Анастасия Бароссо - Поцелуй зверя
— Мы?!! — она подумала, что ослышалась.
— Да, — подтвердил Белояр. — Мы. Или ты думаешь, что меня оставят в живых, когда узнают, что я тебя отпустил?!
Потом, лежа рядом с Иваном в жаркой темноте комнатки, Юлия испытала убийственное желание — животное, дикое, как тогда, у нее в квартире, когда они танцевали. Она чувствовала себя развратной тварью, причем была уверена — он знает об этом. Чувствует телом, видит в глазах, читает в мыслях…
— Но я не могу уйти без него… — в конце концов, она заставила себя это прошептать.
— А! — оживился вдруг Белояр. — Братишка! Ха-ха-ха-ха-а!! Ну, конечно, как я мог забыть?! Тот, что отдал тебя на растерзание Медведю, чтобы остаться в целости самому?
— Не говори так! — Юлия резко села на лежанке. — Ты ничего не знаешь, совсем ничего!
— Куда мне…
— Он сделал это, потому что не мог иначе. — В голосе Юлии звенела уверенность, которой и в помине не было видно в ее глазах, наполняющихся слезами. — Он так сказал, чтобы выиграть время и спасти меня!
— О-о!! Естественно, как же иначе!
Было в этом высказывании Белояра нечто такое, что заставило слезы Юлии брызнуть из глаз двумя горячими дорожками. Сам же он, тоже сев на лавке, вдруг протянул ей руку.
— Вставай, — коротко скомандовал белый волк. — Покажу что…
Из дома Бера они выбирались через то самое оконце — благо, верхняя одежда и обувь оказались у обоих с собой. Сначала выпрыгнул Белояр, следом Юлия — прямо ему на руки. А перед этим, достав из-под лавки спортивную сумку, он спрятал туда полкраюхи хлеба и бутылку медовухи, нашедшиеся в комнате.
В кромешной тьме, с мокрыми под сильнейшим снегопадом лицами, загребая ботинками снег, они обогнули дом. Одной рукой Белояр придерживал на плече сумку, а другой крепко держал Юлию за руку. Хищно озираясь по сторонам, он уверенно вел ее почему-то в сторону бани. Глядя на очертания приземистого сруба, прятавшегося во мраке, Юлия стала невольно замедлять шаг — слишком неприятные и свежие воспоминания будило в ней это строение, служившее ей то тюрьмой, то местом подготовки к жертвоприношению.
— Куда ты? — прошептала она, останавливаясь, — Зачем?!
— Тихо… — приказал Белояр и дернул ее за руку, заставляя двигаться дальше.
Сопротивляться или спорить здесь, посредине двора, с риском быть в любую секунду схваченными, не имело смысла. И Юлия сдалась. Она уже не сопротивлялась и почти не удивлялась, когда, подойдя к бане, Белояр, вместо того, чтобы войти в нее, стал обходить домик. В торце его мерцало маленькое оконце — то самое, в которое она с такой тоской смотрела, сидя взаперти и ожидая приговора. Провожатый подвел Юлию именно к нему, нетерпеливо подтолкнув в спину.
— Смотри, — глухо сказал он. — Только осторожно.
Сначала она даже не поняла, о чем он, и тупо, в бессильном раздражении уставилась на черную стену. А потом вдруг заметила, что стекло мерцает не только отражением внешних отблесков. Сделав два шага вперед и привстав на цыпочки, Юлия с опаской приблизила лицо к окну.
Свечка стояла, скорее всего, на полу — как и в тот раз, когда здесь ночевала сама Юлия. Неверный, дрожащий оранжевый свет, но все же достаточный для того, чтобы разглядеть темные силуэты, двигающиеся внутри. Два человека, стоящие близко друг к другу, совершали в тишине ночи некий странный обряд. Их руки, то поднимаясь вверх, то плавно опускаясь, словно в ритуальном танце, сплетались и вновь расцеплялись, скользя друг по другу. Юлия не понимала, да и не желала понимать, с какой целью Иван решил показать ей очередной акт темной языческой магии, совершаемый здесь. Она и так уже слишком многое узнала того, чего ей знать было совершенно не нужно! Она собралась уже было отойти назад, оттолкнув Белояра, дышащего ей в затылок, как вдруг…
Сердце, сильно дернувшись, словно стремясь туда, за эту стену, вдруг остановилось. И заболел, заставляя закусить губу, маленький шрам на шее. С остановившимся дыханием, захлестнутым тяжелой волной ужаса, Юлия смотрела на то, как двое занимаются любовью. Это выглядело красиво, безумно и завораживающе привлекательно. Ничего удивительного. Если учесть, что один из любовников обладал античным гибким телом, руками тонкого рисунка и кудрявой каштановой шевелюрой, а другая поражала воображение роскошной женственностью форм, как вуалью прикрытых шелком распущенных длинных волос.
Она не знала, сколько времени подсматривает за чужим актом любви, — время перестало существовать для Юлии, поскольку перестала существовать она сама. Лишь когда Марк вдруг грациозным и энергичным жестом опустил Бояну на узкую деревянную полку, сейчас же склонившись следом, Юлия, моргнув, впервые за все это время очнулась. Она уже не смотрела на то, что происходит внутри. Просто не могла двинуться с места, а все стояла, не отводя глаз от маленького оконца. И тогда, постепенно, как бывает, когда меняется фокус телекамеры, увидела в темном зеркале стекла совсем другое. Собственное лицо, вдруг залившееся мучительной краской стыда. А за ним, совсем рядом — бледное, как снег, лицо Белояра.
— Ну, что? — Его голос не вернул Юлию к действительности, он просто раздался в том же кошмарном сне, от которого не было уже пробуждения. — Теперь ты можешь уйти отсюда? Без него?
Когда Юлия повернулась к Белояру — это была уже не она, а кто-то совершенно другой. И этому кому-то оказалось совсем не трудно сказать, не глядя в лицо собеседнику:
— Да… Могу.
Снегопад, и без того мощный, вдруг повалил с удвоенной силой. Белая мгла разлилась в воздухе, скрывая беглецов от ненужных взглядов. Правда, одна пара глаз все же провожала их, когда они уносились прочь, оседлав взревевший снегокат.
Очи цвета талого льда глядели им вслед, пока тонкие губы чуть заметно шевелились, шепча слова тайного наговора.
Глава 20
ПОТЕРЯ
Вкупе поезда «Москва — Владикавказ» стоял затхлый дух, навязчиво пахнущий рыбой и старыми половыми тряпками.
Серый полумрак помещения, рожденный вечными сумерками за окном, только усугублялся от призрачного, больного света мутно-желтой продолговатой лампы. В зеркале на двери ритмично мелькал черно-белый пейзаж зимней российской глубинки. Эти тоскливые придорожные столбы, приземистые домики станций и бесстыдно голые деревья — единственное, что двигалось в маленьком, пыльном помещении. Юлия и Белояр, сидя друг напротив друга на еще не застеленных бельем нижних полках, долгое время сохраняли несколько неестественную неподвижность. Впрочем, неестественной она могла показаться лишь человеку, не знающему о том, что этим двоим пыльная мрачная духота купе казалась сейчас верхом комфорта и уюта.
