Джон Толкин - Сильмариллион
В начале года Морвен произвела на свет дитя, дочь Хурина, и назвала ее Нйэнор, что означает Скорбь. Турин же и его спутники, преодолев множество опасностей, достигли наконец рубежей Дориата; там повстречал их Белег Могучий Лук, глава пограничных стражей короля Тингола, он же привел их в Менегрот. Тингол принял Турина и даже сам усыновил его из почтения к Хурину Стойкому: ибо иначе относился он теперь к родам Друзей Эльфов. Затем на север, в Хитлум, отправились гонцы, прося Морвен покинуть Дор–Ломин и вместе с ними вернуться в Дориат; но она все еще не желала оставить дом, где жила вместе с Хурином. А когда эльфы уходили, она отослала с ними шлем, называемый Драконий шлем Дор–Ломина, величайшую реликвию рода Хадор.
Турин в Дориате рос красивым и могучим, но печаль лежала на нем отметиной. За девять лет, что прожил он во владениях Тингола, печаль его смягчилась, ибо время от времени гонцы Тингола навещали Хитлум и приносили оттуда добрые вести о Морвен и Ниэнор. Но настал день, когда посланцы не вернулись с севера, и Тингол более никого не посылал. Тогда страх за сестру и мать овладел Турином, и, ожесточась сердцем, он пришел к королю и попросил меч и доспехи; надев Драконий шлем Дор–Ломина, он ушел сражаться на рубежах Дориата и стал соратником Белега Кута́лиона.
Прошло три года, и Турин вернулся в Менегрот: он пришел из дебрей нечесаный, в изношенной одежде и иссеченных доспехах. В Дориате же был некий нандор, доверенный советник короля: звали его Саэрос. У него давно уже вызывал зависть тот почет, которым был окружен Турин, приемный сын Тингола; и, сидя за столом напротив Турина, Саэрос начал насмехаться над ним, говоря: «Если мужчины из Хитлума так дики и необузданы, то каковы же их женщины? Неужели они бродят, как дикие лани, прикрытые лишь волосами?» Турин в величайшем гневе схватил чашу и швырнул в Саэроса, и ранил его.
На следующий день, когда Турин вышел из Менегрота, чтобы вернуться на рубежи, Саэрос подстерег его; но Турин одолел его и нагим погнал по лесу, как затравленного зверя. Саэрос же, в страхе убегая от него, свалился в расщелину, где бурлил поток, и тело его разбилось о камни. Подоспели спутники Турина и увидели, что случилось, а среди них был Маблунг: он предложил Турину вернуться с ними в Менегрот и ждать королевского суда, уповая на милосердие Тингола. Но Турин, считая себя уже преступником и боясь заточения, не послушался Маблунга и поспешил прочь: он прошел Завесу Мелиан и оказался в лесах к западу от Сириона. Там он присоединился к шайке бездомных и отчаянных людей, каких много в те дни скрывалось в дебрях: они обращали оружие против всякого, кто встречался им на пути, будь то эльф, человек или орк.
Однако, когда Тинголу поведали об этом деле, выяснив все обстоятельства, он простил Турина, сочтя его несправедливо обиженным. В то время с северных рубежей вернулся Белег Куталион и, разыскивая Турина, пришел в Менегрот; и сказал Тингол Белегу:
— Тяжко мне, о Куталион, ибо я усыновил сына Хурина, и моим сыном он останется, пока Хурин не вернется за ним из тьмы. Я не хочу, чтобы кто–нибудь сказал, что Турин несправедливо изгнан, и его возвращение я приму с радостью, ибо люблю его.
И ответил Белег:
— Я отыщу Турина и, если смогу, приведу его в Менегрот, ибо также люблю его.
Затем Белег покинул Менегрот и долго бродил по Белерианду, подвергаясь множеству опасностей и тщетно разыскивая Турина.
Турин между тем жил среди изгоев и стал их предводителем: он называл себя Нейтан, что значит Оскорбленный. Они скрытно обитали в лесах к югу от Тейглина. Когда прошел год со времени побега Турина из Дориата, Белег как–то ночью наткнулся на их логовище. Случилось так, что Турина в то время не было в лагере, а разбойники схватили Белега, связали и обошлись с ним довольно круто, боясь, что он соглядатай владыки Дориата. Вернулся Турин и увидел, что они натворили, и стыд за их необузданные и беззаконные деяния овладел им: он освободил Белега, и они возродили давнюю дружбу, и Турин поклялся впредь не воевать ни с кем и никого не грабить, кроме прислужников Ангбанда.
Белег поведал Турину о прощении короля Тингола и всеми силами пытался убедить его вернуться в Дориат, говоря, что на северных рубежах королевства нужны его сила и доблесть.
— С недавних пор, — сказал он, — орки нашли путь из Таур–ну–Фуина: они проложили тропу через Теснину Анах.
— Я ее не помню, — молвил Турин.
— Так далеко от границ мы никогда не заходили, — отвечал Белег. — Но ведь ты видел вдали пики Криссаэгрима, а восточнее — мрачные склоны Горгорота. Анах лежит меж ними, выше истоков Миндеба; дорога эта трудна и опасна, и все же множество орков проходит ею ныне, и Димбар, всегда такой мирный, уже попал под власть Черной Руки, и нет покоя людям Бретила. Мы нужны там.
Но Турин в гордыне своей отказался от прощения короля, и слова Белега ничего не могли изменить. В свою очередь он просил Белега остаться с ним в землях западнее Сириона, но этого Белег не хотел и ответил так:
— Ты упрям и неподатлив, Турин. Буду упрям и я. Если ты и вправду хочешь, чтобы Могучий Лук был с тобою, ищи меня в Димбаре, ибо я возвращаюсь туда.
На следующий день Белег отправился в путь, а Турин проводил его на расстояние полета стрелы от лагеря, но не сказал ничего.
— Итак, мы прощаемся, сын Хурина? — спросил Белег.
Тогда Турин взглянул на запад и увидал вдали громадную вершину Эмон–Руд, и, не ведая, что предстоит ему, он ответил:
— Ты сказал — ищи меня в Димбаре. А я говорю — ищи меня на Эмон–Руд! Иначе мы сейчас простимся навсегда.
И они расстались по–прежнему друзьями, но в печали.
Белег вернулся в Тысячу Пещер и, представ перед Тинголом и Мелиан, рассказал им обо всем, утаив только, как дурно обошлись с ним спутники Турина. И Тингол сказал со вздохом:
— Что же еще должен я сделать для Турина?
— Отпусти меня, повелитель, — промолвил Белег, — и я буду, как сумею, беречь и направлять его; и ни один человек не посмеет сказать, что слова эльфов ничего не стоят. Да и не хочу я, чтобы достойный стал ничтожеством в дебрях.
Тогда Тингол дозволил Белегу идти туда, куда он пожелает, и добавил:
— Белег Куталион! За многие свои свершения заслужил ты мою благодарность, и то, что ты разыскал моего приемного сына, — не последнее среди них. Мы расстаемся: проси же все, что захочешь, и я не откажу тебе!
— Тогда, — сказал Белег, — я прошу хороший меч, ибо орки сейчас приходят слишком большим числом и подбираются слишком близко, дабы можно было отбиться от них с одним луком, а мой нынешний меч не берет их доспехов.
— Бери, — ответил Тингол, — бери любой, кроме Аранрута, моего собственного меча.
