Любовь Пушкарева - Потерянное одиночество
Почти двадцать лет тетушка не общалась со мной, но случилось так, что они потеряли свои материальные сбережения, Руфус увлекся играми на бирже, как раз перед великой депрессией, а тут еще и дом, где они жили, сгорел. Filii numinis нуждались в деньгах, как какие-нибудь жалкие смертные. Я же к деньгам относилась более чем серьезно, столь слабое и незащищенное существо, каким я была тогда, стремилось найти опору хоть в чем-то. Деньги давали очень многое, а приобретать их было относительно легко, куда легче, чем работать над собой, пытаясь превзойти очень скудные данные, полученные при рождении. Я дала больше, чем тетушка просила. Все же на мне лежала вина в том, что Руфус стал тем, кем стал, и я попыталась откупиться деньгами. Частично мне это удалось. Мы с ней сделали вид, что я не калечила ее сына, а она ничего не занимала, и с тех пор время от времени мы иногда встречались случайно или же по необходимости, как сейчас.
***
Я сидела в гостиной, тетушка разливала чай, я к нему не притронусь, но она сделает вид, что не заметит этого.
– Тетушка, вчера ко мне пришел флерс Белая Лилия. На нем не было печати, и он рассказал, что Руфус сам снял ее.
Тетя Агата поставила чайник и посмотрела в сторону, как будто ничего не слышала, но я знала, что она просто таким образом прячет свои эмоции.
– Флерс просил защиты, он говорил, что Руфус собирался отдать его вампам или волкам.
Тут тетушка презрительно повела плечами.
– Две волчицы пришли в мой ресторан и попытались забрать флерса. После того, как я одну накормила серебром, вторая призналась, что они должны были доставить флерса к вампу Грегори.
Тетушка окаменела, выставив все доступные ей щиты.
– Плюс еще одна неприятная деталь – у Лилии была отключена главная энергофункция, и сам он был в плачевном состоянии. С ним очень-ОЧЕНЬ плохо обращались.
– И? – тетушка с вызовом посмотрела на меня.
Да, флерсам у таких хозяев жилось несладко, тетушка старалась быть белой, хотя, как говорят люди, «генетически» была ориентирована на черную силу. Руфус такой, что чернее тяжело себе представить. Но обоим была нужна зеленая сила, которую им могли дать флерсы, поэтому они их и держали.
– Это вы мне скажите, тетушка, что вы собираетесь делать после всего, что я вам рассказала.
Она опустила глаза и пожала плечами, ей нечего было сказать, какую бы версию она ни попыталась выдать, это было бы ложью.
– Что с Фиалкой? – спросила я.
Тетушка опять пожала плечами, не подымая глаз.
– Тетушка…
Она поморщилась и сдалась.
– Фиалка!
Через полминуты приоткрылась дверь в комнату.
– Зайди!
Худенькая флерса с фиалковыми волосами до плеч просочилась в щель. На нее было жалко смотреть, она затравленно кукожилась, стараясь быть меньше и незаметнее, вся в каких-то синяках и ссадинах, но по крайней мере крылья были целые.
Я укоризненно глянула на тетю Агату, та, передернув плечами, отмахнулась от моего взгляда.
– Она хоть работает? – спросила я. Готова спорить, что нет.
– Подойди.
Флерса боязливо приблизилась и опустилась на колени, тетушка попробовала собрать белой силы в себе и не смогла.
– Нет, – устало сказала она, – Ни она, ни Лилия не дали нам ничего за последнюю луну.
Фиалка испугано забегала глазами то на меня, то на тетушку. Неудивительно, если флерс находится в таком страхе, то, конечно же, не способен умножать силу. Я решила узнать, насколько она плоха, и усилила vis-зрение. Странно, все оказалось не настолько ужасно, как можно было решить, исходя из внешности флерсы – ее сила была собрана в центрах, но либидо, пищевой и сердечный были странным образом соединены в большой кокон. Я попыталась вспомнить, где видела подобное и что это означает.
– Свет и Тень! – вырвалось у меня вслух.
– Что? – тетушка в удивлении смотрела на меня.
– Она беременна! Она ждет ребенка!
– Да ну… не может быть… – и тетушка сосредоточилась, вглядываясь в флерсу.
Через минуту она закрыла глаза и откинулась в кресле.
Да уж, Конвенция обязывает хозяев сотворенных дать им возможность нормально размножаться, а тут… Фиалка в таких условиях на грани смерти, какое уж размножение.
– Дорогая племянница, – мне очень не понравился деловой тон тетушки, – в знак нашей дружбы и крепких семейных уз, – тут я почувствовала, что сейчас тетушка сделает большую пакость, – я ДАРЮ ТЕБЕ эту флерсу по имени Фиалка.
Я могла только хлопать глазами. Тетушка потянулась и, сосредоточившись, попыталась снять рабскую метку, но это требует концентрации, а тетя Агата была взвинчена, она выдернула «шнур» из рацио-центра и сердечного, но дальше он оборвался, оставшись в пищевом и либидо. Флерса тихо скулила, пока тетушка «ловила» оборванную метку-шнур и вытягивала ее.
– Все, – устало сказала тетя, – она твоя. Ставь печать. И забирай ее! – Последнюю фразу она произнесла с неприкрытой злобой.
– Хороший подарок, тетушка, – с сарказмом заметила я.
Замечательно! Тетя молодец, сбросила свою проблему на меня. Теперь я должна нести ответственность за эту флерсу и за то, чтобы она все же родила. Замечательно!
– Тебе давно пора завести пару флерсов, племянница, – как ни в чем не бывало, отозвалась тетя Агата, – Ладно, не буду тебе мешать, как поставишь печать, позови.
Мы с Фиалкой настороженно посмотрели друг на друга. Да, теоретически я могла отказаться от нее, не поставить печать и бросить на произвол судьбы, в сложившихся условиях – бросить умирать. Но есть законы, которые приходится соблюдать, и один из них таков: «Те, кто выбрал белую силу, творят зло лишь по необходимости». Обречь беременную флерсу на смерть – однозначное зло. Необходимость? Я без особых усилий восстановила Лилию, Фиалку и подавно восстановлю, да и прокормлю, пока она будет вынашивать ребенка. Так что деваться мне некуда.
Я расслабилась, вспоминая все о том же луге, травах, ласковом утреннем солнце, душистом теплом ветерке. Из-под полуприкрытых век я увидела, как флерса принюхалась, как голодный к запахам еды, и несмело потянулась ко мне. Я сделала приглашающий жест, она подползла ближе и протянула руку, все же не решаясь коснуться меня первой. Я погладила ее по лицу и подставила ладошку под поцелуй, Фиалка впилась губами безошибочно найдя выход силы и принялась выкачивать ее. Выглядело это так, как будто она пила из моей руки. Это было неприятно, когда из тебя качают – всегда неприятно. Я отгоняла раздражающие мысли, следя за тем, как наполняются вконец опустошенные выниманием метки vis-центры флерсы. Они уже наполнились, но она и не думала останавливаться. Я отняла руку, флерса потянулась за ней, как голодный младенец, отнятый от груди.
