Братья крови - Русанов Владислав Адольфович

– Тебя хорошо учили, птенец, – прошипел Патрик сквозь стиснутые зубы. – Но это тебя не спасет.

Я не ответил. Берег дыхание.

Пускай я умру окончательно. На глазах у прекрасной дамы любой рыцарь погибнет с радостью и ни о чем не сожалея.

Вновь мы закружились по залу, выписывая узоры блестящими клинками. Меч принца, мелькая в отсветах факелов, превратился для меня в размытое багровое пятно. Парировал его удары лишь благодаря навыкам, полученным в бесчисленных уроках с паном Ладвигом. Но стоит его высочеству использовать незнакомый прием, и все…

Сосредоточившись на схватке, я не сразу уловил перемену в гуле толпы. Сквозь перезвон стали прорезались отчаянные выкрики и громкие команды, отдаваемые решительными голосами.

А потом сбоку вылетела мелкоячеистая сеть и опутала йоркширского принца. Точнее, опутала бы, если бы он не рассек ее на две неровные части. Одна из них полетела под ноги, а вторая обвилась вокруг обнаженного предплечья моего противника. Он зашипел от боли – в конский волос была вплетена тонкая серебряная нить, сиявшая неярким светом. Все что я успел сделать, не желая нечестной победы, так это развернуть клинок плашмя, ударив Патрика поперек груди.

Принц отлетел, но сумел сохранить равновесие, по-кошачьи вывернувшись и приземлившись на четвереньки. А за его спиной вдруг вырос широкоплечий монах в белом хабите доминиканцев, занося над головой вампира заостренное наподобие кола распятие.

Не раздумывая ни мгновения, я сделал длинный выпад. Острие клинка вошло монаху в рот, протыкая гортань и основание черепа. Он рухнул как сноп, захлебываясь собственной кровью.

И тут же увидел, как расплывшейся тенью Патрик прянул вперед, целясь мечом мне в живот. Уклониться я не успевал, не успевал даже прошептать приветствие Великой Тьме.

Позади кто-то хрюкнул и жалобно взвыл.

– Дерись, птенец! – выкрикнул англичанин, разворачиваясь к следующему противнику.

Не сразу я сообразил, что принц только что отплатил мне за спасение, убив подкравшегося монаха. А потом, покрепче перехватив рукоять меча, кинулся в бой.

В зале царила кутерьма и неразбериха. Из всех проходов гурьбой валили доминиканцы в светлых одеяниях и бернардинцы в белых хабитах с черным скапулярием [99]. Гремел многоголосый хор, от которого темнело в глазах и тело сковывала странная слабость, будто двигаешься в густой патоке:

– Deus! in nomine tuo salva me et in fortitudine tua ulciscere me. Deus! exaudi orationem meam auribus percipe verba oris mei, quia alieni insurrexerunt adversus me et fortes quaesierunt animam meam et non posuerunt Deum in conspectu suo semper… [100]

Монахи размахивали крестами, чьи концы заострялись наподобие мизерикордов, сетями и арканами, как у татарских кочевников с Дикого поля. Следом за служителями церкви рекой текли наемники в кольчугах и обшитых бронзовыми бляхами куртках. Эти стреляли из арбалетов, рубили и кололи клинками с посеребренными лезвиями.

– Ecce Deus auxiliatur mihi Dominus sustentans animam meam. Reddet malum insidiatoribus meis in veritate tua disperde eos. Voluntarie sacrificabo tibi confitebor nomini tuo Domine quoniam bonum est quoniam ex omni tribulatione liberavit me et inimicos meos dispexit oculus meus. [101]

Много лет спустя я понял, что это были первые весточки захлестнувшей Европу охоты на ведьм, в которой неисчислимые потери понесли не только кровные братья и колдуны, но и охотники на вампиров, которых, недолго думая, обвинили в сговоре с нечистью и предательстве истинной церкви. Но тогда удивился не один лишь я, впервые встретив столь наглое и подготовленное противодействие.

Кровные братья отчаянно сопротивлялись. Да, их застали врасплох. Да, оглушили молитвами и осыпали брызгами святой воды. Обстреляли освященными болтами, забросали сетями и петлями. Но они оставались вампирами – королями ночи, высшими существами. И не жалким человечишкам соперничать с ними в скорости и силе, выносливости и ярости.

Многие из придворных йоркширского правителя оказались при оружии. А уж владели мечами и кинжалами они так, что обзавидуется любой учитель фехтования из числа смертных. Я, принц Патрик, Ладвиг, Венцеслав, Ральф, еще какой-то незнакомый мне вампир с юношеским пушком на щеках и глазами старика вклинились в ряды нападающих, нанося удары направо и налево.

К сожалению, нас было слишком мало. На каждого кровного брата приходилось с десяток наемников и по меньшей мере пять монахов.

Первого из них, попавшегося мне на пути, я срубил косым ударом из высокого синистра. Отклонил клинком арбалетный болт, пущенный почти в упор, – нечасто мне удавались подобные подвиги, но, видимо, боевой настрой и накал поединка помогли. Ударил ногой в грудь прыщавого мужика с небритыми щеками, который замахнулся на меня фальчионом. Наемник отлетел, свалив по пути еще двоих.

Тенью промелькнувший мимо Патрик – я и узнал его лишь по светлым волосам и батистовой рубахе с закатанными рукавами – окружил себя взмахами стали и веером кровавых брызг, прорубая широкую дорогу в толпе врагов.

– Deus! in nomine tuo salva me et in fortitudine tua ulciscere me! – горланили белорясые псы Господни.

Они целенаправленно пробивались к возвышению, где рядом с троном замерла, будто кошка перед прыжком, Агнесса. Я-то помнил, сколь опасна и стремительна может быть принцесса Карлайла и Кумбрии, но сейчас ее движения сковывал подол богатого платья. А монахи, по всей видимости, решили, что она здесь главная, и стремились любой ценой обезглавить собравшихся вампиров. Причем, как в переносном, так и в прямом смысле. На острие клина рвущихся к Агнессе монахов орудовал двуручником невысокий, но плечистый бернардинец.

Дорогу им заступили пан Ладвиг и пан Венцеслав. Строй нападающих разбился об их мечи, будто прибой об утес. Разбился, отступил и вновь хлынул, стремясь на этот раз обойти по сторонам. Им почти удалось прорваться – наемник в штопаном гамбезоне и койфе запрыгнул на край помоста, но не успел выпрямиться, как Агнесса, подобрав юбку, ударила его в подбородок. Я только успел заметить, как мелькнула туфелька и идеально очерченная лодыжка. А человек, пролетев футов десять, рухнул навзничь, не подавая признаков жизни.

Но я поспешил на помощь к прекрасной даме, не раздумывая, как и подобает рыцарю.

Путь мне заступил доминиканец с мечом, по клинку которого пробегало голубое сияние – признак серебра. Воздев оружие над головой, он громовым голосом провозгласил:

– Adjure te, spiritus nequissime, per Deum omnipotentem! [102]

От слов экзорцизма воздух будто сгустился, толкнул меня в грудь, и удар мой канул втуне, не достав добрых полторы пяди до белого хабита.

– De profundis clamavi ad te, Domine! [103] —выкрикнул монах, обрушивая меч на меня.

Я поднимал клинок навстречу, но из-за воздействия святых слов не успевал.

С визгом на плечи доминиканцу взлетела растрепанная рыжая вампиресса, похожая на ведьму из детских сказок. Схватив человека за подбородок и затылок, она крутанула голову. Раздался хруст. Монах осел кулем, а спасительница моя, подув на дымящиеся от прикосновения к серебряной цепочке с крестом ладони, неприветливо на меня глянула и прыжком умчалась дальше, в бой.

Прорубаясь сквозь строй людей, уворачиваясь от их клинков и сетей, я видел, как гибли кровные братья. Они падали, пронзенные посеребренными мечами, корчились в адских муках, облитые святой водой, изрубленные в куски топорами. Трудно сказать, кто побеждал в этой отчаянной безнадежной схватке. Во всяком случае, у проигравших надежды остаться в живых не было, кто бы ни взял верх.

Отразив высокой октавой удар слева, я присел, подрубил ноги человеку, чьего лица не разглядел, снизу ткнул под короткую кольчугу второго.