О бедном вампире замолвите слово - Боброва Ирина

Кирпачек зря ждал от отца хотя бы намека на улыбку, хотя бы одного приветливого взгляда. Лицо родителя, как всегда, выражало недовольство. Уголки поджатых губ опустились вниз, из-за чего рот напоминал подкову, дряблые щеки подрагивали, глаза прищурились, кожа светло-серого цвета, будто бумага, была так же тонка и однотонна. Румянец редко появлялся на впалых щеках графа. Кирстен фон Гнорь язвительно смотрел на мир, даже дети порой страдали от его едких замечаний.

Сидя во главе стола под украшенным гроздьями летучих мышей потолком столовой, граф Кирстен фон Гнорь смотрел на свое семейство. Супруга распоряжалась слугами, с гордостью демонстрируя знание правил сервировки. Наследник опустил взгляд в тарелку и едва не плакал — так казалось отцу семейства. Втайне он предпочел бы видеть в качестве следующего графа не размазню Кирпачека, а Грана. Вот уж кто действительно прирожденный аристократ: и стать, и ум, и настойчивость, и манеры.

Гран, третий сын Кирстена фон Гноря, был в меру красив, в меру строен, в меру силен. Все в нем было в меру. Особенно нравилась Кирстену отстраненность сына. Эта отстраненность, по мнению любящего папочки, и являлась признаком аристократизма.

Глава семьи не знал, что Гранит втайне от него поступил в тот же Гдетосарайский университет. Правда, в отличие от брата, он стал студентом физико-математического факультета. Медицина Грана не привлекала. И отстраненность его объяснялась вовсе не аристократизмом, — просто парнишка так любил математику, что постоянно в уме решал уравнения. Но граф предпочитал видеть только то, что ему хотелось видеть. Он одобрительно улыбнулся третьему сыну. «Если бы все мальчики были такими, как Гран», — подумалось фон Гнорю.

Вид шумно жующего Сила не доставил графу радости. Быдло. Купчишка-кулачишка. Эх, надо же было уродиться в породу жены! Губы главы семейства брезгливо поджались, став тоньше нити. Граф перевел взгляд на дочерей.

Две дочери — Глинни и Хрусталина — это явный перебор. Без приданого девчонок не пристроишь замуж, по крайней мере, за ровню. Хотя граф и признавал, что Глинни, его четвертый ребенок, необычайно красива, он считал ее красоту, скорее, недостатком, чем достоинством. Тонкие черты лица, идеальной формы нос, губы такого яркого синего цвета, что половина мужчин Гдетосарайска мечтала сорвать с них поцелуй. Волосы, густые, пышные, лиловыми волнами спускались до поясницы и были предметом зависти женской половины населения города. Граф не сомневался, что у нее не будет проблем с выбором мужа, но он также был уверен, что при столь броской внешности девчонка вряд ли сохранит невинность до брака.

А вот что делать с младшей, граф не знал. Он уже думал дать в приданое Хрустали не самое ценное, что у него было, — шкуру йети, но все же сомневался, что найдется желающий жениться на ней. Ни одно аристократическое семейство не примет в качестве невестки чертовку. Хрусталина по-своему хороша: маленький пятачок кокетливо вздернут, миндалевидные глаза обрамлены пышными розовыми ресницами, фигурка стройная. Талию Хрусталины можно обхватить пальцами рук, а грудь уже сейчас, в подростковом возрасте, настолько пышная, что даже стариков пробирает озноб, когда она проходит мимо. Молодые мужчины только и думали о том, сколько удовольствия в постели может доставить эта кокетливая чертовка.

Граф уже в который раз за последнее время вспомнил о бароне Пурыкле. Пурыкл холост, и, пообещав в качестве приданого ту самую шкуру йети, что так запала в душу богачу, в качестве нагрузки можно было бы сбыть с рук Хрусталину. Однако он тут же откинул мысли об этом. Пурыкл во время приезда не сводил глаз со старшей дочери. Предложение руки и сердца — дело времени. Кирстена фон Гноря не смущало то, что Глинни годилась барону во внучки.

Богатство Пурыкла не давало покоя графу. На земле барона находились крупные месторождения силиката, гранита, горного хрусталя и глины — самых дорогих минералов в Королевстве Объединенных Шабашей, столь необходимых и столь же редких.

К сожалению, на земле самого фон Гноря не было даже маленького кусочка ценных материалов. Золота — хоть отбавляй, алмазной и изумрудно-сапфирной гальки тоже, а вот месторождения глины нет. Но дети дороже любого сокровища, и когда граф выбирал имена для своих отпрысков, он, не сомневаясь, выбрал такие, которые, по его мнению, должны были сделать их богатыми, а значит, и счастливыми.

— Если тебе так уж хочется поработать, — начал беседу граф, обращаясь к наследнику, — то я договорился с фельдшером Тобом: проведешь несколько дней в медпункте, понаблюдаешь за ним.

Кирпачек хотел было ответить, но не успел: чинную атмосферу графской трапезы нарушил пронзительный вопль Хрусталины.

— Опять молоки порося?! — недовольно сморщившись, вскричала капризная девчонка. — Да сколько можно?!!

— Милая, все остальное идет на продажу, — ласково сказала графиня, успокаивая любимицу.

— Да, а что, Сил не мог наловить пиявок? — не унималась избалованная младшая дочь графа фон Гноря.

— Веди себя прилично, — одернула ее Глинни.

— Кто бы говорил о приличиях! — прошипел Кирстен фон Гнорь, выплевывая слова через сжатые в нить губы. Потом, резким жестом отбросив в сторону салфетку, с презрением посмотрел на дочь.

Дело в том, что недавно он собственноручно изъял из сумочки Глинни упаковку презервативов. Спасибо Хрусталине — это она наябедничала в отместку за то, что старшая сестра отобрала у нее свою косметичку. О том, что Глинни известно, что такое контрацептивы, граф и не подозревал, но то, что дочь не только смогла их найти в Чертокуличинске, но и, судя по всему, уже знакома с тем, как их применяют, эта мысль совершенно вышибла любящего отца из колеи.

— Сделала нас посмешищем целого города, проститутка, — процедил «любящий отец», как-то забыв о том, что это супруга рассказала о «развратном» поведении дочери своим подругам. Не всем, а только двадцати — тридцати самым близким, да и то по большому секрету.

— Кирстен, как можно! — возмутилась Сорча. — За столом невинное дитя, а ты так выражаешься. — И любящая мать погладила довольную Хрусталину по голове, стараясь не поцарапаться об острые дочкины рожки.

В роду Сорчи фон Гнорь были черти, и так случилось, что именно Хрусталина получила эти «испорченные» гены. Именно поэтому девочку избаловали родители — убогих детей как-то жальче. С другим отцом она бы считала себя красивой и стройной чертовкой, и ей бы не приходилось самоутверждаться, подстраивая окружающим пакости.

С любым другим отцом, но не с Кирстеном фон Гнорем, который считал вампиров высшими существами, едва замечая представителей других рас, народностей, национальностей. Он даже к крылатым демонам относился пренебрежительно, а ведь они были куда старше вампиров. Так, по крайней мере, записано в Великой Книге.

Глинни вскочила с места и кинулась вон из столовой.

Раздался звон. Это Сил швырнул тарелку об пол.

— Выйди из-за стола, быдло, — приказал отец, смерив второго сына раздраженным взглядом.

Сил набычился, в упор уставившись на родителя, но сдержался и выполнил требование. Через минуту во дворе взревел мотор. Больше граф никогда не видел Сила. То, что Силик не вернется, Кирстен фон Гнорь понял через два дня, когда некормленые порося устроили визг на весь Чертокуличинск. Пока же он, стараясь справиться с гневом, посмотрел на младшего сына. Гран спокойно доедал свою порцию, не проявляя никаких эмоций и никак не реагируя на инцидент. Собственно, он даже ничего и не заметил.

— Люблю праздничные обеды, — проворковала Хрусталина, радостно сверкнув глазками.

Кирпачек встал.

— Я к фельдшеру Тобу, — сказал наследник и быстро вышел из-за стола.

Глинни он догнал не сразу. Сестра бежала по длинному сумрачному коридору, едва сдерживая рыдания. Неслась вперед, не разбирая дороги. Слезы черной пеленой застилали глаза. Когда старший брат схватил ее за руку, вампирелла резко остановилась и, разрыдавшись, уткнулась ему в грудь.

— Ну будет, будет. — Кирпачек погладил девушку по голове, словно она была малышкой. — Все будет хорошо, девочка.