Галина Гончарова - Тайяна. Вырваться на свободу
— я понял, — кивнул Рошер. — Ладно, примем, как факт.
— и вернемся к 'наезднику'. Где ему могли дать яд?
Рошер нахмурился. Вздохнул. И признался.
— Только в доме стражи.
— А кто?
— Не знаю! Кто угодно! Тюремщик, например! Тюремщик!?
Яна прищурилась, вспоминая.
— Вообще, он успел перед смертью сказать одно слово. Или не слово… 'Слив'. А вот что бы это значило?
— А вот что это означает, надо выяснять мне. Завтра пойду узнавать и разбираться, — Рошер был серьезен. — Если у Вериолы есть сообщник из числа стражников, это очень плохо. Очень.
— Да уж чего бы хорошего. Итак. На мне завтра Эмина и стража.
— У меня бордель.
— Я сижу дома и никуда не выхожу. Гарт занимается детьми. Только бы все обошлось!
— Есть еще Диолат, — напомнил Рошер.
— Я к нему не пойду! И не выйду! Видеть его не хочу! — Аэлена вскочила с места.
— А вот тут я подумала, — Яна была серьезна и спокойна. — Ты не хочешь его видеть, но физически тебя к нему тянет?
— Да.
— Скорее всего, он что‑то применяет. У меня Ааша сегодня чихала полдня. А обнаружить не можем, потому что на нем, а не на тебе. С чего ты ему так понадобилась — не знаю, но…
В дверь заскреблись.
— Войдите!
На пороге кабинета показался дворецкий.
— Лара Аэлена, к вам прибыл трайши Диолат. Почтительнейше просит принять его.
— я к нему не пойду!
Чернильница, запущенная сильной рукой художницы, ударилась о стену.
— Аэлена, — нерешительно начал Рошер.
— не могу! Не выдержу!! Довольно!!!
Рошер переглянулся с Яной.
— Яна, ты…
— Да. — и уже к дворецкому. — передайте трайши, что мы будем через пару минут.
— Мы?
— Я и ты. А Аэлена посидит у себя в комнате. Для надежности — под охраной Ааши.
— думаешь, стоит?
— Мне надо, чтобы ты на него сам поглядел.
Рошер кивнул и потащился к зеркалу. Для разговора с высокородным трайши у него был слишком растрепанный вид.
* * *Аэлена тигрицей металась по комнате.
Что, ну вот что с ней происходит!? Как так получается, что она себе не хозяйка!?
Одно его слово, один взгляд, ласковое прикосновение — и она что угодно готова отдать. Собачонкой бежать на край света!
Почему!?
Аэлена вообще не отличалась излишней эмоциональностью. Вот такая особенность, как художницы. В картины она вкладывала всю душу, весь разум, чувства, сердце, она жила в них — и рисунки получались ярче своей хозяйки. А вот в жизни…
Аэлена была спокойна, что бы не происходило в ее жизни. Важны две вещи — жизнь и здоровье. Твое и твоих родных и близких. Остальное купим, выбросим, починим, заработаем.
Вокруг могут создаваться и рушиться империи, греметь войны и возвращаться листэрр. Если это не касается твоей семьи — пусть провалится в Разлом!
На этом Аэлена и строила всю свою жизнь.
И уверенно шла по жизни.
Нельзя сказать, что она любила мужа до безумия. Нет, он был частью ее мира. Кусочком ее.
Не любовь?
Не безумные и бешеные страсти, от которых чернеет в глазах?
А что сильнее? Кто ответит? Страсть рано или поздно перегорает и не у всех хватает сил вырастить на пепелище хотя бы зеленую траву. А вот так, когда врастаешь друг в друга, притираешься, жить без своей половинки не можешь…
Аэлена точно знала, если Алинар уйдет — она его отпустит. Но если с ним что‑то случится… она сама не знала, что с ней тогда будет.
Умрет?
Нет, у нее дети и ради них она будет жить. Или хотя бы существовать. Но это уже будет не она. Совсем не она…
Муж, дети, любимая и любящая семья.
И ставить это под угрозу ради Диолата!?
Никогда!!!
Это же логично, разумно, да любая женщина сказала бы — не разбивай семью ради смазливой мордашки! Хочешь — так переспи с ним втихорца, а лучше — переболей. И не уходи от мужа, не разрушай уже построенный дворец ради непонятного рая в шалаше.
Аэлена сама сказала бы так и себе, и любой подруге, но сейчас…
Что происходило с ней сейчас?
Это страсть? Любовь?
Мара, наваждение, болезнь…
Аэлена готова была целовать руки Тайяне! Ей — ей, если бы не нархи — ро, она бы натворила дел, но девушка, которую она приютила частично из благодарности, частично из любопытства была ее якорем.
Она помогала, поддерживала, была рядом, разбиралась в той куче бед, которая упала на голову Аэлены — вот и сейчас…
Тайяна беседует с Диолатом, а она, Аэлена…
Женщина металась по комнате, не в силах сидеть спокойно.
Четырехликий, ну за что!? Почему!? Как!?
Но выйти она не могла. По ее же просьбе, Тайяна повернула ключ в замке, а потому метайся, не метайся, хоть криком кричи — не поможет.
Аэлена и не собиралась кричать. На это ей еще хватало самообладания. Но разум ее словно разделился на две части.
Одна — спокойная, холодноватая, рассудительная, та, которая разговаривала на кухне с Тайяной, предлагая ей защиту и помощь. И вторая — безумно страстная, нервная, огненная…
Откуда это в ней?!
Аэлена не могла найти ответа. Может быть, Рошер и Яна смогут?
Со стороны виднее?!
Да посмотрите же хоть кто‑нибудь!!! Я не могу разобраться сама! Помогите мне!!!
Но беззвучного крика никто не слышал.
* * *Тайяна лишний раз убедилась, что Диолат — дрянь. Стоило им войти в гостиную вместе с Аашей, как трайши обернулся — и такую рожу скорчил! Словно ему на голову куча навоза упала.
Очень это выражение не смотрелось вместе с густо — синим костюмом и громадным букетом роз.
Рошер дождался, пока внимание трайши отвлеклось — и скользнул за портьеру. Посмотреть на Диолата ему хотелось, но потихоньку, чтобы сам трайши не заметил. Вот и поглядит.
Тайяна улыбнулась ему так, что челюсть едва не свело. Нежно — нежно.
— Мы рады приветствовать вас в этом доме, трайши.
— Да, безусловно, я тоже рад видеть вас… э… Ана?
— Лайри Тайяна э´Лесс Риккэр.
Почему нельзя скомандовать Ааше: 'убей'? Лежал бы этот красавчик с порванным горлом… хотя нет! Еще отравится дурной‑то кровью!
— Лайри?
— Лара Аэлена — моя подруга, — Тайяна пожала плечами. — Я полагала, вы, как ее друг, знааете больше о нархи — ро?
Диоолат скривился.
— Я бы с удовольствием побеседовал с вами, милая лайри. Но… может, вы позовете Аэлену?
— Не могу.
— и почему же?
— После возвращения лара приняла лекарство. Она очень плохо себя чувствовала…
— Она больна?
— Нет. Но сейчас она спит и тревожить ее нельзя.
А глаза у Тайяны были невинные — невинные. Диолат зло прищурился.
