Елена Лобанова - Предел
Перво-наперво она приказала слугам «убрать это», небрежно кивнув в сторону бездыханной служанки. Убрать — значит, убрать. А не привести в чувство и вывести под руки. Есть разница. Впечатлительную девицу вынесли как бойца после бесславного поединка. Нэрнису такое пренебрежение к чужой жизни не понравилось.
Атака Малерны началась по всем правилам науки торговли и обмана, что в сущности одно и то же.
— Я позволю себе не спрашивать имя Благородного гостя, если гость не пожелает сообщить его сам, — низкий грудной голос Малерны сочетал в себе интонации и эмоции радушной хозяйки, старой нянюшки, посторонней женщины и давней знакомой.
— Я бы предпочел не сообщать, если благородную Хозяйку этого Дома не смутит мой отказ, — Нэрнис сохранял высокомерие. И, вообще, хозяйка замка ему не нравилась. Аль Арвиль даже поискал в себе «должное уважение» и не нашел.
Малерна отметила «благородную этого дома». То есть, не вообще «благородную», а вот только этого дома. И она вовсе не заблуждалась, изыскивая в речи надменного эльфа то, чего там не было. Как раз пренебрежение там и было.
Третья ловушка уже поджидала наивную жертву, а жертва вместо любезности наступила не только на людскую гордость мягким эльфийским сапогом. Все было гораздо хуже — на любимую мозоль госпожи Фар Бриск, где «Фар» свидетельствовало о благородстве, а «Бриск» не давало забыть о вечно пьяном предке-кабатчике.
В то время как за многие годы, ныне благородные господа успевали тщательно замазать происхождение своего первого предка, Старый пьяница Бриск бельмом торчал на родовом гербе, точнее — кружкой. Как на вывеске какого-то кабака. Знал бы Нэрнис, как эта кружка ненавистна Малерне. Особенно сегодня, потому что семейство Фар Кесс именно по этой причине отказало условно-благородному сыну Фар Бриск в руке своей «без всяких сомнений благородной» дочери. А еще лучше, если бы Нэрнис догадался, какой эльф в скором времени оплатит этот отказ.
— Конечно, как будет угодно Высокому Гостю! Вина, воды или настоя из трав? Ах, я совсем запамятовала, что эльфы не тяготятся жарой и вообще мало, чем тяготятся. — «И деньгами», мысленно добавила Малерна. — Это лето слишком жаркое и пыльное. А в последние годы построили столько домов, что даже приятный ветер с моря совершенно не разгоняет пыль. Правда ли, что в таких случаях мудрые Перворожденные специально увлажняют землю, улицы и дороги? — немного глупости и лести в одном кувшине, в самый раз, чтобы гость не ожидал подвоха. Если этот заносчивый красавец довел Пелли до обморока, то почему бы её хозяйке не воспользоваться случаем и не поиграть в дурочку?
— Крайне редко. В Озерном Краю всегда прохладно и свежо. — Нэрнис совершенно не понял, как это вдруг у него создалось ощущение нормальности всего происходящего? Ну, зашел… А дело хозяев его развлекать — вином, водой и падающими служанками.
Малерна почуяла поживу, как серый морской хищник чует кровь, попавшую в воду. Эльф из Озерного Края, путешествующий эльф, в Малерне мог появиться только со стороны причала, отправляясь в свое первое путешествие — посмотреть мир. «Зеленый» эльф — незрелый, наивный, непуганый, и, что самое ценное, не успевший потратиться. Практически не начатый.
— Какая прелесть! Какое чудо! Всегда свежо… И, наверное, просторно! А у нас, как Вы видите, такая теснота! Люди совсем не ценят простор! Нет, чтобы оставить место для сада! — Малерна, конечно, не стала сообщать, что небольшой сад и даже огород, а также конюшни, которые были когда-то на постоялом дворе Бриска, целиком упокоились под стенами их «родового Замка». — Так что, нам приходится расти ввысь, чтобы ощутить простор. По счастью, комнаты в наших башнях возвышаются над всем городом. Благо, под нами еще и холм. А оттуда, из башен, как раз открывается вид на Великий Предел и его Загадку. — Последнее слово Малерна произнесла так таинственно, как только могла.
Остроухая добыча в расшитом плаще и дорогих сапогах сделала нужный шаг, и капкан глухо щелкнул:
— Хотелось бы посмотреть на этот простор… — Аль Арвиль наивно полагал, что для него уже готовы комнаты. Зачем-то же рассказчик сюда ходил.
— О, какая жалость! Сейчас как раз столько постояльцев… Мы, конечно, не нуждаемся в средствах и пускаем в дом лишь по рекомендации друзей за сущий пустяк… Конечно, рекомендации ничуть не касаются благородных эльфов! Но Вы же понимаете, что мы не станем изгонять гостя из дома. Ах, как жаль! Конечно, только для Вас, столь Благородного, я могла бы попытаться попросить кого-нибудь из гостей переселиться к моим соседям. Но они так много просят за постой! Я порой даже и не верю, когда мне называют цену. И это притом, что сквозь чрезвычайно засоренный предметами Предел, из соседских окон совершенно не видно Мертвого города! Если бы Вы не были стеснены в средствах, я могла бы попробовать устроить для Вас комнату в башне… — Малерна Фар Бриск мастерски замкнула круг. Разве может этот напыщенный эльфийский отрок сознаться, что он стеснен в средствах, что ему неинтересно посмотреть, и что он, вообще-то, зашел попить воды в жаркий день? Нэрнис понял, куда его заманили. Но пути назад не было.
— Да, с башни взглянуть было бы интересно. И отряхнуть пыль с сапог тоже. Если благородная госпожа этого Дома назовет цену…
— Сейчас же отправлю привратника к соседям, а сама поговорю с гостем. Располагайтесь, Высокородный. — И Малерна с гордостью покинула поле боя. Теперь главное не продешевить, но и не зарваться. Эльфы — мастера выкручиваться.
Нэрнис уныло созерцал кувшин. Калитка в воротах, а слышал эльф превосходно, и не думала открываться. Вся суета этой могучей кабатчицы, пронесшей свою родословную сквозь поколения неизменной, была направлена только на создание видимости неких переговоров с некими гостями. Поэтому, когда хозяйка появилась со скорбным лицом откуда-то из недр своего замка, Нэрнис был готов изрядно обнищать в самом начале своего пути. Он слышал, что по осени, когда перед зимними штормами в Малерне случался наплыв купцов и путешествующих, цены взлетали до десяти золотых за пару ночей. А останавливаться на меньший срок — просто неприлично.
Оценив жадность хозяйки как один к пяти — повлияли недавние ставки на его персону — он полагал, что готов ко всему. Или почти ко всему. Услышав цену в восемьдесят кварт, и переведя это в триста двадцать монет злотом, Нэрнис чуть было не сорвался. Только длительная тренировка спасла его от неминуемого позора.
Помнится, отец, узнав о сумме долга своего старшего сына, расплатился с дружественным Домом с таким выражением лица, как будто испытал облегчение. Правда, старший брат Нальис, получил от отца такой нагоняй, что еще долго не испытывал никакого облегчения… Нэрнису «счастливая расплата» удалась как нельзя лучше. Не желая истощать кошелек при хозяйке, он изящным движением отцепил сердцевину одного из многочисленных цветов сиори**, что проглядывали тут и там в вышивке по краю плаща.
