Дэвид Билсборо - Сказание о страннике
Эппа всегда приходил в это древнее и священное для людей его веры место, если ему необходимо было принять важное решение. Он знал, что мыслит гораздо яснее, когда остается здесь в полном одиночестве холодными тихими ночами. Сегодня же ему понадобятся вся его решимость и мудрый совет божества, чтобы указать верный путь через грядущие судьбоносные дни.
«Владыка! — молился он. — Я стар и слаб. Энергия молодости покинула меня, и не только тело, но и разум. Сомнения разъедают мою решимость, подобно гнойникам. Уже семьдесят лет я взираю на мир, семьдесят долгих лет усердного служения тебе. Я знаю, что не так уж много дней мне осталось, но я также знаю, что ближайшее будущее решит судьбу многих, а может быть, и всего Линдормина! То, к чему взывает Финвольд, сильно тревожит меня. Он хорошо служит нашей вере, но его стремление поднять людей на силы Зла навлекут на нас опасность. Умоляю тебя, Владыка, помоги мне. Подскажи».
Старик не замечал фигуры, что стояла у края впадины. Туника из шкуры яка свисала с мощных плеч наблюдающего, оставляя руки голыми. В одной руке он держал посох с венчавшим его незажженным фонарем. С фонаря свисала гирлянда из сверкающих шаров. Голову незнакомца покрывал убор из мягчайшей кожи серебристо-белого оттенка, словно впитавшей в себя лунный свет. Лоб же украшал обруч с прозрачными камнями, делая их обладателя похожим на чародея. И хотя ветер бушевал за его спиной, словно разъяренное чудовище, развевая одежду и длинные черные волосы, выступающие из-под убора, сам незнакомец не шевелился. Он стоял так же неподвижно, как окружавшие его камни, и смотрел на склонившегося старика, а в его глазах вспыхивали красные огни, похожие на угольки затухающего костра.
Серебристый свет луны очерчивал силуэт, но старый жрец не ощущал чужого присутствия. Наконец Эппа что-то почувствовал и резко поднял голову. Хотя незнакомец никуда не исчез, старик видел лишь месяц и облака.
— Так как, разве вы не слышите? — нараспев произнес незнакомец. — Разве он о многом просит?
Жрец слышал только шум ветра в тростнике да трель ночной птицы вдали.
— Он просит лишь намекнуть на то, что грядет. Сущий пустяк, верно?
На этот раз в его голосе послышалась просящая нотка, без тени заискивания. Ночь молчала, и только вой ветра становился все сильнее. Эти слова незнакомец говорил кому-то на другом краю впадины. Но даже если бы Эппа оглянулся и посмотрел туда, он бы все равно никого не увидел. Хотя они там стояли, все вместе...
Несколько силуэтов — сколько их было, сказать невозможно. Они появились, словно тени, и то представали в виде людей, то сливались с мегалитами — как бы перетекая друг в друга, прячась в переменчивой игре лунного света. В серых накидках цвета пепла, что уже давно не знал жара пламени. Одежды искусно скрывали их очертания, и даже стоящий напротив незнакомец с красными глазами не мог различить, что спрятано под капюшонами.
Они стояли неподвижно, лишь их свободные одежды бесновались в яростных порывах ветра, подобно крыльям летучих мышей. Казалось, сама ночь пустилась в неистовый пляс: ураганный ветер гнул высокую траву к земле и взметал смерчи из опавших листьев, бешено гоня их во тьму. Грозовые тучи стремительно неслись по небу.
Эппа в тревоге оглянулся вокруг и плотнее запахнул шерстяной плащ в тщетной попытке согреть костлявое тело.
Облачённые в серое фигуры были по-прежнему молчаливы и неподвижны.
Наконец стоящий посередине заговорил. Глухой, не выражающий никаких эмоций голос был схож с голосом судьи, зачитывающим приговор.
— Ты пытаешься перехитрить нас. Когда Финвольд заявил о своих намерениях отправиться на поиски, мы позволили тебе сказать Эппе, что он тоже должен идти. И не стали возражать, чтобы он захватил с собой Болдха. Даже когда ты просил нас намекнуть Эппе на грядущее предательство, мы согласились. Но мы не можем и дальше продолжать такую игру. Ведь ты не остановишься, пока мы не раскроем все секреты твоего врага. Разве мы уже не достаточно уступали?
— Недостаточно! Все ваши намеки, как иголки в сосновом бору — ни один смертный не сможет их понять. — Глаза говорившего разгорались все ярче.
— Это гораздо больше, чем мы предложили твоему врагу. Ему не досталось ровным счетом ничего, никаких намеков, даже тени от той иголки из соснового бора.
— Лишь потому, что ему не нужно знать больше! Удача с самого начала была на его стороне, он почти выиграл игру еще до ее начала. Я считал, ты с братьями следишь, чтобы игра была честной.
Голос говорящего зазвенел негодованием. Он глубже воткнул свой посох в землю, приведя в движение вереницу сверкающих шаров.
Однако облаченные в плащи фигуры оставались неподвижными и безразличными.
— Ты же не считаешь нас наивными, верно? — ответил главный из них. — Мы все знаем, что игра началась не сейчас. Она пришла в движение пятьсот лет назад, когда Скейсур прервал жизнь своего повелителя. И даже раньше, задолго до создания Утробы Вагенфьорда. Битва между тобой и твоим врагом длится с сотворения мира. Выигравший одно сражение тем самым дает преимущество противнику перед следующим. И так будет всегда.
Хотя голос говорившего по-прежнему не выражал никаких эмоций, казалось, на этот раз он звучал несколько снисходительно. Наверное, крошечный намек на иронию выдавал давнее знакомство, словно говоривший уже привык к уловкам своего собеседника. А спор шёл явно не в первый раз.
— Мы с тобой старые бойцы, Время, — вновь заговорил красноглазый. — Я стараюсь построить, но появляешься ты и всё разрушаешь. Вот вы здесь стоите подобно статуям и воображаете, будто ваша несгибаемость способна сохранить этот мир по вашему вкусу. Да, мы старые бойцы, и я знаю, чья сторона вам сейчас предпочтительней. Но давайте на миг забудем о политике и всех играх, просто взгляните на человека перед собой...
Немощное тело Эппы, дрожащего от холода, согнулось под бременем лет. Этот одинокий и неистово молящийся старик вызывал жалость. Его сморщенное, как картофелина, лицо выражало тревогу.
— Жалость вам чужда? — Взор пылающих глаз пытался проникнуть сквозь плотную серую ткань капюшона Времени, стараясь уловить хотя бы отблеск эмоций. Но как всегда тщетно: одеяние было непроницаемо.
— Такая малая просьба, — продолжил он. — Старик не просит тайной силы или огромной армии. Лишь немного знания... можете называть это знамением.
— Всего лишь знамение, — рассмеялось Время. — Знамения — это игры, наживки. Иллюзии, посланные, чтобы заманивать простачков в ловушку. Знамения можно неверно истолковать, и тогда последствия будут ужасными. Ты готов рискнуть жизнью своего старого слуги?
— Если честно, то да, — ответил красноглазый, пожав плечами.
— Тогда в ком из нас нет жалости?
— Не смей так говорить со мной! Помни, что ты тоже слуга, хотя я иногда и прошу тебя о чем-то.
— Что ж, любые чувства, как и жалось, нам с братьями несвойственны. — На сей раз ответ неподвижной серой фигуры прозвучал почтительнее. — Кроме того, это ты с противником ведешь игру, а не мы. Мы лишь следим за тем, чтобы все правила соблюдались, и не принимаем ничьей стороны. Правила установлены, фигуры давно на доске — игра в твоих руках. Больше мы не вмешиваемся.
Аудиенция была закончена.
Эппа и не подозревал о присутствии незнакомцев, хотя они стояли всего в нескольких ярдах от него, но развившееся за годы служения предвидение подсказало ему, что этой ночью он не получит ответа. Поникнув, старый жрец поднялся с колен, отряхнул прицепившийся к накидке лишайник и побрел прочь, сильно встревоженный, однако смирившийся со своей судьбой: грядущая судьба всего мира оказалась в руках переменчивого Случая. Возможно, со временем они с Болдхом найдут ответы на вопросы.
Безмолвные фигуры наблюдали за уходящим стариком. Порывистый ветер все так же трепал края плащей Времени и его братьев.
— А ведь он оставил исход будущих событий на тебя, Время... тебя и того, кто стоит рядом. — Красноглазый усмехнулся. — Время и Случай — вот уж поистине пара, на которую стоит возлагать надежды, верно?
Вторая фигура оставалась безмолвной. Но последняя, стоящая по другую сторону от Случая, с испещренной письменами каменной табличкой, которая висела на груди на толстых цепях, издала приглушенный звук. «Смех?» — подумал Красноглазый.
— Конечно, кому, как не тебе, Судьба, знать о грядущем исходе?
Только когда Эппа растворился в темноте леса, простирающегося внизу, Время заговорило:
— Они направятся на Дальний Север, обитель Судьбы, это правда. И все же жрец возлагает свои надежды и свою веру не на нас, а на тебя. Или на твоего Болдха — ни во что не верящего и совершенно ненадежного бродягу. Хотя мне и не понятно, почему.
— Он не «мой Болдх», — резко возразил Красноглазый. — Он не верит в меня. По крайней мере, пока.
