Орлова - Поймай меня, или Моя полиция меня бережёт
Я вышла как раз вовремя, чтобы встретить их в прихожей.
– Здравствуйте! – как-то нервно поздоровалась Птица Говорун, одернув украшенную аппликациями длинную жилетку.
Выглядела она по-прежнему несуразно: аппликации эти, больше похожие на заплатки, бесформенная юбка до пят, которую она нервно теребила, небрежно прихваченные заколкой волосы и мазок неуместно яркой помады на губах.
Со вкусом у нее не очень. Или это я ничего не понимаю в модных тенденциях?
Я, как и бабуля, придерживалась строгой классики. А вот мама с сестренкой предпочитали одежду поэффетнее…
Вспомнив лицо Мердока при виде Розочки в пеньюаре, я улыбнулась.
И, похоже, Птица Говорун как-то неправильно поняла эту улыбку.
– Я тут не причем! – взвизгнула она, затравленно отступив на шаг. – Я же не знала, можно ли вам доверять и…
– Будет лучше, если вы все расскажете по порядку, – предложил Мердок мягко. – Можем пока выпить кофе… – и поправился: – если сумеем его найти.
Она сглотнула и пообещала сбивчиво:
– Я расскажу! Все, что знаю… но я мало что знаю.
Мердок кивнул, усадил ее на чудом уцелевшую табуретку и остановился напротив.
Я понятливо зарылась в шкаф.
Удалось найти и уцелевшую банку молотого кофе, и чашки, и даже конфеты.
Я варила кофе, краем уха прислушиваясь к откровениям Птицы Говорун.
– Я… – начала она, глубоко вздохнув. – Поймите, я не рассказала сразу, потому что не могла вам доверять.
– Почему? – удивился Мердок, присел прямо на столешницу и качнул ногой в безупречном ботинке.
Магия позволяла сохранять обувь идеально чистой, но заклятия для этого вплетались еще на стадии выделки кожи, так что стоило это… В общем, позволить себе такие излишества могли немногие. Проще уж по старинке, щеткой и кремом.
– Ну… – она еще раз вздохнула и решилась: – Ната говорила, в этом замешаны полицейские.
Я даже обернулась. На желтоватых щеках женщины рдел румянец, пальцы взволнованно сжимались и разжимались, как птичьи когти, а глаза горели какой-то мрачной решимостью.
Она совсем не походила на себя прежнюю – язвительную и неприветливую. Похоже, сейчас она на грани истерики, если еще не переступила эту грань.
– Любопытно, – заметил Мердок, как-то зримо подобравшись. – В чем именно?
– В истории Кукольника! – ляпнула она, и я чуть не просыпала кофе мимо турки.
– Она называла имена? – продолжил Мердок, прищурив внимательные темные глаза.
А я отвернулась, чувствуя, как колотится сердце. Неужели мы напали на след?!
И занялась плитой, вполглаза наблюдая за допросом.
– Нет, – призналась Птица Говорун, кажется, с облегчением. – Понимаете, Ната позвонила поздно ночью, я уже спала и спросонья могла что-то упустить. Но имен она точно не называла. Говорила только что-то про архив Пети… Петя Беликов – это ее бывший муж.
– Это нам известно, – уверенно кивнул Мердок, словно мы это раскопали давным-давно, а не случайно выяснили только сегодня. – Продолжайте.
– Да нечего особо продолжать, – передернула плечами она. – Сестра сказала, что будет мне горячий материал… Ну сейчас я о светских событиях пишу, но…
– Но раньше вы специализировались на громких расследованиях, – подсказал Мердок негромко. – Я читал ваши старые статьи. Ведь Беликов охотно делился с сестрой жены кое-какими… хм, любопытными фактами. Так?
– Ну да, – она нервно хохотнула. – У нас договоренность была. Петя помогал мне, а я ему.
Я чуть не присвистнула, убирая турку с огня. Надо же! Интересно, чем ее так прижали? Ведь не просто писать перестала – забилась в глушь, в провинцию!
– А затем его привлекли к уголовной ответственности, – Мердок внимательно за ней наблюдал, – вы испугались и сбежали?
– Да, – прозвучало совсем тихо. И она повторила громче, с вызовом: – Да! Я и о пропаже Наты болтать боялась! Сначала сглупила, вызвала полицию, но потом поняла, что к чему. А я же тоже жить хочу!
А ведь выложи она все сразу, мы бы сэкономили кучу нервов, сил и времени.
– Разумеется, – заметил Мердок прохладно. – Итак, вы утверждаете, что Цацуевой было известно о причастности к деяниям Кукольника кого-то из полицейских?
– Да! – торопливо, решительно подтвердила она.
– Попытайтесь вспомнить точную формулировку, пожалуйста.
Я примостила на столе чашки с кофе и встала рядом с Мердоком.
Она задумчиво склонила голову к плечу и проговорила:
– Ната сказала, кто-то из полицейских чинов.
– Именно так? Чинов? – уточнил Мердок, вперив в собеседницу острый взгляд.
Она кивнула.
– Я же журналист, – передернула плечами она, обеими руками взяв чашку, – такие вещи запоминаю, понимаете?
– А она не уточняла, о нашем ли райотделе шла речь? Или, скажем, об области?
– Вроде бы о вашем, – с сомнением протянула журналистка. – Да, точно! Она еще говорила, что хочет сама на него посмотреть. Завтра, мол, специально сходит, все равно к домовому зайти собиралась.
Мы с Мердоком переглянулись. Все совпадало!
– Уточните, пожалуйста, этот разговор состоялся в ночь исчезновения мадам Цацуевой? – поинтересовался Мердок, постукивая пальцами по столешнице.
– Нет, – она отрицательно мотнула головой. – Накануне.
«Что получается? – подумала я отстраненно. – Если Цацуеву убрали из-за того, что она слишком много знала, то как на нее вышел Кукольник?»
Мердоку явно пришла в голову та же мысль, но тут госпожа Рачковская ничем помочь не могла.
Он помучил журналистку еще немного (при этом вопрос о ее недавнем пасквиле он благородно не затрагивал!), затем поинтересовался:
– И последний вопрос. Почему теперь вы решили довериться нам с домовым Стравински?
– Ну… – она допила кофе и призналась прямо: – Вы же вернули бриллианты. Будь вы связаны с Кукольником, зачем вам лишать его добычи?
– Логично, – хмыкнула я. – А откуда вы об этом узнали?
– Милочка, – усмехнулась она, – у меня свои источники!
Не зря говорят, что исповедь очищает душу. Выговорившись, Птица Говорун заметно успокоилась и снова взяла тот же снисходительно-пренебрежительный тон.
– Бабка Марья? – предположила я, отпивая почти остывший напиток.
Она высоко подняла выщипанные брови.
– Откуда вы?! А, ну да. Вам по должности положено. Ну хорошо. Мы с Натой знаем ее с детства. Здесь жили наши родители, и Ната после развода вернулась сюда. Ну а я решила купить себе другой дом, когда… В общем, вы понимаете.
Я отставила чашку – хватит с меня на сегодня кофеина, собиралась же лечь спать пораньше! – и не выдержала:
