признался мне по секрету Буцефал.
— Охотно верю! — улыбнулась я, предлагая руку.
Учитель поднялся без моей помощи, сам, и попросил:
— Мадемуазель Александра, надеюсь, вы не будете распространяться об увиденном здесь и не поставите огромное несмываемое пятно на моей репутации?
— Ни за что! — тут же согласилась я. — Если вы поставите пятно на моей!
Буцефал вытаращился не хуже коня.
— Вы скажете графине, что у меня неспособность к верховой езде, связанная с обморожением кретинизма и повреждением даунизма, и я, честное слово, никогда не вспомню, как вы рассматривали гениталии Бурута.
— С вами трудно не согласиться, — проскрипел учитель.
Мы вернулись домой. После разговора с Буцефалом верховая езда была вычеркнута из моего расписания.
ГЛАВА 25
Куда идем мы с Пятачком — большой, большой секрет!
Мультфильм «Винни-Пух»Старый ювелир вторые сутки пил. Отчаянно. Беспробудно. Словно распоследний горький уличный пьяница. Пил не пьянея. Но даже залив глаза, до бровей, почтенный мастер никак не мог решить вопрос: что делать с украшениями Спящей?
Украсть самому? Раздробить по частям и дать по одной побрякушке каждой из сторон? Самоустраниться? Срочно бежать? Вопрос уже давно стоял не о деньгах или каких-либо преференциях. Дело касалось самого главного: жизни его и семьи. Он уже сто раз проклял тот миг, когда сдуру влез в эту аферу. Ведь мог, мог подумать головой заранее!
