Майкл Муркок - Феникс в Обсидановой стране
Почему именно меня выбрали для решения этой вечной задачи? Почему мне не дано наслаждаться вечным миром?
И вновь мои мысли вернулись к поискам ответа на вопрос, не был ли я — в одном из моих воплощений — повинен в некоем страшном преступлении, повлекшем за собой космические последствия, преступлении столь ужасном, что с тех пор моим уделом стали скитания по просторам Вечности. Но что это было за преступление, заслуживающее такой страшной кары, я догадаться не мог.
Вокруг стало явно холоднее. Я полез в сундук: я знал, что найду там перчатки. Я нашел их и натянул на руки, поплотнее запахнул куртку, уселся на сундук и задремал, не выпуская, однако, вожжи из рук. Я надеялся, что сон остудит мой пылающий мозг, снимет снедавшую меня боль.
А колесница все продолжала скользить по льду. Льды, одни льды вокруг! Неужели мир так состарился и так выстыл, что в нем ничего не осталось, кроме льдов, — от полюса до полюса?
«Скоро, — думал я, — я получу ответ и на этот вопрос».
Глава II
Обсидиановый город
Так и двигалась моя украшенная серебром и бронзой колесница, через бесконечные льды, под угасающим солнцем. Белые медведи с длинными лапами все тащили ее вперед, лишь изредка замедляя темп, но никогда не останавливаясь, словно их, как и меня, влекла вперед неведомая сила, которой они не могли не подчиняться. По небу иногда проплывали ржаво-рыжие облака, словно медлительные корабли по застывшему морю, но ничто не напоминало здесь о течении времени, ибо солнце словно примерзло к небосклону, а бледные звезды, что выглядывали из-за него, образовывали странные, едва знакомые созвездия. И мне пришло в голову, что земной шар, видимо, уже перестал вращаться вокруг своей оси или если все же вращался, то так медленно, что без соответствующих измерительных инструментов определить это было невозможно.
Я еще отметил, что расстилавшийся вокруг пейзаж вполне соответствовал моему настроению.
Потом мне вдруг показалось, что вдали, в полумраке что-то мелькнуло. Нечто непонятное, но нарушавшее монотонность окружающих меня льдов. Может быть, это было просто низкое облако. Я не сводил с него глаз. По мере того как медведи продвигались вперед, там, на горизонте, все яснее вырисовывались темные контуры гор, поднимавшихся прямо из ледяной равнины. Были ли эти горы тоже ледяными? Или это обычные скалы? Если так, значит, вовсе не вся планета покрыта льдами…
Мне никогда не встречались такие острые и зазубренные утесы. И я уныло решил, что они тоже из сплошного льда, источенного временем и ветрами, которые и придали им столь чудовищные формы.
Но когда мы подъехали ближе, я вдруг вспомнил одно из видений, явившихся мне до того, как неведомая сила извлекла меня из постели и унесла от Эрмизад. Теперь мне стало ясно, что это скалы, настоящие скалы вулканического происхождения, острые и блестящие. И цвет их наконец определился: темно-зеленый, коричневый и черный.
Я закричал на медведей и подстегнул их вожжами, заставляя двигаться быстрее.
И тут я вдруг понял, что прекрасно знаю их клички!
— Но-о-о, Снарлер! Но, Рендер! Вперед, Гроулер! Быстрее, Лонгклоу! Вперед!
Они налегли на постромки и пошли быстрее. Колесницу трясло и швыряло из стороны в сторону.
— Еще быстрее!
Да, я был прав. Льды кончались, уступая место скальной поверхности, гладкой, словно стекло. И вскоре колесница уже ехала, погромыхивая, по этой скале, образующей подножие высокого горного хребта, чьи зазубренные острые вершины упирались в низкие кроваво-ржавые облака и терялись в них.
Скалы были высокими и мрачными. Они нависали надо мной, даже, пожалуй, угрожали мне и уж никак не улучшали моего настроения. Но они же вселяли и некоторую надежду, особенно когда я обнаружил нечто вроде прохода между двумя утесами.
Горы состояли в основном из базальтов и обсидиана. У подножия скал лежали огромные валуны, между которыми, извиваясь, проходила естественная дорога. По ней и тащили меня вперед мои медведи. А надо мной по-прежнему нависали странного цвета облака, облепившие вершины и склоны гор, словно приклеенные к ним.
Теперь, приблизившись к горному хребту, я более четко различал детали этого дикого пейзажа. Удивительное зрелище предстало перед моими глазами! Несомненно, горы были вулканического происхождения. Верхние склоны были, безусловно, сплошь из пемзы, а нижние — или из черного, зеленого или пурпурного обсидиана, гладкие и блестящие, или из базальта, застывшего странными формами, очень напоминающими изящные готические колоннады. Они вполне могли оказаться творением чьего-то рассудка, одержимого гигантизмом. В иных местах базальт был красного или темно-синего цвета, причем блестел как слюда или напоминал своим видом коралл. В других местах он был более привычного угольно-черного или темно-серого цвета. И то там, то здесь в нем виднелись вкрапления какой-то радужной породы, переливавшейся даже при том слабом освещении, отчего эти горы напоминали порой яркое оперение павлина.
Видимо, горы до последнего сопротивлялись наступлению льдов, это, должно быть, был последний вулканически активный район на всей планете.
Колесница меж тем уже достигла прохода между утесами. Проход был узкий, а нависающие над ним скалы грозили в любую минуту рухнуть вниз и раздавить меня. Их склоны были источены множеством пещер, и моя фантазия уже населила эти пещеры всякими жуткими тварями, чьи злобные взгляды следят за каждым моим движением. Я ехал вперед, крепко прижимая к себе копье. Но как бы ни разыгралось мое воображение, а в подобном месте меня действительно в любой момент могла подстерегать реальная опасность. К примеру, дикие звери, которые, несомненно, обитают в этих пещерах.
Проход, извиваясь меж высоких скал, вел меня вперед. Скалы были самых неожиданных и странных форм и оттенков. Неровности почвы очень затрудняли путь, медведи тащили колесницу с большим трудом. Мне очень не хотелось останавливаться в этом мрачном ущелье, но в конце концов все же пришлось натянуть поводья. Я слез с колесницы и внимательно осмотрел лыжи и болты, которыми к ним были прикреплены колеса. Я почему-то был уверен, что у меня в сундуке есть все необходимые для ремонта инструменты. И действительно, открыв сундук и покопавшись в нем, я обнаружил их в ящике, украшенном таким же узором, что и сам сундук.
Мне потребовалось приложить некоторые усилия, чтобы снять лыжи. Я закинул их в колесницу, закрепив в проушинах, прибитых по всей ее длине.
Так же как тогда, давным-давно, когда я впервые ощутил себя Эрекозе и понял, что я инстинктивно знаю все тонкости обращения с любым оружием, с лошадьми, с любой частью доспехов, словно я всегда носил их, я и сейчас обнаружил, что в совершенстве владею искусством управлять колесницей и прекрасно представляю себе ее конструкцию.
