Людмила Гетманчук - Шерше ля фам, или Возврату не подлежит!
В столовой меня уже ожидала Изуверка Кэт, или мадам Катрация бин Гоблих, лучшая учительница манер на всю столицу. Еще я называла ее про себя Кастрация, и прозвище ей полностью подходило. Видимо, от нее живым никто не уходил, соответственно пожаловаться на творимый этой дамой произвол было некому.
— Мадемуазель Александра! — С радостной улыбкой анаконды эта высушенная этикетом вобла приблизилась ко мне мотыляя платком в руках.
Я тяжко вздохнула и уселась на краешек стула с высокой спинкой, потому что опираться на спинку стула считается неприличным. То-то я смотрю, все наши гости только неприличным и занимались!
Мадам Кастрация восторженно закивала громадным носом, с садистским удовольствием привязав меня к несчастному стулу платком для придания мне нужной (по ее ГОСТу!) осанки.
— Приступим! — заявила Изуверка Кэт, вызвав у меня внутреннюю дрожь.
В этот время в столовую ввалился запыхавшийся сьен и от увиденной картины застыл роденовским мыслителем.
— Присоединяйтесь! — радушно проскрипела я вместе со стулом. Во мне бурлило злорадство.
Риммо сел напротив меня, не ожидая подвоха. Счас! Должна же у меня быть хоть какая-то радость в жизни? Мой послужной список был просто обязан пополниться зверски замученным айром!
— Мадам Гоблих, — закатила я глаза. — Сьен Стриг так много слышал о вашей методе преподавания, что решил сам испытать ее, чтобы потом применить это в своей стране.
У обоих фигурантов глаза стали большие и та-а-акие наивные! Одна искренне поверила в пользу просвещения, а второй никак не мог поверить своему «счастью».
— Что вы, сьен, — поддразнила я, когда Кастрация приблизилась к нему с новым платком, выуженным ею практически из воздуха. — Никак испугались двух слабых дам?
Айр был вынужден принять мой вызов. Не успел он оглянуться — и оказался примотан к стулу широким, свернутым в жгут платком, точно таким же способом, как и я — за плечи! В этой позе можно было только отступать! Вместе со стулом! Ага. А вперед — никак. Ни-ни, ни на сантиметр. Можно только повиснуть в путах, высунув язык от напряжения.
Изуверка Кэт заскакала вокруг нас экзальтированным Мефистофелем и повязала нам салфетки. Мне повязала, а мужику затянула и пощупала — настоящий ли. Я все видела!
— Итак! — счастливо воскликнула мучительница, не сводя горящих фанатизмом глаз с резко погрустневшего айра. — Сегодня мы начнем с овсянки!
Риммо скривился, я порадовалась, побуждаемая мстительностью и злопыхательством: это мы уже проходили, и я знала, чего ожидать.
— Но помните! — Кастрация воздела свои руки-зубочистки к потолку. — Локти должны быть прижаты к телу! Над столом порхают только кисти рук!
— Угу, — кивнула я. — И тут перед вами ставят еду! И вы не можете до нее дотянуться!
— Это мелочь! — отрезала Гоблих.
— Я бы так не сказала… — заметила я, наблюдая, как ливрейный слуга накладывает нам в тарелки одну ложку овсянки. — Мы сюда все же поесть пришли.
Айр дернулся в путах, пытаясь достать кончиками пальцев ложку. У гибкого, сильного, рослого оборотня это получилось аж с пятого раза.
Я с неприкрытым удовольствием наблюдала, как он с громадным трудом дотянулся до тарелки и попытался подтащить ее к себе. Ага, умный какой! И тут же получил по руке линейкой.
— Сидеть! — взвизгнула дрессировщица-этикетчица. — Все стоит правильно! Ешьте!
— А вы, мадемуазель? — сделал попытку откосить Стриг.
— А у меня от овсянки несварение желудка, — поделилась я с ним самым сокровенным.
Айр раздул ноздри и кинулся в неравный бой. Кончик ложки в кашу. Ко рту. В кашу. Ко рту. И так тридцать раз! Под неусыпным надзором Кастрации.
Когда несчастный доел свою мизерную порцию, у него был вид замученного покорителя Эвереста. Просто он не знал, что впереди нас ждут яйца!
— Великолепно! — обрадовалась садистка со стажем и одобрительно похлопала взмокшего оборотня по плечу. — У вас прекрасные манеры! А теперь покажите мадемуазель Александре, как следует вкушать яйца всмятку!
Риммо скуксился, словно прошлогодний валенок на солнце, и заскрипел зубами, когда перед ним поставили вареное яйцо на подставке и выложили специальный нож и кофейную ложечку.
— Мадемуазель Александра? — Сьен глазами предложил мне опробовать сие яство первой.
— Извините, — не скрывая удовольствия, вовсю развлекалась я, — у меня на сей продукт жестокая аллергия!
Естественно, если мне накануне скормили целую корзину этой гадости, пока научили правильно есть куриные яйца! В результате добились только одного: я дала себе священную нерушимую клятву — даже под дулом пистолета никогда в жизни вареное яйцо в рот не возьму!
Я полчаса развлекалась, глядя, как здоровенный мужик ковыряет яйцо, стараясь держать себя в рамках приличия и не покусать Кастрацию насмерть. Надо бы его предупредить, что ею он точно не насытится, а вот отравиться может! Запросто.
У нее девяностопроцентное содержание яда в организме. Остальное — кислота. Серная и соляная в равных пропорциях.
Не успела! Изуверка Кэт нависла над беднягой и проорала ему в ухо:
— Вы так эстетично это вкушаете, милорд! Просто хочется поменяться местами…
Я закашлялась, а оборотень подавился. Гоблих тут же пришла к нему на помощь и мужественно заткнула ему органы дыхания крахмальной салфеткой, при этом не забывая читать лекцию:
— Видите, мадемуазель, при подобном конфузе следует скрывать свое лицо от окружающих…
Айр начал синеть. Из-под салфетки показались иголки.
Но Кастрация так вдохновенно вещала, что я не решилась ее перебивать и приготовилась к фильму ужасов. Жаль, не сбылось… Мужчина сжевал кляп и привел училку в замешательство.
Угу. С одной стороны — вопиющее попрание этикета, а с другой — следов нет, а на нет и суда нет!
Мадам выкрутилась. Она притащила другую салфетку и под немигающим взглядом айра «убью-закопаю-съем!» постелила у него на коленях, успев, видимо, мимоходом пощупать, во что же у айров переходят колени. Я своими глазами видела!
— Мадемуазель Александра, — стала настырно придираться дама. — Салфетку не следует запихивать за ворот, а принято класть на колени.
— Мадам, — разжал сведенные челюсти айр. — Прошу извинить за бестактность, но эту салфетку вы повязали благородной мадемуазель сами!
— Правда? — растерялась Гоблих, медленно пунцовея. — Это, должно быть, от смущения… Вы такой представительный мужчина с необыкновенным, изумительным чувством такта! — Она сорвала с меня слюнявчик, предоставив айру обозревать мою грудь, и небрежно запихала кусок ткани мне на колени.
