Майкл Муркок - Феникс в Обсидановой стране
Увиденное мной лишний раз подтверждало, что меня зовут именно так. Вокруг был мир сплошных льдов. Вдруг я вспомнил, что уже посещал другие ледяные миры — в разных своих воплощениях — и теперь сразу понял, где очутился. Я был на умирающей планете. В небе надо мной висело маленькое красноватое солнце. Умирающее солнце. Без сомнения, это была Земля, но Земля в самом конце очередного цикла своего существования. Джон Дэйкер назвал бы это своим отдаленным будущим, однако я давно уже оставил всякие попытки определить точно, что есть «прошлое» и что «будущее». И если Время было моим врагом, то это был враг без формы и обличья, враг, которого я не мог видеть, враг, с которым я не мог сражаться.
Я ехал на колеснице, богато отделанной серебром и бронзой. Ее тяжелые украшения напоминали отделку доспехов моего бессловесного ночного посетителя. Ее огромные, окованные железом колеса были установлены на лыжи, сделанные, по-видимому, из черного дерева. Колесницу по льду тащили четыре странные существа. Они напоминали белых медведей, что обитали в мире Джона Дэйкера, но были крупнее и с более длинными лапами. Они двигались прыжками, но с удивительной быстротой. Я стоял на колеснице, держа в руках вожжи. Рядом со мной стоял сундук, словно специально изготовленный для этой колесницы. Он был сделан из какого-то тяжелого дерева и богато украшен серебром. Углы обиты железными скрепами. Он был заперт на тяжелый железный замок, а в центре крышки торчала огромная ручка. Вся поверхность сундука была украшена черными, коричневыми и синими эмалями, изображающими драконов, воинов, деревья и цветы, переплетавшиеся между собой. Вокруг замка вилась надпись, выполненная руническими письменами. К величайшему своему удивлению, я легко ее прочел. Надпись гласила: «Сундук сей принадлежит графу Урлику Скарсолу, Владетелю Ледяного Замка». На борту колесницы справа от сундука висели три тяжелых кольца, и в них было закреплено тяжелое боевое копье, отделанное серебром и бронзой. Оно было по меньшей мере семи футов в длину и венчал его огромный, варварски иззубренный наконечник из сияющей полированной стали. По другую сторону сундука был закреплен тяжелый боевой топор с рукоятью, отделанной под стать копью серебром и бронзой. Я ощупал свой пояс. Меча на мне не было. Зато на поясе висел кошель, да на правом бедре болтался ключ. Я снял его с пояса и внимательно осмотрел. Потом наклонился к сундуку и с некоторым трудом (поскольку колесница все время раскачивалась на неровностях льда) вставил ключ в скважину замка, повернул его и откинул крышку. Я ожидал увидеть там меч.
Но меча в сундуке не оказалось — только запасная одежда, провизия и прочее в том же роде, что нужно человеку, пускающемуся в длительное путешествие.
Я горько усмехнулся. Да, я проделал длительное путешествие. Я захлопнул крышку, запер замок и повесил ключ на пояс.
И тут я обратил внимание на свои одежды. На мне был богато украшенный железный нагрудник, куртка из грубой толстой шкуры, кожаный камзол, кожаные же штаны, железные наголенники, украшенные тем же орнаментом, что и нагрудник, и сапоги, видимо, из того же материала, что и куртка, похожего на овчину. Я поднял руку к голове и ощутил под пальцами металл. Это был шлем, украшенный каким-то сложным переплетающимся рельефным узором.
С растущим чувством ужаса я ощупал собственное лицо. Черты его были все теми же, знакомыми, но верхнюю губу украшали теперь густые усы, а щеки покрывала огромная борода.
Тут я вспомнил, что видел в сундуке зеркало. Я схватил ключ, отпер замок, откинул крышку и, порывшись, извлек оттуда зеркало. Оно было не из стекла, а из хорошо отполированного серебра. С минуту я еще колебался, но потом решительно поднес зеркало к лицу.
И увидел лицо и шлем моего ночного посетителя. Призрак, явившийся ко мне ночью, теперь снова смотрел на меня.
Только теперь я сам был этим призраком.
Со стоном, ощущая в душе гнетущее отчаяние, которое не в силах был превозмочь, я уронил зеркало в сундук и захлопнул крышку. Рука моя невольно ухватилась за древко копья, и я с такой силой сжал его, что просто удивительно, как оно не сломалось.
Итак, я был один в этих ледяных просторах, под этим мрачным небом, один, терзаемый страшными мучениями, оторванный от единственной женщины, которая могла успокоить мой мятущийся дух, от того единственного мира, где я ощущал себя свободным и счастливым. Я чувствовал себя так, словно сходил с ума, словно безумец, который счел было, что вылечился, но вдруг осознал, что страшный недуг вновь затягивает его в свои бездны.
Я закричал. Дыхание вырвалось изо рта плотным облаком и заклубилось в какой-то странной судороге, словно передразнивая то, как дух мой мечется в поисках выхода из этой ситуации. Я сжал руку в кулак и погрозил небу и красноватому, еле видимому в тумане, маленькому и неказистому светилу, что служило здешнему миру солнцем.
А медведи продолжали скачками продвигаться вперед, таща за собой мою колесницу в неизвестном направлении.
— Эрмизад! — вскричал я. — Эрмизад!
Могла ли она услышать меня и отозваться из своего далека, как тот голос, что звал меня по ночам?..
— Эрмизад!
Но мрачное темное небо молчало, мрачные льды недвижимо застыли вокруг, солнце смотрело с небес как глаз престарелого безумца.
Медведи без устали продолжали бежать вперед, вперед по бесконечным льдам, вперед, сквозь вечный полумрак. Колесница скользила все дальше и дальше, а я плакал и стенал, рыдал и вскрикивал от горя и бессилия. Потом наконец застыл на своей колеснице, беззвучно и неподвижно, словно сам был сделан изо льда.
Я уже понял, что мне пока следует смириться со своей участью, принять все, что на меня свалилось, и выяснить, куда влекут мою колесницу медведи, в надежде, что когда я достигну места назначения, то смогу найти способ вырваться отсюда и вернуться в мир элдренов, к моей Эрмизад.
Я знал, что это призрачная надежда, но не хотел расставаться с нею, бессознательно хватался за нее, как рука моя — за копье. Тот мир и та женщина были единственным, что у меня оставалось. Но где они теперь? Если элдренские теории верны, они где-то в бесконечных просторах бесчисленных вселенных… Не знал я и того, где находится мир, в который я теперь попал. С одной стороны, он мог быть частью Призрачных Миров. Тогда экспедиция элдренов могла бы достичь его. Но, с другой стороны, он мог быть какой-нибудь совершенно иной Землей, которую от того мира, что я полюбил и считал своим, отделяют целые эпохи и тысячелетия.
Я теперь снова был Вечным Героем, призванным, несомненно, сражаться за какое-то дело, о котором имел лишь самое смутное представление, призванным людьми, которые могли оказаться такими же гнусными предателями, как и подданные короля Ригеноса.
