Михаил Орлов - Хозяин
В небольшом помещении бара было довольно много людей. Причем разных возрастов. Девушки подвели Луку к столику и расселись в легкие кресла. Тем, кому не хватило мест, сели рядом, за соседним столиком. С подплывшего подноса набрали бокалов и каких-то тарелочек с закусками и принялись пить, молча и доброжелательно разглядывая друг друга. То есть разглядывали Луку, а он девушек. Наконец одна, с золотыми волосами, неожиданно громко закричала, что вчера, когда Лука всех так здорово обставил в машинериях, она едва не лопнула, так свистела. До сих пор живот болит. Тут же все снова полезли целоваться. Другая девушка – копия золотоволосой, но с белой прической, – перекрикивая общий гам, заявила, что Лука, по ее мнению, еще всем покажет, а может быть, даже станет Хозяином. По преданию, давно пора, правда ведь? Все подтвердили, что Лука обязательно станет Хозяином. Потом кто-то упомянул о Лайме и Локе, Лука сразу насторожился, стал расспрашивать. Оказалось, что его друзья будут сегодня участвовать в Иллюзионе. Их держат специально в карантине, чтобы не испортить впечатление. Если они будут знать, что участвуют в Иллюзионе, пропадет момент непорочности. Они так и выразились: «непорочности».
Одна – длинноногая, в очень короткой юбке, под которой, как оказалось, ничего не было, – вскочила на стол и, скорчив жуткую гримасу, стала наносить ногами во все стороны воображаемые смертельные удары. Ее со смехом стащили вниз, сунули в руку стакан и заставили выпить. Девушка выпила, но тут же закричала, что она сама последний раз успела зарезать кентавра, прежде чем гоблин оторвал ей голову. Другие смеялись и доказывали, что тут хвастаться нечем, вот Лука вчера действовал без посредников, ничего не подозревая, и это был один из лучших Иллюзионов за последнее время.
В общем, разговор пошел по непонятному руслу.
– А другие действовали вчера через посредников? – сумел он встрять в возникшую было паузу.
Все опять загалдели, засмеялись, золотоволосая задрала ножки так высоко, что и у нее тоже обнаружилось отсутствие нижнего белья – факт и на этот раз никем, кроме Луки, не отмеченный. Вдруг к их столику подошел сумрачный мужчина лет тридцати, смахнул со стула одну из девиц и, не обращая внимания на ее протестующий визг, уселся рядом с Лукой.
– Зачем вам это нужно? От этого всего бежать надо. Я считаю, что, несмотря на то, что все всё забывают, кое-что записывается на подкорку. Личность меняется. Итак процесс дебилизации зашел дальше некуда, а тут еще это. Когда на твоих глазах мучают детей, даже пускай они потом ничего не помнят, меняешься прежде всего ты. Я следил за вами все эти дни. Мне кажется, вам лучше отправиться на Артемиду, чем служить нам обезьяной для развлечения.
– Я вас не понимаю, – растерянно сказал Лука, – кто мучает детей? Каких детей? И я никого не развлекаю.
– Ну как же, – в наступившем общем молчании продолжил мужчина, – вы всех этих дур отлично развлекаете. Как вчера в машинном зале. А детей как раз эти твари и плодят. Теперь вот можно за два месяца без всяких трудов. У нас полный детский сад бойцов подрастает. Можете сходить убедиться, вход свободный.
– Лука! А ты его по орехам съезди, – вдруг тихо и ненавистно сказала золотоволосая. – И так, чтобы ему новые пришлось вставлять. А то лучше глаза выдави, их надо дольше отращивать. Пусть месяц походит с протезами, гад. Ненавижу таких праведников: все-то им не так, все-то им не нравится. Не нравится, так на Артемиду сам дуй, мокрец вонючий, не порти людям настроения. Я вот в следующий Иллюзион попрошусь против тебя выйти. Я уж тебе кишки выпущу, праведник ты наш.
– Вот вы где! – раздался знакомый голос. В дверях стояли Матиас и Натали. Матиас посмотрел на мужчину рядом с Лукой и укоризненно покачал головой. – А вы, Анатолий, снова за свои штучки. Все революцию хотите устроить. Ничего у вас не выйдет.
– А это мы еще посмотрим, – сказал мрачный Анатолий и поднялся. Проходя к двери мимо Матиаса, он буркнул: – Время покажет. Или Хозяин разберется, что вы тут устраиваете. И тогда я вам не позавидую.
– Ну что же вы сидите, – весело закричала Натали, – Иллюзион вот-вот начнется. Вы же хотели увидеть своих друзей воочию, а не в записи? Так пойдем.
– А я в записи предпочитаю, – сказала та, что имела белые волосы, – так лучше чувствуется. Я ужас как это люблю.
Большая часть посетителей отправилась в Иллюзион. Натали, повиснув на руке Луки, зашагала рядом, прилаживая короткими прыжками в первую минуту к его шагу свой, в широких штанах, имитирующих юбку.
– Этот Анатоль такой жуткий тип, – заметила она и тут же кивнула в сторону Матиаса, сосредоточенно шагавшего рядом. – Вот у него спроси. Матиасу больше всех достается от него.
Тот повернул узкое загорелое лицо и мрачно кивнул, повторив рубящий жест с утреннего экрана, когда он вещал о преимуществах Иллюзиона. И сейчас он тут же начал речь, словно продолжая убеждать внимающую ему аудиторию.
– Анатолий сколотил группку своих сторонников и носится с идеей добраться до Хозяина и сообщить ему свое потрясающее открытие. После чего тот, конечно же, уничтожит все Иллюзионы.
Улица была все такая же солнечная, яркая, оживленная спешащими в одну сторону людьми и машинами; небольшая компания зеленых и красных попугаев орала на дереве, густо обсыпанном мелкими белыми цветами; дорожный уборщик мигал разноцветными огоньками подсветки, прислонившись к высокой и круглой информационной тумбе, там свирепый луперк нападал на маленького мальчика, в ужасе выставившего перед собой длинный тонкий нож, на который оборотень и натыкался.
– Понимаете, Лука, Анатоль выдвинул глупейшую теорию, что душа человеческая и вообще душа всего живого нейтральна и не имеет индивидуальных отличий. Эти отличия несет в себе живое тело, а душа лишь вдыхает в него эту самую жизнь. Вы меня понимаете?
– Не совсем, – пожал плечами Лука. – Что в этом нового или, как вы говорите, глупого? Я всегда знал, что одни умирают, другие рождаются. Души покидают одни тела и оживляют другие, вновь рожденные.
– Конечно, конечно. Бог в каждой живой твари, частица Бога даже вот в тех попугаях. Это ясно. Но Анатоль считает, что душа не имеет индивидуальности. Она сродни электричеству, оживляющему электронный мозг или компьютер. А после выключения уже другая порция электричества заставляет работать наш компьютер. Так и с живыми существами. Даже с временной потерей сознания человека оживляет уже другая душа, скажем, пролетающая в этот момент рядом. Память, индивидуальность, черты характера – все, по мнению Анатоля, записаны в генах, а не в памяти души.
– И что же тут странного? – спросил Лука, увидевший наконец большое круглое здание, куда стекались ручейки людей, спешивших на новый сеанс. Здание было безвкусно и аляповато разрисовано попугаечными красно-сине-салатными цветами и заранее настраивало приближавшихся людей к чему-то необычному и из ряда вон выходящему.
